Алексей Макеев - Чистосердечное убийство (сборник) Страница 45

Орлов молча пожал руку Ершова и открыл было рот, но Гуров опередил начальника:

— Отказался!.. Я сказал ему, но он не хочет оставаться в органах.

— Вот как? — удивился Орлов и прислонился спиной к дверке машины. — Жаль! А я полагал, что люди, дослужившиеся до майорского звания, сильные и деловые. Мы вот с Гуровым подумали расставить нескольких надежных офицеров на постах в вашем областном управлении. Чтобы, так сказать, быть в дальнейшем уверенными.

— Нет, спасибо, товарищ генерал. — Ершов покачал головой. — Я уже объяснял, что мне будет сложновато, не смогу я больше.

— Ну что же. — Орлов нахмурился. — Я думал, что вы покрепче. Хотя лучше так, сразу. Это будет честно. А я думал вас к Рогозину перебросить, в его ведомство. Какие-то вы тут, на местах, инертные. Помнится, когда я был майором… ты не забыл, Лев Иванович?

— Когда мы познакомились, ты был уже подполковником, — поправил генерала Гуров. — Мы с тобой никак не могли найти общий язык. Даже в Москве.

— А, ну да. Хотя неважно. — Орлов посмотрел на часы. — Ладно, садитесь, Александр Иванович, мы подбросим вас домой, а то дочка заждалась. Отмоетесь, отъедитесь, отоспитесь на домашней постели и, я уверяю вас, увидите мир в иных красках. Если будут проблемы, вы позвоните потом Рогозину, и он поможет вам с достойной работой в гражданской жизни.

В больницу к Седову они приехали уже поздно вечером. Главный врач лично распорядился, чтобы генерала и полковника из Москвы пропустили к пациенту. Седов лежал в отдельной палате. Учитывая сотрясение мозга, ему было запрещено смотреть телевизор, читать, слушать громкую музыку. Можно только лежать и желательно побольше спать.

Гуров тихонько приоткрыл дверь и увидел Алексея в больничном халате, вытянувшегося на постели поверх одеяла. Рядом стояла магнитола, из которой ровно, успокаивающе лился мужской голос. Гуров оглянулся на Орлова и виновато улыбнулся. Мужественный капитан Седов лежал и слушал радиоспектакль «Кот в сапогах». Орлов пару раз многозначительно кашлянул.

Седов открыв глаза, смутился и стал слезать с больничной кровати.

— Вот, Леша, из Москвы приехал генерал Орлов. Он хочет лично поздравить тебя и поблагодарить.

— Здравствуйте, товарищ капитан! — Орлов с самым серьезным видом пожал руку Седову, а потом хитро подмигнул Гурову. — Виноват, ошибся. Возраст, знаете ли, работа напряженная. Ну-ка, Лев Иванович, доставай подарок.

Гуров вытащил из внутреннего кармана пиджака полицейские погоны с двумя просветами и одной большой звездочкой. Он развернул их и водрузил на плечи Седова.

— Вот так! — торжественно объявил Орлов. — Приказом министра внутренних дел за мужество и героизм, проявленные при проведении оперативных мероприятий, вам, капитан Седов, досрочно присвоено звание майора полиции. Поздравляю, сынок. Молодец!

Седов, смущенный и взволнованный, не знал, о чем сейчас говорить.

— Лев Иванович… ой, виноват, и вы, товарищ генерал!.. Я от имени моих родителей приглашаю вас к нам. Вы еще долго пробудете в Самаре? Я так много рассказывал маме и папе про Льва Ивановича, что они теперь хотят познакомиться с ним… с вами лично.

— Извини, сынок. — Орлов развел руками. — Тебе еще с неделю тут валяться, а у нас служба. И вообще я забираю Льва Ивановича с собой в Москву. Хватит ему тут вам носы подтирать. Теперь уж вы сами как-нибудь. Кстати, если не передумал, то полковник Рогозин тебе местечко прибережет. Ему толковые и крепкие ребята нужны. Или ты к себе в хозяйственное управление вернешься?

— Нет. — Седов широко улыбнулся, посмотрел на Гурова и опустил глаза.

— Видишь ли, Петр, — попытался объяснить Гуров. — У этого парня есть серьезные проблемы при объяснении с девушками. Они не понимают всей героики службы по хозяйственному ведомству. Им ведь нужны схватки, погони, чтобы потом упасть в объятия не снабженца, а мужественного красавца.

— Вон как чисто выводит! — похвалил Орлов. — Не зря, значит, жену-актрису отхватил.

— Да, Леша! — Гуров виновато улыбнулся. — Мария и Алена передавали тебе большой привет и пожелания быстрейшего выздоровления. Будешь в Москве — заходи, звони. В театр сходим!

Оля услышала звонок в дверь, когда гладила отцовские рубашки. Кто там? Отец своим ключом открывает. А может?..

Оля поставила утюг и прижала руки к щекам, которые вдруг стали полыхать жаром. Она пошла к двери, чувствуя, что ноги ее плохо слушаются. Тихо. Больше никто не звонил. Девушка посмотрела в глазок.

