Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг Страница 44

искусственное дыхание пытался сделать. И врач тоже пробовала! Куда там! Поздно! Ну, я позвонила в милицию… — Валентина Сергеевна горестно закачала головой. — Бог ты мой! Это же надо! Зачем она?.. Если бы я знала… Когда раньше Мара говорила, что повесится, я даже представить себе не могла, что она взаправду на такое решится. Думала, это она так, сгоряча… Нервы…

Стукнула входная дверь. Сорокин выглянул в коридор.

— Прошу сюда, — сказал он кому-то.

В комнату вошел судмедэксперт.

— Мы еще поговорим с вами. Подробнее, — сказал Кашелев.

Он попросил Велемирову побыть пока в другой комнате. Та вышла.

— Ну что ж, приступим, — предложил Кашелев врачу.

Он разъяснил понятым, что от них требуется.

Начали с осмотра трупа.

— Смерть наступила скорее всего от асфиксии, — сделал вывод судмедэксперт. — Типичные признаки… Как сами понимаете, Лев Александрович, окончательное заключение будет после вскрытия.

— Ясно, — кивнул Кашелев.

— Да, — добавил врач, — обратите внимание на царапины на теле умершей.

И он указал на несколько свежих царапин на щеках, шее и руках Маргариты Велемировой.

— Вы можете объяснить их происхождение? — спросил Кашелев.

Судмедэксперт пожал плечами.

— Прижизненные?

— Скорее всего, да, — кивнул врач.

Кашелев почему-то вспомнил кошку, зашипевшую на людей в кухне. Она принадлежала умершей.

Врач сел писать предварительное заключение, а следователь приступил к составлению протокола осмотра, места происшествия.

Помимо вешалки и кушетки, на которой лежала покойница, в комнате еще были аккуратно застеленная железная кровать с панцирной сеткой, трехстворчатый шкаф с зеркалом, раздвижной стол, накрытый льняной скатертью, этажерка с книгами, четыре стула, тумбочка. На ней — настольное зеркало, пудра, флакон духов «Красная Москва», расческа.

Над кроватью висел коврик, над кушеткой — увеличенная семейная фотография в рамке под стеклом. Мужчина и женщина, оба лет тридцати — тридцати пяти, за ними стояли мальчик-подросток и девочка со светлыми косичками.

«Наверное, Маргарита», — подумал Кашелев про девочку.

И от этой фотографии у него сжалось сердце. Улыбающееся детское лицо, раскрытые всему миру счастливые глаза…

И вот теперь Маргарита лежит на кушетке под фотографией, уйдя из жизни сама, по своей воле.

Веревка, на которой она повесилась, валялась у вешалки. Крепкая, новая пеньковая веревка.

Вокруг настольного зеркала веером торчали фотографии артистов: Евгений Самойлов, Владимир Дружников, Павел Кадочников, Любовь Орлова, Вера Марецкая, Людмила Целиковская.

Кумиры тех лет.

Рассматривая снимки артистов, Кашелев задержался на Орловой. И вдруг подумал, что умершая чем-то похожа на нее. Такой же мягкий женственный овал лица, пышные светлые волосы, разлет бровей.

Затем следователь ознакомился с расположением всей квартиры. Выяснилось, что две комнаты занимали родители Георгия, мужа умершей. В четвертой жила одинокая женщина, которая в настоящее время находилась на работе. Помимо коридорчика и кухни, других помещений не было. Туалет находился на улице. Отапливались печами. Дрова и уголь хранились в сарайчике неподалеку от дома.

Понятые подписали протокол, и Кашелев отпустил их.

Судмедэксперт уже закончил составлять предварительное заключение. Вручая его Кашелеву, он спросил:

— Труп можно отправить в морг?

— Да, конечно, — ответил следователь.

Санитары положили на носилки тело, накрыли простыней. Вынести носилки оказалось не так просто: слишком узок был коридорчик.

Свекровь покойной, наблюдая за тем, как мучаются мужчины в белых халатах, спросила срывающимся голосом:

— Товарищ следователь, когда хоронить-то можно, а?

— Через два-три дня, — ответил Кашелев. — Позвоните мне.

— Пятого, что ли? В праздник? — произнесла со вздохом Велемирова. — Может, раньше?

«У людей такое горе, а я с ними официально, сухо», — подумал Кашелев и извинительно пробормотал:

— Хорошо, хорошо… Постараемся раньше…

— Спасибо, товарищ следователь, — сказала Валентина Сергеевна и вдруг всхлипнула: — Люди радоваться будут, праздник справлять, а у нас — поминки…

Кашелев впервые видел ее слезы. Видимо, она могла сдерживать себя. И вообще, производила впечатление серьезной, несуетливой женщины.

— Мне нужно кое-что выяснить, — сказал Кашелев.

— Это понятно. Работа у вас такая… Может, зайдете к нам в комнату?

— Сначала я хотел бы поговорить с Николаем Петровичем.

— Поговорите, почему бы нет, — сказала Велемирова.

Ее муж был на кухне. Услышав, что с ним желают побеседовать, он поспешно загасил папироску в старом блюдце с отбитыми краями и прошел с Кашелевым на половину, что занимал с женой.

Комната была побольше той, в которой жили Георгий и Маргарита. И обстановка получше.

Уселись за стол. Кашелев вынул бланк протокола допроса свидетеля и стал заполнять данные Велемирова. Николай Петрович наблюдал за действиями следователя с безразличием, на вопросы отвечал неохотно и односложно. У Велемирова было морщинистое темное лицо, дряблая кожа, на шее висевшая складками. Следователь удивился, что ему всего пятьдесят три года. Выглядел он лет на десять старше.

— Где работаете? — спросил Кашелев.

— В ЦЫ шлка, — буркнул Велемиров.

— Где, где? — переспросил следователь, потому что ко всему прочему у Николая Петровича была жуткая дикция: проглатывал буквы, а то и целые слоги.

— Там, — показал куда-то Велемиров. — В Теплом проезде…

С трудом Кашелеву удалось понять, что речь идет о Центральном научно-исследовательском институте шелка.

Выяснилось, что Велемиров имеет среднетехническое образование — закончил в двадцатых годах тракторный техникум.

— Расскажите, пожалуйста, как все случилось, — попросил Кашелев. — Только подробнее.

— Подробно, значит… — медленно проговорил Велемиров.

Он достал из кармана пиджака пачку «Беломора», закурил. Руки у него дрожали.

«Контуженный», — вспомнил слова его жены следователь. Он не торопил допрашиваемого.

— Ну, значит, разложился я в кухне… Давно уже хотел привести лодку в божеский вид, — продолжил Николай Петрович, а Кашелев подумал: вот откуда там доски, фанера. — Оглянуться не успеешь — лето. Потом некогда будет… Жена пошла в магазин… Мара у себя в комнате… Еще я за водой сходил. К колонке… Вернулся… На плите в выварке белье кипит, через верх плещет… Я стукнул к Маре. Не отвечает. Крикнул ей: выйди, мол, белье посмотри… Молчит… Я приоткрыл дверь… Она висит в петле… Что делать, не знаю. Растерялся… А тут жена приходит из магазина… Закричала, выбежала… Вернулась с соседкой…