Ирина Арбенина - Идол прошедшего времени Страница 44

— Нет… Хотя я специально спровоцировал его на резкий разговор. Это было нетрудно, зная вспыльчивость Арсения Павловича.

— Но вы подозреваете его по-прежнему?

— И не только его. Вы все под подозрением.

— Однако… Я так удивлен вашим возвращением!

— Удивлены не один вы… Корридов, кстати, уже тоже вернулся.

— Вот как?

— Я же уезжал для того, чтобы кое-что проверить… Но я хотел, чтобы преступник остался в неведении относительно истинных причин моего исчезновения.

— Вам угрожала опасность?

— Как и всем.

— Да-да… — пробормотал Кленский. — Все под подозрением, и всем грозит опасность.

— Верно.

— А вы, значит, просто уехали и теперь просто вернулись?

— Да, я вернулся. И надеюсь, не слишком поздно, — произнес непонятную фразу Филонов. — Ну, а как вы?

— Я?

— Как это вас, Кленский, угораздило? Такое впечатление, что вас отменно отдубасили!

— Видите ли…

— Этакие синяки на физиономии!

— Понимаете… — смущенно начал объяснять Кленский. — Бог Пан очень вспыльчив. А гнев Пана — это… ужасно. В общем, как выяснилось, у меня большие проблемы. Понимаете, Пан, кажется, приревновал меня К своей дриаде… Ревность божественных масштабов!

— Да, Пан способен на многое… — покладисто согласился Дамиан. — Может наслать тяжелый, давящий сон… Или внушить панический страх, и человек, испытывая ужас, бежит сломя голову, не разбирая дороги…

— Вы не поверите, Дамиан: так все и было, — печально кивнул журналист.

— Поздравляю! Грезы ваши, как отметили бы психологи, многоплановы и детализированы. Что характерно для личности интересной и значительной: с широким спектром увлечений и ярко выраженной потребностью в разнообразии.

— Спасибо, Дамиан, на добром слове…

— Да, Кленский, у интеллигентного человека с основательным гуманитарным образованием и белая горячка особым образом протекает. Не банально. Не какие-то там зеленые вульгарные чертики… Тут вам и сатиры, и вакханки, и сам Пан… Пить-то вам нельзя совсем, оказывается?

— Нельзя, — вздохнув, согласился Кленский. — Увы… Сорвался!

— Ну, хорошо хоть живы остались.

— Так вы считаете, я болен?

— Несомненно.

— Вообще-то… — Кленский обхватил руками голову. — Это действительно было похоже на болезнь. Наваждение какое-то! Мне чудились такие невероятные вещи…

— Судя по безумному состоянию, в котором вы находились, когда вас наконец поймали в лесу, так оно и было.

— Полагаете, краткое помрачение рассудка?

— Надеюсь, что краткое. Выбирайтесь-ка из своих пут… Давайте я вас развяжу! И идемте обедать — вам бульону надо крепкого.

Первой, кого Владислав Сергеевич увидел за столом, была Дашенька.

От неожиданности Кленский даже вздрогнул.

— Она жива? — обернулся он к Дамиану.

— Разумеется.

— Правда?

— А вы-то что вообразили, увидев эту милую девушку?

— Я подумал… Подумал: она, как Яша Нейланд!

— То есть?

— То да, то нет. То живая, а то…

И Кленский рассказал Дамиану о самой страшной сцене своих полночных блужданий по лесу.

— Ну, может, девица и впрямь принимала ванны в ночь полнолуния? — заметил Дамиан, выслушав рассказ. — Девушка поверила в легенду о чудодейственных купаниях в Купели Венеры. А вам показалось, что она мертва. Почудилось с перепою.

— С перепугу, — поправил сыщика, краснея, Кленский. — Может, все-таки спросить ее? — нерешительно заметил журналист.

— О чем? Жива она или нет?

— Была она там, в Купели Венеры, в полнолуние или нет?

— Если и была, вряд ли признается. Скромность девушек — главное препятствие в установлении истины. Это я вам как сыщик говорю.

— Но…

— Да хватит вам, Кленский… возвращайтесь в реальность! Ведь пока вы, очарованный дриадами, бегали по лесам, я, например, занимался делом.

— Каким, если не секрет?

— Теперь уже не секрет… Во-первых, сотрудниками нашего детективного агентства были собраны биографические и прочие сведения обо всех участниках экспедиции.

— Вот как?

— Да. А также составлены психологические описания, портреты…

— Тоже всех?

— Тоже.

— И меня описали?

— А как же! Сами же признавались, что это вы убили Яшу!

