Лариса Капелле - Философский камень Медичи Страница 45

«Врагам не прощают», – вертелось в голове Софьи. Как она могла даже подумать простить и отпустить Елену и Дмитрия. Пусть Елена была больна, Дмитрий слаб, но они продолжали оставаться опасными. Она не имела права рисковать, слишком многое стояло на кону. Необходимо было проверить все связи Елены на свободе, и не медля! Положение Василия продолжало оставаться шатким. Она слишком хорошо помнила тот день, 4 февраля 1498 года. Вся Москва была на коронации княжича Дмитрия, сына Елены Волошанки и Ивана Молодого, когда в присутствии митрополита, самых именитых бояр и князей Иван Третий благословил внука на великое княжение. В Успенском соборе на Дмитрия возложили бармы и Шапку Мономаха, а после задали великий пир всем на удивление. Вся Москва была на этой коронации и на пиру, вся, за исключением ее, Софьи Палеолог, Великой княгини и ее сына Василия Ивановича. Помнила отчаяние, с которым сын метался, словно молодой тигр в клетке, а она сидела молча.

– Борьба не окончена, – произнесла она тогда, – сядь и успокойся. Мы проиграли эту битву, но не забывай, война не окончена и, главное, мы живы!

– Ну и что с того, что мы живы! Лучше умереть, чем терпеть такое унижение! – закричал Василий в ответ.

Она прекрасно знала, что имел в виду ее сын. Всего лишь месяц назад все их сторонники, все преданные им люди – Владимир Гусев, Афанасий Еропкин и другие – были казнены, даже личных служанок Софьи, и тех не пощадили. Только вмешательство церкви спасло Софью и Василия. Но они оставались под домашним арестом.

– Пока я жива, я не сдамся, – произнесла тогда Софья, – Василий, ты слышишь, я не сдамся, и ты не сдашься, мой сын! И что бы ни случилось, мы будем бороться, и поверь мне, мы выиграем. У нас нет другого выхода, мы обязаны выиграть!

Все это вспомнилось за несколько секунд. И сейчас ее соперница, которая гордо стояла на той коронации по левую руку Великого князя, словно она, а не Софья, была законной женой, а вовсе не невесткой, была перед ней. Былое унижение плеткой хлестнуло по сердцу. Христианское милосердие было для нее, Великой княгини Московской, царевны Царьградской недоступной роскошью. Маленькая девочка Зоя Палеолог на всю жизнь запомнила уроки своего отца: «Змею не приручишь, – говорил он, – для нее – только смерть. И враги, как змеи, – ничего не прощай и ничего не забывай!»

– Не будет тебе свободы, ни тебе, ни сыну твоему! – отчетливо, словно забивая гвозди в гроб Елены и Дмитрия, произнесла Софья. – Умрете в заключении, и сегодня же прикажу Дмитрия перевести в острог на Белоозеро. Оттуда ни ты, ни друзья твои вызволить его не сможете, а тебя в яму – завтра же, тогда эта тюрьма раем покажется!

Елена с неожиданной ловкостью поднялась и тигрицей бросилась на княгиню. Если бы не подоспевшие вовремя стражники, Софье пришлось бы плохо, больная Елена потеряла не все свои силы. Стражники оттащили беснующуюся Елену и бросили на пол. Но та тут же успокоилась и посмотрела на Софью горящими непонятным, дьявольским огнем глазами. Медленно поднялась, держась дрожащими руками за лежак. Потом неожиданно поднеся руку ко рту, впилась в нее зубами, да так, что из образовавшейся раны потек алый ручеек. Стражники и Софья, словно зачарованные, наблюдали за странными действиями Волошанки. Охранники на всякий случай даже выставили вперед копья. Но Елена со странной улыбкой застыла на месте, поднеся раненую руку ко рту, словно пила собственную кровь. Смутная идея промелькнула в голове Софьи. Ей казалось, она слышала нечто подобное от одной колдуньи. «О Господи, защити!» – пронзила мозг внезапная молитва, Софья отшатнулась было и хотела броситься прочь. Но было уже поздно. В этот же самый момент Елена выплюнула всю набранную в рот кровь на Софью и, уставив на свою соперницу больше похожий на коготь палец, четко, выделяя каждое слово, произнесла:

– Проклинаю тебя, Зоя Палеолог, проклинаю, пусть кровь моя на тебе станет силой моего заклятия. Сам Сатана будет мне свидетелем, всей силой адовой проклинаю, не будет ни тебе, ни детям твоим на этой земле покоя.

Софья смертельно подбледнела и отшатнулась:

– Подумай о душе своей, несчастная! Окстись! – истово зашептала она, крестясь.

– Ничего слаще для меня этой мести не будет. И даже если гореть в аду мне, не боюсь я этого, ничего не боюсь. Потому что со мной и ты, и дети, и внуки твои гореть будут. А голубиная душа сыночка моего на небо, в чертоги Господа вознесется. Только его любила я на этой земле, только его и люблю. И отомщу за жизнь его мученическую, и ничего для меня слаще этой смерти нет. Ты поняла меня!

