Розовая мечта - Людмила Григорьевна Бояджиева Страница 44

Родители Юлия погибли два года назад, вылетев в Екатеринбург на похороны бабушки. Юл сумел отвертеться от участия в траурной церемонии — у него как раз закрутился роман. Благодаря этому остался жив — Ту-144 рухнул, не успев набрать высоту. Отец Юлия, по профессии филолог, работал последние годы в каком-то АО, мать — учительница, занялась компьютерами. Способный мальчик, окончивший английскую спецшколу, поступил в Университет лингвистики (как теперь называется пединститут) на филологический факультет. После гибели родителей ушел в бизнес. Но заработал не много. Его, как говорят теперь, «кинули», т. е. облапошили, оставив с колоссальным, по мнению Юлия, долгом. «Кинул» Юлия лучший друг, уведя у него любимую девушку.

То, что Юл относится к Лизе серьезно и даже очень, он понял, естественно, после того, как красотка, оставив в его пепельнице окурок с кантиком алой помады, покинула его, профессионально виляя бедрами.

Они считались «женихом и невестой» со школьной скамьи. Но Лиза стала Лайзой, предпочтя научной деятельности карьеру фотомодели, а «семейному прозябанию» благополучную жизнь содержанки.

— Вы наверняка видели её в журналах. Лиза — наша ведущая фотомодель, полгода работала по контракту в Германии. Она бы там осталась, но Павел поехал и лично вывез её оттуда, — рассказывал Юл.

— Павел — тот самый Иуда?

— Да. Мы жили в одном дворе, учились в одной школе, дружили, но всегда ощущали между собой какую-то соревновательность. Вначале в отметках, велосипедах, одежде, потом в девочках… И, наконец, в деньгах… Павлу удалось то, что не смог сделать я — он сумел предложить Лизе очень высокую ставку…

— Я думала, речь идет о любви, а не о купле-продаже… Из-за этой девушки вы хотели стреляться?

— Сейчас я вижу, Владислава Георгиевна, что у вас седые виски. Рассуждаете, как моя мама… Да, красота сейчас товар. А Лайза — очень дорогая девочка. Ужас в том, что я не в состоянии её купить… Желткову в «Гранатовом браслете» княжна тоже была не по карману. Сомневаюсь, что он оставался бы так робок, а дама сердца так недосягаемо-холодна, если бы её воздыхатель был не телеграфистом, а графом-мафиози.

— Новое прочтение классики… Но мне ведь не надо вам объяснять, что существуют и другие ценности, кроме «хороших бабок»?

— Ну, видите ли, наверно. Только не в моем случае — я далеко не красавец, безработный, и, как утверждают — зануда. И при всем том зациклен на любви… Ведь самое смешное заключается в том, что с пятнадцати лет я мечтал о любви! Я надеялся, что Лиза меня полюбит! Вопреки внешности, отсутствию пробиваемости, бедности… Просто так, — за то, что я — это я! И никто, кроме меня — ни менеджеры, ни спонсоры, ни «крутые любовники», не смогут увидеть и оценить по-настоящему прелесть каждого её вздоха, взмаха ресниц, интонации, каприза… Прелесть её наивного цинизма, неумелой шутки, попытки казаться взрослой и опытной…

— Вы просто ошиблись, Юлий. Это бывает очень часто. Помните пушкинское — «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад»… Вы ещё найдете ту, которой понадобитесь со всеми вашими потрохами, умением любить. И ей-то придется платить очень дорого — преданностью, умением быть единственной, понимать, прощать, помогать…

— Эта оптимистическая нота, как я понимаю, звучит в финале «сеанса». А музыку вы не включаете? Что-нибудь типа «Гимна к радости» Бетховена или из Чайковского?

— Я уверена, что человек с юмором никогда не совершит безвкусный поступок. Это я про бритву и пистолет. И буду рада, если вы никогда больше не вспомните номер этого телефона.

Гера поздравил меня с победой во время ритуальной чашки кофе. Кажется, вся наша смена была в курсе истории с Юлом.

— А знаешь, Слава, по-моему, этот парень просто-напросто в тебя влюбился. — Он развернул принесенный из дома сверток с бутербродами с сыром и пододвинул мне. — Ты даже побледнела на почве профессиональной радости. А знаешь, в меня одна пациентка в прошлом году втрескалась. Пришлось подключать Аллу. Она объяснила, что я лыс, толст и многодетен.

— Ты очарователен, а тембр голоса, как у Левитана! — вклинилась наша самая молоденькая коллега — диспетчер Зоя. — Я и сама, когда иной раз подслушиваю твои сеансы, аж вся балдею… — Она нежно провела рукой по его лысому темени. — А почему сегодня твоя жена с колбасой бутербродов не сделала? Я сыр не очень.

— Ну, и наглая ты. Придется провести с тобой пару сеансов для гармонизации личности. — Гера с удовольствием откусил принесенный мной пирожок. Мы устраивали общий стол и пирожки проходили о первому разряду.

— Чего-чего? Гармонизации? — Захохотала Зоя.

— Вот именно этим я и собираюсь с тобой заняться…

— А, кстати, Владислава Георгиевна, я согласна с Герасимом Петровичем — Юлий Вартанов, 1973 года рождения, на вас зациклился. Такую лирику развел! Ух — просто заслушаешься — театр у микрофона!

— Зоя Андреевна, вы превышаете свои диспетчерские полномочия. Разговор специалиста с пациентом сугубо конфиденциален. — Строго заметил Гера.

Зоя пропустила реплику начальника смены мимо ушей и пододвинулась ко мне.

— А правда, как вы думаете, бывает настоящая любовь? У нормальных мужиков, а не у таких придурков, как этот Юл? Ну, конечно, в наши дни? Про классическую литературу я не знаю. И про ваше поколение тоже — романтики, БАМ, Днепрогэс, комсомольцы-добровольцы…

— Ты и впрямь полагаешь, что мне семьдесят лет? — Несколько опешив от характеристики «моего поколения» поинтересовалась я.

— Вы — классная женщина. Жаль, что у нас нет телекамеры. А то была бы наглядная агитация за радости жизни и счастливую супружескую жизнь.

Зоя взяла ещё один пирожок и я вздохнула — лесть тоже нужно оплачивать. Если эта девчонка, конечно, не посмеивалась надо мной.

Глава 17

…Но про телевизор Зоя накаркала. В один прекрасный вечер Серж пришел домой навеселе в полном смысле слова. Запах хорошего коньяка и черный костюм для торжественных вечерних мероприятий, хранившийся в гардеробной офиса Баташова, свидетельствовали о том, что время он провел не в архиве.

— Ах, так! Это теперь называется — «серьезное спецзадание»? — встретила я мужа в уютно журчащем холле. Фонтанчик работал исправно и к маске Тутанхамона мы уже привыкли.

— Не беспокойся, жена, все обошлось. — Сергей с шиком развалился в кресле. — Неси-ка рюмки, флакон и слушай.

Сейчас он действительно смахивал на голливудскую знаменитость, вернувшуюся с фестивальной презентации. Я «выставила» «Камю» и крошечные серебряные рюмки.

— Что, наградили «Пальмовой ветвью»?

Сергей насторожился:

— По фене не ботаю. Это ты так орден Ленина называешь? Так я не на