Марина Островская - Черная вдова Страница 45

— Петр Иванович? — перегнувшись через калитку, окликнул его Старостин.

Мужчина замер, обернулся, некоторое время всматривался в незнакомца, после чего неторопливо направился к нему.

— Он самый, — приближаясь, отозвался Данилин. — С кем имею честь?

— Майор Старостин, Московский уголовный розыск, — представился гость, демонстрируя удостоверение.

— Ну и ну! — удивился Данилин. — Я-то в вас сразу следователя вычислил, но не предполагал, что из такого далека пожаловали. Это по какому ж поводу старика вспомнили?

— По служебному, Петр Иванович.

— Так ведь я давно на пенсии.

— Меня привели к вам, так сказать, дела давно минувших дней.

— Тогда входите, — Данилин открыл калитку, пропуская гостя во двор. — Присядем?

Они прошли к вкопанному в землю столу с двумя небольшими скамейками возле него.

— Рассказывайте, что вас в такую даль забросило.

— Я, Петр Иванович, расследую убийство, недавно происшедшее в Москве. В одном лесопарке нашли труп женщины, на теле которой обнаружено двадцать восемь ножевых ран. Есть одна интересная деталь: на обеих щеках жертвы были также порезы в виде креста. К тому же лицо сильно измалевано косметикой: губы в помаде тени всякие, белила. Все говорит о том, что убийство совершено человеком с патологическими отклонениями в психике. Я поинтересовался, не случалось ли что-либо подобное раньше. И мне удалось выяснить, что ровно десять лет назад здесь, в Калининградской области…

— Да-да, припоминаю, — перебил его Данилин. — Было нечто подобное в Светлогорске. Я тогда работал в уголовном розыске, и этим занимался наш отдел.

Однако убийцу мы так и не нашли. Помнится, как раз много шума было по поводу Чикатило и витебского дела. Наше начальство перепугалось: вдруг и у нас в области завелся подобный монстр? Понятно, кому хотелось прогреметь на весь Союз, как Ростов и Витебск? Тем более что город — курортный. Но все обошлось, ничего подобного больше не случалось. Во всяком случае, пока я работал, убийств с подобным почерком не было.

— А деталей каких-нибудь не припомните? Кем была погибшая, найдено ли орудие преступления?

— Нет, ножа не нашли. А насчет убитой… Фамилию забыл, а вот род занятий — портовая проститутка, как нам удалось выяснить. У нас их к тому времени много развелось. Моряки, понимаете ли, все при деньгах, да после воздержания… И иностранцы тоже. Немцы ж в свой Кениг, как арабы в Мекку, ломятся. Но не думаю, что между этими делами существует некая связь. Все-таки десять лет прошло. К тому же от Светлогорска до Москвы приличное расстояние…

— Расстояние в наше время не препятствие.

Данилина слова майора не убедили:

— Даже если в обоих случаях убийца — один и тот же человек, сомневаюсь, что вам удастся найти зацепку и свести эти два дела воедино.

Старостин хитро посмотрел на собеседника.

— Это как сказать… Видите ли, Петр Иванович, кое-какая зацепка у меня уже есть. Поэтому и сижу тут перед вами. Не припомните ли еще такого: 11 июля того же 1989 года в реанимацию попала некая Леокадия Кошелева — зав постановочной частью вашего областного драмтеатра. Эта фамилия вам ни о чем не говорит?

Данилин усмехнулся:

— Ляля Кошелева? Как же, как же, небезызвестная личность.

В предчувствии удачи Старостин нервно пошарил рукой в кармане и достал сигареты.

— Богема… Эта публика, — продолжал Данилин, — никогда не отличалась высокой нравственностью. К Ляле Кошелевой это имеет прямое отношение. К тому же город у нас — портовый, а потому проблемы с наркотиками, проституцией, сводниками, фарцовщиками всякими были всегда. Вот и за Лялей грешки велись: она покуривала «травку» и приторговывала ею заодно. Правда, надо отдать должное: с поличным схватить нам ее ни разу не удалось. А вот административные задержания за сводничество случались, но без серьезных последствий для Ляли. То руководство театра ее отмазывало, то еще кто-нибудь сверху звонил…

— Кошелева была таким ценным работником? — поинтересовался Старостин.

— Да кто их там разберет? Обеспечивала, так сказать, весь комплекс услуг. Кому надо…

— И как же ей опекунство доверили над племянницей?

— Вы и про это знаете? — удивился Данилин.

— Работаем.

— Так ведь не было оснований для отказа: судимостей за ней не водилось, а девчонке она была ближайшей родственницей. Ох и намучилась она с ней!

— Кто с кем?

— Племянница с теткой. У той квартира была — настоящий притон.

