Лев Корнешов - Последний полет «Ангела» Страница 44

«Для каждого времени своя одежка», — изрекла однажды Алевтина Васильевна. Вот и Теодор Петрович предпочитал, чтобы при взгляде на него вспоминались строгие, требовательные руководители коллективов, у которых даже внешний облик свидетельствует о любви к дисциплине и порядку. У себя в универмаге однажды пришлось ему вникать в конфликт, возникший между продавцом и шумной, крикливой очередью, выстроившейся за импортными костюмами. Теодор Петрович пытался спокойно, с достоинством растолковать крикунам, что полученная партия костюмов незначительна, что-то около трех десятков, устраивать очередь до соседнего дома просто нет смысла. «Сам небось нахапался! — заорала какая-то наглая покупательница. — Ишь, вырядился!» — «Фабрика «Большевичка», — Теодор Петрович охотно расстегнул пуговицу пиджака, отвернул полу и показал фирменный ярлык. Это, как ни странно, произвело на очередь успокаивающее впечатление. А секретик был простеньким: к импортному изделию пришивалась этикетка отечественной фабрики. Теодор Петрович ничего не имел против родных комбинатов массового пошива, но предпочитал импорт.

Алексей поймал себя на том, что слишком уж пристально рассматривает Теодора Петровича — только ли потому, что этот элегантный, словно только что сошедший с обложки киножурнала тип набивается в мужья Гере? «А чего? — подумал Алексей, — такой ведь действительно обеспечит ее икрой, билетами на заезжих эстрадных знаменитостей, вояжами в Сочи и бриллиантами на шею. Но ведь все равно сядет…» — эта быстро мелькнувшая мысль доставила удовольствие.

— Не смотрите на меня так косо, молодой человек, — доброжелательно улыбнулся Теодор Петрович, — мы с вами действительно соперники, но в разных возрастных и весовых категориях. Герочка сама выберет.

Он словно бы выставлял напоказ свою привлекательность.

— Я уже выбрала! — громко сказала Гера. — Папа, ты хоть усвоил, что я тебе представила своего жениха?

Алексей хотел объяснить, что Гера шутит, но девушка крепко сжала руку: помолчи. И он ничего не сказал, не возразил. Гера это отметила, благодарно заглянула ему в глаза, оживилась, раскраснелась, потащила Алексея от одних гостей к другим, и скоро он уже вконец запутался, кто есть кто в собрании чинных, хорошо воспитанных людей.

В этой квартире музыка звучала приглушенно, люстры горели вполнакала, здесь говорили вполголоса, и рюмки поднимали, не чокаясь, без звона. Алевтина Васильевна, неслышно проплывая по комнате, зорко следила за тем, чтобы все было в порядке на столиках, не убыли орешки в вазах и не остывал кофе, принесенный домработницей в накрахмаленном переднике.

Таких больших квартир Алексею еще не доводилось видеть, семьи его друзей жили в стандартных двух или (роскошь) трехкомнатных квартирках типовых домов, где потолки низко нависали над головами, а коридоры напоминали узкие пеналы.

— Ничего себе устроились, — сказал он Гере.

— Мой папа известный хирург, — напомнила, она.

— Я понимаю…

— Моя мама не менее известная торговая деятельница, — с непонятной интонацией продолжала девушка.

— Не заводись, — предупредил Алексей, уже несколько узнавший ее характер. — Я не хочу быть свидетелем семейных драм.

— Пожалуйста, обойдись без своей юридической терминологии, — Гера явно нервничала, она не могла сдержать себя, говорила колкости и от этого нервничала еще больше.

— Я и в самом деле впервые в такой роскошной квартире, — примирительно объяснил Алексей.

— Такие вот гнездышки разбросаны по всему городу. Пока вы строите лучшую жизнь, некоторые ее уже имеют.

— В этом городе тридцать процентов семей еще живут в коммунальных квартирах, — резче, чем хотел, проговорил Алексей.

Она добилась своего, неприязнь ее постепенно передавалась и ему. Гера налила в хрустальный стакан сок, бросила разноцветные шарики, объяснила Алексею:

— Это такой застывший лед. Вот тот, в сером костюме, постоянно шляется за границу и привозит маме всякие диковинные штучки…

Мужчину в сером Алексей узнал, это был директор самого крупного в городе научно-исследовательского института. Пренебрежение, с которым Гера говорила о нем, свидетельствовало, что особого уважения ни его научные, ни исследовательские заслуги у нее не вызывают.

Алексей чувствовал себя среди этих людей неловко, он был чужим, ему нечего было здесь делать. Вести светские беседы он не умел, да и не хотел, торчать застывшим изваянием в каком-нибудь дальнем углу нелепо.

— Зачем ты меня позвала? — спросил он Геру.