Матвей стоял у противоположной стены, глубоко засунув руки в карманы брюк и глядя себе под ноги. Оля прижалась лбом к холодной обивке двери и закрыла глаза. Все-таки он пришел. Но теперь все совсем не так, как две недели назад. Мир изменился, потому что сама Ольга стала другой. Но это же был Матвей. Его руки и губы она ощущала когда-то. При этих мыслях ее тело болезненно сжалось, покрылось мурашками. Внутри все завибрировало. Комок поднялся к самому горлу. Снова как в кошмаре вспомнились чужие похотливые грязные руки.

Оля два раза повернула ручку на замке и открыла дверь. Она стояла, прижавшись спиной к стене, и ждала. Матвей наконец-то сделал несколько шагов к ней. Они замерли по обе стороны приоткрытой двери и не видели друг друга. Только слышали.

— Оля, я соскучился.

— Неправда, — одними губами произнесла девушка. — Когда люди скучают, они ведут себя иначе.

— Прости, если бы я был рядом, то с тобой, может, и не случилось бы всего этого. Тебе было страшно?

— Мне и сейчас страшно. Неужели ты не понимаешь самого главного? — Ольга вдруг почувствовала, как ее стало переполнять возбуждение, обида полыхнула огнем, начала рвать грудь. — Ты предал меня, просто бросил.

— Оля, но ты же должна понять, какая обстановка у меня дома была тогда. О тебе никто и слышать не хотел. — Матвей чуть помедлил и снова заговорил, но теперь уже глухим чужим голосом: — Ведь Александра Ивановича подозревали в убийстве моего отца.

— И ты поспешил поверить, да? — быстро проговорила Оля. — Ты так вот запросто отказался от меня, а виновата ли я в чем-нибудь? Ты разве не мог прийти тайком, не понимал, что со мной творится? Тебе не ясно было, что я совсем одна? Это страшно, Матюша!

— Я согрею тебя, обниму, и ты все забудешь!

— Нет! — почти крикнула Ольга, боясь, что Матвей сейчас сделает шаг и окажется в квартире, еще ближе к ней.

Пока она не видит лица парня, ей легче говорить, остановить его.

— Нет, Матюша. Уходи. Я не смогу больше относиться к тебе как раньше. Все изменилось, стало совсем иным.

Оля еще что-то говорила, пока до нее не дошло, что она слышит удаляющиеся шаги по ступеням. Дрожащая рука нащупала замок, толкнула дверь и повернула рукоятку два раза.

«Все? А если он придет еще раз? Смогу я его прогнать? А если он кинется целовать, обнимать, смотреть в глаза? Нет! — Внутри все снова взорвалось при мысли об объятиях и мужских руках. — Ни за что! Он предатель, такой же, как они все!».

Отец пришел вечером, когда уже смеркалось. Он молча разулся, поцеловал дочь в лоб и ушел в комнату. Александр Иванович вернулся через две минуты, переодетый в домашние брюки и джемпер, неторопливо вымыл руки. Они сейчас почти не разговаривали, как это бывало раньше. Так только, на самые необходимые темы. Оля понимала, что отцу тяжело. Он так ни разу и не спросил про Матвея, а она сама ничего не рассказала.

— Папа, может, ты выпить хочешь? — вдруг спросила Оля. — Ты такой напряженный все эти дни. Если хочешь, то я купила.

Отец удивленно посмотрел на дочь. Потом недоумение сменилось какой-то болезненной гримасой, появилась жалость и… нежность.

«Бедная девочка! — подумал бывший участковый. — Она все видит и понимает, хочет, чтобы все это прошло быстрее. Глупенькая! Невозможно отодрать от себя два десятка лет службы и выбросить, как будто их и не было».

Александр Иванович улыбнулся и положил широкую ладонь на узенькую тонкую кисть дочери. Он хотел сказать что-то доброе, успокоить, пошутить, увидел, как ее глаза наполнись надеждой, что вот-вот все хорошее вернется в их мирную квартирку. Как в детстве! Ведь Оля и сама уже второй год жила в Самаре, в студенческом общежитии, но их квартира — это детство дочки, ее мирок. Он должен остаться прежним.

Раздался звонок в дверь, какой-то совсем чужой, незнакомый. Оля и отец недоуменно переглянулись. Потом Ершов встал и прошел к двери. Девушка слышала, как он с кем-то поздоровался. До нее отчетливо доносился и второй мужской голос. Потом дверь закрылась, и шаги стали приближаться. Оля вся подобралась, но почему-то не чувствовала страха.

Она не сразу узнала в этом высоком статном молодом мужчине в полицейской форме с майорскими погонами на плечах того самого Алексея, который первым пробился к ней в этот чертов ангар. Она помнила, как он сидел с окровавленным лицом, сжимая в руке пистолет, и говорил с ней. Этот парень тогда еще и пытался ее успокоить. А еще Оля не забыла, что потом, когда уже приехали другие полицейские и «Скорая помощь», она как сумасшедшая все время плакала и бегала его целовать.