Постоянно «девочки» ее собирались, пьянствовали, дебоширили. А Натаха в школу ходила, уроки надо было делать… Училась она плохо, да это и понятно — ходила вечно полуголодная… В одном ей повезло: в театре ее любили, выросла, можно сказать, при нем. Пока не подросла. А там уже произошла эта история с теткой.

«Вот они откуда — самостоятельность, любовь к театру и скрытность», — подумал Старостин.

— Вы так хорошо помните о какой-то там девчонке-подростке.

— Так ведь моя дочка младшая с нею в одном классе училась, — усмехнулся пенсионер. — Наташа и дома у нас нередко бывала. Город-то у нас не очень большой. Военных, конечно, много, но они всегда особняком держались. Да и вообще — мир тесен.

— Это точно, — согласился Старостин и решил быть поаккуратнее в своих расспросах.

— А что между ними произошло в тот вечер? — поинтересовался он. — Между, как вы говорите, Лялей и ее племянницей.

— Нам удалось узнать немногое. Судя по тому, что рассказали соседи, подрались они тогда. Видно, девчонка толкнула тетку, та упала и разбила голову.

— А на какой почве могла возникнуть ссора?

— Почва?.. — Данилин как-то странно усмехнулся и посмотрел в сторону. — Почва… В принципе об этом многие знали. Дело в том, что Кошелева была, как сейчас принято говорить, нетрадиционной сексуальной ориентации.

— Лесбиянка? — уточнил Старостин.

— Именно. Видимо, потому она и не стала писать заявление на племянницу, чтобы не вытаскивать все это на свет божий. А девчонка, как я предполагаю, испугалась и убежала из дому. Мы ее пытались разыскать. Работал по этому делу капитан Михайлюк — сосед их, кстати, по дому. Но все безуспешно. А потом я ушел на пенсию…

— А капитан Михайлюк еще работает?

— Нет, он еще при мне уволился, уехал куда-то.

— Куда, не подскажете?

— Понятия не имею, — вздохнул Данилин. — Может, на родину — он с Украины родом. А может, еще куда… Кто их знает. Разбросало людей по свету.

Вот один мой сослуживец в Белграде осел.

— В Белграде?

— Уехал в девяносто втором в Боснию добровольцем, с сербами против мусульман воевал, да так в этой Югославии и остался. Приженился вроде на местной, теперь вот и гражданство югославское получил. Вот как оно все поворачивается…

Старостин постарался вернуть разговор в прежнее русло:

— Скажите, Петр Иванович, а как случилось, что Наталье пришлось жить с такой опекуншей? Как она осиротела, иными словами?

Данилин отвел глаза и заговорил, глядя куда-то в сторону:

— Нехорошая история приключилась. Ехали ее родители на машине и врезались на скорости в дерево. Оба погибли.

— Да, — вздохнул Старостин, — неприятная история. Ну да что ж теперь…

С каждым такая случайность приключиться может.

— Так ведь в том-то и дело, что вовсе не случайность виновата.

Виноватым оказался один большой партийный работник — ехал пьяным за рулем служебной «Волги». Из-за него все и произошло. Ну, дело замяли, как полагается, перевели его с повышением в другое место.

— Вот, оказывается, в чем дело.

— Именно в этом. Кстати, как вас, простите? Майор Старостин? Первым секретарем был ваш однофамилец…

Утром следующего дня Наталья встретилась с Михайлюком.

— Я все узнал. — Федор был необычайно оживлен и то и дело взмахивал руками. — Шеф вчера по пьяной лавочке проболтался. У него ведь общие дела с Ольшанским по рекламной части. Гатаулин в счет аванса выдал Ольшанскому крупную сумму денег… Наличкой! И не просто наличкой, а «зеленью». Правда, сколько там, точно сказать не могу. Ольшанский держит их в своем офисном сейфе.

— Ну и что?

— Как что? — выкатил глаза Михайлюк. — Ты, может, порвала с ним?!

— Нет. И сегодня Андрей пригласил меня в ресторан. Но я не стану заниматься вымогательством, — с неожиданной твердостью заявила Наталья, — и на вашу хату его не поведу, хоть ты, дядя Федор, что хочешь со мной делай.

— Заткнись, дура! — грубо рявкнул на нее Михайлюк. — Или предпочитаешь зону топтать? Она напряженно молчала.

— Ладно, — неожиданно смягчился он, — от тебя ничего такого и не требуется. Хочешь крутить с ним — крути. Погуляйте в кабаке, пригласит к себе — да ради бога, иди. В общем, не будем торопить события. Я еще покумекаю.

Оставшись в машине один, Федор некоторое время молча сидел за рулем и курил. Он солгал, успокаивая Наталью. Еще накануне вечером, узнав, что в офисе Ольшанского хранится крупная сумма денег в американской валюте, он составил план действий. Намерение рекламщика провести сегодняшний вечер и, возможно, ночь с Натальей было ему только на руку и ускоряло развязку.