Галина Романова - Счастье по собственному желанию Страница 45

Потом она мыла, чистила, скоблила, перевешивала, двигала, стелила. Все на скорости, на одном дыхании. Стремление было одно: вымотаться до такой степени, чтобы сил осталось только на то, чтобы выпить чашку куриного бульона и рухнуть на новые подушки нового дивана. Чтобы ни о чем не думая, уснуть.

Но все равно думалось. Всякое… И плохое, и не очень. Еще хуже дело обстояло с вопросами, одолевавшими ее все то время, что она носилась по квартире с тряпкой и пылесосом.

Один особенно ей не нравился.

Зачем было Киму обращать ее внимание на ее преследователя, если она о нем не подозревала вовсе? Не заметила, и все. И если тот был бандитом и являлся правой рукой Кима, зачем было указывать на него? Чтобы она, обнаружив его, не испугалась? Не убедительно. Так бы и сказал: «Это мой человек, Люба, он тебя постережет, так что не бойся». К чему тогда весь этот фарс с предупреждением, с нагнетанием опасности…

Может, как раз для этого? Чтобы она боялась? Не дергалась и никаких телодвижений не совершала в сторону…

Куда??? Она же не знала, в каком направлении движется, вернее, в каком направлении ее двигают.

– Бредятина, – выдохнула Люба, без сил падая на диван.

Она только что покончила с уборкой. Прополоскала половую тряпку, повесила ее на трубу горячей воды. Вымыла руки, умылась. Выключила газ. И вытащила из кастрюли переваренную половинку курицы. Присыпала ее крупной солью и специями и оставила остывать. Поужинает потом. Нужно было немного отдохнуть и отдышаться после такого санитарного марафона. Шутка ли, вылизала квартиру за два часа до состояния, близкого к идеальному.

Она уселась на диван, утонув в подушках, и снова думала и думала. Ни одной путевой мысли в голове не было. Одна дрянь и утопия.

Всех-то ей было жалко, никого не хотелось записывать в преступники. И уж точно никто из ее окружения не подпадал под подозрение на роль убийцы милиционера и пожилой женщины. О том, что у Кима как у крутого московского бандита мог состоять на службе целый штат исполнителей, она, конечно, думала тоже. Но… И здесь ему находилось оправдание.

Не станет опытный киллер угонять машину, перед этим утопив ее водителя, для того, чтобы инсценировать дорожно-транспортное происшествие, как было в случае с Тимошей Савельевым. И не пойдет к нему в дом и не станет драться с его тещей, пытаясь отобрать бумаги.

Это было все как-то… непрофессионально, вот! Скорее спонтанно. Будто решение к убийце приходило внезапно. Будто подталкивал его действия кто-то или что-то.

Да не кто-то и не что-то, а ее болтовня по телефону убийцу подстегнула. Простая схема получается: прослушал – взвесил – принял решение – убил.

Все дело в ней и в бумагах. В них и ни в чем больше. Чем-то таким занимался Тимоша перед своей смертью, и о чем-то таком хотел поговорить с ней.

Как же он тогда сказал ей по телефону, дал бы бог памяти вспомнить более конкретно?..

Что-то говорил, кажется, о том, что ведет сразу несколько дел. И два из которых не терпят долгого ящика. И еще… так, уже теплее, теплее… Точно. Он сказал тогда, что хочет обсудить с ней одну проблемку. Да! Именно! Проблему, крохотную такую на первый взгляд, а там как знать, во что это выльется. Так ведь и сказал он тогда… кажется.

В ней все дело!!! В этой самой проблеме, которую хотел обсудить с ней Тимоша Савельев! И о ней наверняка упоминалось в тех самых бумагах.

Что же это?! Что за дело, что за проблема???

Нужно… Нужно было что-то делать…

Нужно узнать, что за дела велись Савельевым перед смертью, во! Наконец-то!!!

Ее просто пот прошиб от догадки, спрятанной на поверхности.

Тимоша погиб оттого, что копнул где-то, где копать не должен был. Так и нужно узнать, где же он взялся копать-то! Это же очевидно. И как Сечинов этого не понял до сих пор…

Люба повеселела. Повеселела не столько оттого, что додумалась хоть до чего-то, сколько оттого, что Ким снова оставался вне подозрений. Если бы было по-другому, Савельев не стал бы предпринимать никаких попыток, чтобы их свести. Хоть он и прослушивал ее телефонные разговоры в отсутствие Кима, и докладывал ему потом о результатах, он… Хороший он был. И никто не заставит ее думать по-другому. Никто!!!

Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть.

Она никого не ждала. Хотя впервые за все прожитые годы обрадовалась бы, как родному, Иванову. Что бы вот ему взять и зайти к ней на огонек. Ну, и попутно взять да и рассказать ей кое о чем. А начать с объяснений: почему же бросил трубку, не дослушав. Испугался?..

Это был не Иванов. На пороге, играя желваками от бешенства, стоял Ким.

