Леонид Словин - Теннисные мячи для профессионалов Страница 44

Компания сворачивала.

— Мы еще увидимся? — спросила Веда.

— Наверное. — Он помахал рукой, и Ширяева в ответ тоже подняла руку.

Наступало утро. В небе отделялись более глубокие черные тона.

У автостанции было заметное движение. Из Феодосии прибыл автобус — пустой, с одним-единственным пассажиром — тот, с которым четыре дня назад прикатил и Денисов, — тряский, отправляющийся с конечного пункта еще затемно. В заднем его стекле тревожно мигали многочисленные огоньки; это караван грузовых машин из Судака сигналил, обозначая обгон.

Денисов вышел на шоссе. Со стороны Судака оно постепенно «одомашнивалось», переходя в более или менее широкую улицу, впрочем, изрядно побитую. Деревьев и мазанок по другую сторону поселка было меньше, давала о себе знать «промышленная зона» — автостоянки, два или три склада, несколько гаражей.

Было еще темно, но на шоссе люди уже ждали попутных машин.

— На Симферополь? — спросил Денисов.

— Да, все на Симферополь. В аэропорт.

У почты степенный человек снимал навесные замки с кабин междугородных автоматов. Делал он это основательно, неспешно, на каждое отпирание уходило не меньше минуты.

Подумав, Денисов вошел в одну из кабин, опустил монету, набрал номер.

В Москве трубку снял Бахметьев, он все еще сидел за пультом дежурного.

— Новости есть? — Денисов поставил сумку. Куртка, жестко перехваченная у воротника, коснулась пола.

— Есть. Слушаешь?

— Да.

— Ты прав насчет второй женщины…

Внимательно перечитывая эссе убитого, этого нельзя было не заметить.

— …Сейчас позвонил Королевский; у соседей Волынцева в Харькове действительно лежала телеграмма. Когда он прилетел из Тувы, ему сразу ее вручили. И он помчался…

— Что в телеграмме?

— Королевский восстановил такой текст, — Бахметьев помешкал, надевая очки. — «Буду Москве проездом поезд 441 вагон 4. Если не встретимся, будь счастлив. Больше не могу. Прощай». И подпись. Какая — в жизни не догадаешься!

— Мне кажется, я знаю. — Денисов вздохнул. — Телеграмма была подписана «Отчий дом».

Даже отсюда было слышно море, неумолчное передвижение гальки. Будто кто-то невидимый, тяжелый, неспеша шел вдоль железнодорожного полотна, загребая ногами свежезасыпанный гремучий балласт.

За деревьями взмыли огни, несколько человек с обочины перешли на дорогу.

Денисов повесил трубку. Поправил под мышкой кобуру.

Преступление было раскрыто. Он мог не спешить.

Было справедливым, чтобы люди, пришедшие раньше его, уехали первыми.