Полина Дашкова - Питомник Страница 46

– Илья Никитич! Простите, я немного опоздала. Доброе утро. Пойдемте скорей в машину, сейчас ливанет.

– Привет, Варюша. Я уже думал, ты не придешь.

– Разве я когда-нибудь обманывала вас?

– Нет, но мало ли? Ты барышня капризная, непредсказуемая. Ладно, в любом случае спасибо, что пришла.

– Ага, попробовала бы я вас кинуть!

– Куда?

– О Господи, Илья Никитич, вы что, не знаете, это выражение такое!

– Да, конечно. Но тебе не идет сленг, Варюша. Ты все-таки искусствоведение изучаешь и выглядишь как приличная девушка.

– Правда? Какой кошмар!

– Что кошмар?

– Выглядеть как приличная девушка. Знаете, я матерюсь иногда, если кто-нибудь сильно достанет.

– Помогает?

– Не очень.

– Тогда зачем?

Первые тяжелые капли захлопали по листьям.

– Илья Никитич, да пойдемте наконец. – Девушка решительно взяла Бородина под руку.

В переулке он огляделся, ища знакомый синий «Рено», но Варя Богданова подвела его к белоснежному новенькому «фольксвагену» и открыла дверцу.

– У тебя новая машина, – заметил Бородин, – вообще, я вижу, у тебя все хорошо. Как учеба? – Неплохо, – она тряхнула черными волосами, тяжелыми и блестящими, уселась на водительское место, – может, поедем куда-нибудь завтракать? Вы меня разбудили, я поесть не успела.

– Хорошо, поехали, – кивнул Бородин. «Фольксваген» помчал сквозь ливень на недозволенной скорости.

– Нарушаешь, красавица, – проворчал Илья Никитич, – смотри, врежемся.

– Так нет никого, – улыбнулась Варя, – а кушать очень хочется. Кстати, вы похудели.

– Неужели заметно?

– Еще как! Молодеете не по дням, а по часам. Из пухленького старикашки вылупляется вполне интересный мужчина. Обычно бывает наоборот.

– Ну, спасибо, деточка, – засмеялся Бородин, – звучит утешительно.

– На здоровье, – кивнула Варя, не отрывая взгляда от дороги, – у вас что, перемены в личной жизни?

– С чего ты взяла?

– Достаточно на вас посмотреть. Нет, ну правда, Илья Никитич, скажите, как вам удалось скинуть вес и так помолодеть?

– На диете сижу.

– Браво, Илья Никитич. Теперь осталось только сбрить эти дурацкие бачки. Они вам совершенно не идут, старят.

– Сбрею, – пообещал Бородин, – ты права. Хотя это довольно бестактно.

– Пардон, – Варя неприятно усмехнулась, – просто я нервничаю. Я к вам, Илья Никитич, очень хорошо отношусь, с большим уважением, и все такое. Но встречам нашим не всегда рада. А сейчас особенно.

– Почему нервничаешь?

– Потом объясню. Хотя вряд ли вам это интересно. Все, приехали.

«Фольксваген» припарковался у входа в ресторан. Заведение показалось Илья Никитичу слишком шикарным для завтрака. Варя, заметив его выражение лица, произнесла с легким вздохом:

– Не беспокойтесь, я угощаю.

– Спасибо, дорогая. Но лучше мы заплатим пополам.

– Да ладно вам, господин следователь, для меня это пустяки, а для вас солидные деньги. Вы взяток не берете, а на то, что вам платит государство, не особенно разгуляешься.

Из подъезда выскочил молодой громила в красной ливрее, с зонтиком, подбежал к машине, распахнул дверцу, профессионально оскалился и рявкнул, перекрикивая шум ливня:

– Доброе утро, добро пожаловать. В совершенно пустом зале они выбрали столик на двоих у окна. Илья Никитич долго, беспокойно шарил глазами по меню. Большая часть блюд ему была незнакома, он боялся попасть впросак.

– Пожалуйста, клюквенный сок, авокадо с креветками, французский салат, – сказала Варя официанту и взглянула на Бородина:

– Советую взять то же самое. Калорий мало, витаминов много, и главное, очень вкусно.

– Да, пожалуй, – кивнул Илья Никитич, – авокадо с креветками, – он чуть не выпалил, что никогда в жизни такого блюда не пробовал, но сдержался.

– Ну что, Илья Никитич, какие проблемы? – тихо спросила Варя, когда отошел официант. – Я вся внимание.

– Может, сначала ты мне расскажешь, какие у тебя проблемы, Варюша? – Бородин тепло улыбнулся. – Я ведь вижу, что-то произошло.

– Ну прямо папочка родной, – Варя передернула плечами. Бородин заметил, что она нервно перебирает толстые короткие бусы из разноцветных прозрачных камушков, и впервые обратил внимание, что за все это время она не выкурила ни одной сигареты, даже не достала пачку из сумочки, когда сели за столик. Обычно Варя Богданова курила одну за другой, особенно при встречах с Бородиным.