Вошел без слов, потеснив ее в коридор. Тут же захлопнул дверь. Привалился к ней и уставился на нее со злым прищуром.

– Ну! Что скажешь, дорогая?! – последнее слово из его уст прозвучало скорее ругательством. – Что ты опять вытворяешь? Почему удрала?

– Ну…

Люба точно знала, что ни за что не скажет ему о своих подозрениях. Стыдно было. И за себя. И перед памятью о Тимоше Савельеве стыдно.

Она нервно заправила выбившиеся из пучка прядки волос за уши. С запозданием вспомнила, что она по-прежнему в старых штанах и футболке. И что не накрашена, о, боже!

– Решила, что нам… нужно некоторое время пожить отдельно, Ким, – выпалила она с запинкой. – Диван купила сегодня с креслами.

– Это я видел. Как Сячинов суетился вокруг тебя, тоже видел. И спрашиваю тебя сейчас совершенно не об этом. – Он вытащил руку из кармана джинсовой куртки и, ухватив ее за плечо, с силой тряхнул. – Так и будешь меня подозревать по гроб жизни, да?! Станешь всем верить. Всем Ивановым, Петровым, Сидоровым, Сячиновым. Всем, черт побери, кроме меня! Удрала, решив, что я снова тебе вру, так?! Что сказал тебе Сячинов, говори! В чем-то обвинял меня?! В чем?! В убийстве этого Головачева?!

– Нет, зачем?

Теперь вот, находясь с ним лицом к лицу, она снова растерялась. И в голове все тут же перепуталось.

Нет, чтобы он там ни говорил, а она поступила правильно, удрав от него. Рядом с ним все сразу переворачивалось с ног на голову.

– Эх, Любовь! Никогда мы не сможем быть с тобой вместе, если ты не научишься доверять мне. Никогда! Ладно, как знаешь. Я не навязывался тебе. И не собираюсь навязываться впредь. На вот, забери… – Ким отцепил пальцы от ее плеча, снова сунул руку в карман и, вытащив оттуда кольцо с бриллиантом, вдавил ей его в ладонь. – Пригодиться еще тебе сможет. Ты молодец все же, Любовь…

– В каком смысле?

Люба смотрела в его глаза, что мгновенно сделались чужими и холодными, и не знала, что ей можно и нужно сказать сейчас.

Правду? Упаси боже! Он же по стенке ее размажет, услышав, что она сбежала от него, потому что считает его бандитом и все его окружение считает бандитским тоже.

Начинать врать? Тоже пользы мало. Ким догадается мгновенно.

Лучше, наверное, было помолчать. Попереживать по поводу того, что он принес ей бриллиант, подаренный Богданом, у нее еще будет время. А пока…

– Можно я задам тебе несколько вопросов, Ким? – как она решилась на это, и сама потом вспомнить не могла.

– Валяй, – он ухмыльнулся одними губами, оставив глаза в прежнем, ледяном состоянии. – Только не спрашивай меня о том, кто я. Не скажу…

– Нет, об этом не буду. Только… Только поклянись мне, что будешь отвечать мне только правду. Или молчать, – она с силой сжала в ладони бриллиант, больно оцарапав кожу. – Лучше молчи, только не ври. Ладно?

– Попробую.

– Не хочешь взглянуть на мой новый диван? – зачем-то спросила она, хотя собиралась начинать не с этого.

Но он принял это как двусмысленное предложение и тут же поспешил с отказом:

– Не сегодня.

– Угу… Уже хорошо… Ты знал, чем конкретно занимался Тимоша перед смертью?

– Знал. Но не все. Но рассказывать не имею права. Дальше…

Дальше начиналось самое неприятное. Вопрос, который она ему уготовила, просился с языка еще вчера вечером. Промолчала. Не стала портить того, что между ними случилось. Сейчас момент назрел.

– Ты не знаешь случайно, чья машина мчалась на меня в тот день? Ну… под колесами которой я едва…

– Я понял, – перебил ее Ким и вздохнул, впервые опустив глаза на свои ботинки. – Знаю, чья это машина.

– Чья?

– Моя.

– И как ты это прокомментируешь?

– Она значилась с утра в угоне. Следующий… – голос Кима снова зазвучал жестко.

– Стекла в ней были тонированы? – почему-то не давали покоя ей эти самые стекла, то ли в памяти что-то витало, то ли догадка какая-то снова просилась всплыть на поверхность.

– Да. Как у всех. – Кима ее вопрос если и удивил, то вида он не подал. Сделался вдруг усталым и донельзя занятым, несколько раз нетерпеливо взглянув на часы на левом запястье. – Что еще?

– Ты знаком с этим парнем, что следит за мной?

Вот сейчас от его ответа зависело очень многое, если не все. Зависело, будет ли она ему доверять потом. Зависело, будет ли она с ним рядом когда-нибудь. Да и будет ли она вообще, зависит тоже.