— Да это я так…

— Ничего себе «так»… Хотели отвести подозрение от Арсения Павловича?

— Конечно. Я всего лишь…

— Я не помешаю? — Кленского перебила подошедшая в этот момент к столу с какой-то кастрюлькой в руках Вера Максимовна.

— Нисколько. Вы очень кстати… Присаживайтесь! — любезно пригласил ее Дамиан.

— Благодарю. — Китаева села рядом у стола. — О чем беседа?

— Дамиан составил наши психологические портреты, — вместо сыщика ответил Кленский.

— Как интересно! Обожаю психологию… Это так увлекательно!

— Вы даже не представляете насколько, — хмыкнул Дамиан. — Итак, Китаева Вера Максимовна…

— Я?

— Именно.

— Что же вам обо мне известно?

— Не так уж мало. Вы, например, болезненно пунктуальны, скрупулезны. Чрезмерно чистоплотны и щепетильны. Неустанные заботы о нравственности подрастающего поколения. Налицо так называемые «качества праведника».

— А что, это плохо? — перебила сыщика Вера Максимовна. — Качества праведника?

— А что — хорошо? — парировал Дамиан. — Ведь, возможно, мы имеем дело с «защитным механизмом», давно известным в психологии. Человек не осознает своих действительных желаний и импульсов и заменяет их противоположными.

— Вот как?

— Например, нечистоплотность и склонность опаздывать превращаются в полную противоположность: человек становится болезненно чистоплотным и пунктуальным. Эта же «защита» приводит к образованию так называемых «качеств праведника».

— Вы говорите, «не осознает своих действительных желаний и импульсов»?

— Да!

— Но каковы же они тогда, по-вашему, эти «желания и импульсы»?! — негодующе воскликнула Китаева. — Не предполагаете ли вы, что я тайно мечтаю поваляться в грязи?

— Речь может идти не о физической нечистоплотности, а, скажем, об этической…

— То есть?

— О желании нарушить табу, диктуемые обществом…

— Какие табу? Не убий, не укради?

— Именно. Ведь у вас сильный характер, Вера Максимовна… Вы удивительно бесстрашны, вы упрямы. Вам, верно, тесно в рамках приличий? Вас сковывают табу…

— Да почему, блин, сковывают?! — возмутилась Китаева, вскакивая со своего места.

— Неужели вы иногда в волнении употребляете это слово? — отметил с непонятным удовлетворением Филонов. — Признаться, я тоже считаю, что оно удачно заполняет какую-то нишу в нашем великом и могучем языке…

— Просто я, увы, много общаюсь с молодежью! — отмахнулась, немного успокаиваясь, Китаева.

— Так вот, сильного дискомфорта, возникшего в результате какого-либо проявления нечистоплотности, можно избежать, если человек быстро компенсирует это каким-нибудь сверхаккуратным действием.

— Вот как?

— Например, женщина не вылезает из-под душа, смывая с себя не пот, а вину. Не физическую грязь, а душевную!

— Как говорил один мой знакомый художник, «не знаю почему, но сдается мне, что очень чистоплотные люди — плохие», — хмыкнул Кленский.

— Лихо! — Вера Максимовна приложила ладони к пылающим от негодования щекам. — Какое же конкретно «проявление нечистоплотности» я компенсирую своими якобы «сверхаккуратными действиями»?

— Какое?

— Да, какое? Убийство Яши Нейланда? Это вы хотите сказать? Так уж говорите прямо…

— Да не волнуйтесь вы так, милейшая Вера Максимовна, — заметил Дамиан, заглядывая в свой блокнот. — Я ведь буду говорить не только о вас.

— О ком еще?

— Обо всех.

— Правда? — Китаева заметно смягчилась. — Ну что ж… Послушаем! — несколько злорадно согласилась она.

— Теперь вы, Кленский…

— Уже — я? — тревожно встрепенулся журналист.

— Да, вы! Приступим. Итак… Экспрессивный, так называемый «истерический» тип личности.

— Я? Неужели?

— Именно так. Тем не менее вы, Владислав Сергеевич, убедили себя, что вы сторонник «золотой середины». И по мере сил какую-то часть своей жизни тщательно старались избегать любых крайностей и излишеств. Любого напряжения! Неважно, приятного или нет.

— Допустим…

— Но такая позиция, Кленский, комфортна для другого типа личности.

— Какого?

— Человека простого, несложного, лишенного противоречий, надежного и прогнозируемого.

— А я ненадежен?

— Как выяснилось! Прочность, лишенная яркости, — это явно не о вас. Вы интереснее и значительнее сторонников «золотой середины», сожалеющих о любых крайностях.