— Чтобы ты на них посмотрел.

— Какая в том необходимость? Ты ведь прекрасно понимаешь, что в этом мирке я чужой.

— Кошмар и катастрофа… — притворно вздохнула Гера. — Ему предлагают познакомиться с удивительными персонажами современной человеческой комедии, а он недоволен. Кстати, ты должен усвоить, что связи в наши дни ценнее бриллиантов. Раньше говорили: «Этот человек стоит столько-то». Сейчас, понизив голос, произносят с уважением: «Этот человек вхож в дом… допустим, Ивана Ивановича… А вот тот каждую неделю играет в преферанс с Петром Петровичем…»

Гости Алевтины Васильевны переместились к роялю. Очевидно, музицирование тоже входило в программу таких вечеров. Хозяйка дома подошла к Алексею и Гере.

— Ах, молодость! Теперь я понимаю, почему Герочка от вас без ума.

— Она мне никогда этого не говорила, — сдержанно ответил Алексей. Он не знал, как держать себя с этой дамой.

— Еще скажет, не сомневайтесь. Материнское сердце не проведешь. Не правда ли, Герочка у нас — сплошное очарование?

Гера фыркнула, злая гримаска скользнула по лицу и исчезла, растворилась в безразличной улыбочке:

— У нас всегда предпочитают знать реальную стоимость.

— Злюка, — сделав вид, что не обиделась, кокетливо проворковала Алевтина Васильевна. — Тебе не идет, милочка, хамство.

Ого, отметил Алексей, мадам может за себя постоять, ишь какой блеск в глазах!

— Скажи еще, что мамочка желает счастья и добра, — не унималась Гера.

— Разве ты в этом сомневаешься? Мы для тебя ничего не пожалеем, — Алевтина Васильевна почти вплотную придвинулась к Алексею. Можно было не сомневаться, что говорит она это искренне и действительно ничего не пожалеет для своей дочери из того изобилия, которым окружила себя. — Прошу тебя только, не груби Тэдди, не надо всем портить такой приятный вечер.

Зазвучала музыка, и Алексей с удивлением отметил, что за роялем — незаурядный музыкант. «Кто это?» — спросил Алевтину Васильевну. Она назвала известную в кругах любителей музыки фамилию, объяснила, что маэстро в городе на гастролях, но вот выбрал свободный от концертов вечер, откликнулся на приглашение.

Алевтина Васильевна явно гордилась своим «салоном» и желала, чтобы Алексей тоже заметил, как у нее мило, уютно и какие интересные люди здесь собираются. Выглядела она молодо, и даже косметика не старила ее, наоборот, умело подчеркивала серые глаза, матовый цвет лица, длинные ресницы, которыми она мило «хлопала». Вот только голос… Мягкий, доверительный, он время от времени выходил из повиновения, и тогда слова хозяйки дома звучали жестко, гортанно — так иногда переругиваются с покупательницами рыночные торговки. Это было чисто профессиональное — Алевтине Васильевне постоянно приходилось вышибать «дефицит» для своего универмага, укрощать строптивых продавцов и не в меру привередливых покупательниц.

— Вам нравится у нас? — не удержалась и спросила она Алексея.

— Не знаю еще, — стараясь, чтобы ответ не прозвучал резко, сказал Алексей. — Столько впечатлений…

Это уже позже придут мысли о том, на какие средства можно приобрести дорогие ковры, резную мебель, оригинальные картины в массивных рамах из красного дерева. А пока его подавляло обилие вещей, словно бы выставленных для обозрения. Он не мог сказать, со вкусом они подобраны или так, по случаю, не было у него житейского опыта общения с обитателями таких вот, похожих на антикварные магазины, квартир. Майор Устиян, наверное, серьезно бы сказал: и хорошо, что у вас нет такого опыта, лейтенант.

— Ну что это я к вам прицепилась? — Алевтина Васильевна вспомнила о своих обязанностях хозяйки. — Побегу дальше. Вам, наверное, лучше будет вдвоем. Воркуйте, пожалуйста.

Пока они разговаривали, отец Геры, Станислав Валентинович, накинул плащ и ушел, тихо прикрыв дверь.

— Он часто так, — безразлично сказала Гера. — Нет, чтобы уйти совсем. Я думаю: произойдет это когда-нибудь? Решится? Понимаешь, он действительно очень талантливый человек, и душно ему здесь, в этом мире, тяжело. Мама знает, что у него есть женщина, к ней он и уходит, когда невмоготу.

— Как же так? — изумился Алексей. — Да разве такое возможно?

— А тебе подавай прямую линию жизни? — печально спросила Гера. — Если друг — так настоящий, если семья — так незыблемая ячейка общества? В жизни не всегда так, как на плакатах.