– У тебя что, четки? – спросил он.

– Да, африканский талисман. От сглаза бережет, мало ли, вдруг кто-нибудь решит, что я слишком хорошо живу и пора мне портить удовольствие?

– Ну, привет, – покачал головой Бородин, – ты никогда не была суеверной, деточка. И такой нервной никогда не была. Ты можешь сколько угодно иронизировать, называть меня папочкой родным, но, поверь, я действительно переживаю за тебя.

– Переживаете? – Варя усмехнулась. – Бросьте. Не морочьте мне голову, Илья Никитич. Вы меня используете, держите на крючке, вы – единственный человек, который может в одну минуту разрушить всю мою жизнь. И давайте называть вещи своими именами.

С ней действительно что-то произошло, у нее в голосе дрожала истерика, синие глаза, обычно спокойные, насмешливые, глядели на Бородина испуганно, даже как-то затравленно.

Официант принес сок, и Варя заметно вздрогнула, когда он поставил перед ней стакан.

– Ладно, Илья Никитич, времени мало, и у вас, и у меня. Говорите, зачем вызывали?

– Вопрос очень простой, Варюша, – Бородин отхлебнул сок, – скажи пожалуйста, какие детские дома патронирует наш общий друг?

– А, вот в чем дело, – с явным облегчением улыбнулась Варя, – точно не знаю, но могу выяснить. Может, скажете, зачем вам это нужно?

– Пожалуй, скажу. Несколько дней назад была убита женщина. Восемнадцать ножевых ранений. Единственный мой фигурант на сегодня – дебильная девочка пятнадцати лет, племянница убитой. Она повторяет, что зарезала тетю, но есть серьезные основания сомневаться. Девочка сирота, кроме тети, никого, и самое странное, что мы не можем выяснить, откуда взялся этот ребенок. В показаниях соседей и сослуживцев убитой фигурирует некая мифическая лесная школа, в которой якобы жила девочка, однако нигде ребенок с такими данными не числится.

– Да, ужасно, – кивнула Варя, – но я не понимаю, при чем здесь наш общий друг?

– Долго объяснять. Ты попробуй узнать про детские дома, а я потом, может, и расскажу.

Принесли авокадо и французский салат. Оказалось, что это целые салатные листья, залитые уксусом и оливковым маслом, с крошками соленого сыра и маленькой маслинкой сверху.

– Вы прямо так, ложечкой, – посоветовала Варя, заметив, как неуклюже Бородин пытается разрезать половинку авокадо, – ни разу не ели, что ли?

– Не ел, – признался Илья Никитич, – видел странный фрукт в супермаркете, на рынке. Однажды даже хотел купить маме на день рожденья, а потом подумал, вдруг невкусно. Стоит все-таки очень дорого.

– Можете желание загадать. Когда впервые в жизни пробуешь какую-нибудь еду, надо загадывать желание.

– Ладно, попытаюсь. Но если не сбудется, ты виновата, – Бородин зачерпнул серебряной ложкой мякоть авокадо, поддел несколько розовых пухлых закорючек-креветок, политых сложным сливочным соусом с царапинками укропа, отправил в рот и зажмурился.

– Вкусно? – спросила Варя, внимательно наблюдая за его лицом.

– Очень, – кивнул Бородин.

– Счастливый вы человек, – она печально вздохнула, – а мне уже ничего не вкусно. В детстве я обожала взбитые сливки. Пробовала один или два раза в жизни, и это было совершенно волшебное чувство. А сейчас могу жрать каждый день в любом количестве, и никакого удовольствия. И вкус авокадо с креветками меня не радует. Знаю, что полезно, вот и поедаю.

– Бедненькая, – покачал головой Илья Никитич, – да, это действительно проблема. Знаешь, когда я учился в университете, к нам как-то пришел известный журналист-международник. В то время заграница казалась сказкой, и человек, который бывал там часто, по долгу службы, вызывал одновременно лютую зависть и священный трепет. И вот он стоит у микрофона, в актовом зале, рассказывает нескольким сотням студентов, что на самом деле на Западе все плохо, просто ужасно, жизнь тяжелая, и зря мы строим в своих юных головах всякие глупые иллюзии. Они, жители стран развитого капитализма, в действительности очень несчастные люди. Кто-то не выдержал, и крикнул из зала: «Да почему же несчастные?» «Ну как же! – развел руками оратор. – Как же вы не понимаете? Им неведомы простые радости первой редисочки, первого огурчика, помидорчика, первой свежей клубнички». «Но там же в любом магазине свежие овощи и фрукты круглый год!» – кричат из зала. «В том-то и дело, – отвечает международник, – именно поэтому они и не знают радости первой редисочки!»

– Смешно, – кивнула Варя без всякой улыбки, – и в общем совершенно верно. Значит, у вас, Илья Никитич, появился шанс поймать маньяка?