Софья с ужасом смотрела на Елену, словно завороженная. Ей бы повернуться, уйти, броситься к митрополиту в ноги, чтобы молился вместе с нею. Отмаливать это страшное проклятье. Но она не могла сдвинуться с места, будто дыхание вечной пустоты заморозило, сковало по рукам и ногам, а языки пламени начали лизать лицо.

– Не боюсь я ада, ничего не боюсь, но и тебя со мной туда возьму! – продолжала удивительно спокойным голосом Елена. – И семя твое не прорастет на этой земле, а заглохнет навсегда. Проклинаю потомков твоих, исчезнут они, словно быльем порастут. И ни за какими стенами не укроешься ни ты, ни дети, ни внуки, ни правнуки твои от проклятья моего на веки веков…

Софья наконец нашла в себе силы развернуться и самым быстрым, на какой хватало сил, шагом броситься прочь. Но и вслед ей летело беспощадное:

– Прощай, Зоя Палеолог, и до встречи… в аду!

Кася приходила в себя медленно. Сначала увидела расплывчатый свет, который становился все более и более ярким. Потом услышала шелест аппаратов и, наконец, голоса. Она их знала, эти голоса, особенно один из них.

– Она пришла в себя, – произнес кто-то по-итальянски.

– Кася, Кася, ты жива! Ну и напугала же ты меня, да не только меня, нас всех! – над ней склонился Кирилл.

Кася перевела взгляд на фигуру человека, стоявшего рядом с ним. Она тоже его знала. «Брат Паоло», – подсказала память. Он смотрел на нее с явным облегчением.

– Добро пожаловать в наш мир, Кассия Кузнецова! – одними глазами усмехнулся монах. – Хотя честно сказать, вы – счастливица!

Кася перевела взгляд на третью фигуру. Ей вновь стоило неимоверных усилий, чтобы вспомнить, кто находится перед ней. Комиссар Баттисти.

– Сильвия, – прошептала она, – Сильвия… – и силы оставили ее.

– Не напрягайтесь, вам не нужно сейчас волноваться, – успокаивающим голосом произнес брат Паоло.

– Сильвия находится там, где должна находиться, в следственном изоляторе, – вступил в разговор комиссар Баттисти, – и хотя сестричка молчит, братик разливается соловьем, и у нас уже достаточно материала на несколько пожизненных заключений.

– Я ей поверила, – вновь прошептала Кася, и горечь подступила к горлу, Кирилл молча сжимал ее руку.

После этого она вновь провалилась в забытье. Она пришла в себя через несколько часов. Кирилл сидел рядом, за небольшим госпитальным столиком, и набирал что-то на своем ноутбуке.

– Кирилл, – позвала она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, гораздо лучше, – говорить на этот раз ей было значительно легче.

– Доктор сказал, что через пару дней окончательно оправишься, на твое счастье, Сильвия плохо рассчитала дозу.

– Что произошло, Кирилл?

– Знаю только то, что рассказал брат Паоло. Комиссар Баттисти потерял твой след в Мюнхене. Нашли профессора Кронберга, тот им рассказал о твоем последнем вопросе, касающемся Фоскари. Доктора застали в его городской квартире. Он был в полном недоумении и изрядно разозлен на тебя. Он рассказал, как ты покинула его дом не попрощавшись – его никто до тебя еще так не оскорблял. Он же дал адрес племянников.

– Сильвия заставила меня уйти, говоря, что мне угрожает опасность… – Кася замолчала, и досада на собственную глупость заставила ее покраснеть, – она сказала, что это доктор Фоскари убил отца Антонио. Все выглядело так убедительно… Она даже звонила своему другу в полицию Рима.

– Я бы и сам попался на это, не переживай, – понял ее чувства Кирилл, – на самом деле она звонила на мобильник присутствующего тут же Андреа. У мобильника, конечно, предварительно отключили звонок.

– А доктор Фоскари? Он знал?

– Ты уверена, что не устала? Может быть, поговорим завтра?

– Нет, мне очень важно все знать, – продолжала настаивать Кася, – и я себя чувствую гораздо лучше. Сколько, кстати, времени прошло?

– Сегодня третий день.

– Третий день!

– Да, моя дорогая, ты не очень хотела приходить в себя, как всегда, упиралась! – улыбнулся он.

– Расскажи мне все, для меня это очень важно! – вновь охрипшим голосом прошептала она.

– Хорошо, начну сначала, отец Антонио познакомился с профессором Луиджи Фоскари достаточно давно. В это время он писал свою книгу по истории церквей Флоренции. Поэтому вполне естественно, что когда Антонио понадобилась информация о Медичи, он снова обратился к Фоскари. Но доктор был в отъезде, и он попал на Андреа и с тех пор общался исключительно с братом и сестрой. Я думаю, что настоятель искренне полагал, что доктор был в курсе. Кроме того, Сильвия отправляла мейлы от имени Фоскари, и письмо Кронбергу отправила тоже она. Кроме того, она рассказала отцу Антонио историю их семьи. Ее логика была безупречна: потомки Медичи и Альберони должны были вместе завершить поиск их предков.