Юлия Шилова - Предсмертное желание, или Поворот судьбы Страница 46

ГЛАВА 26

Я не была на похоронах, потому, что вообще не могу присутствовать на этой процедуре. Я никогда не понимала общую скорбь, потому что хотела скрыть свою боль от чужих глаз и скорбела в гордом одиночестве, перебирая альбом с фотографиями любимой подруги. Вот мы на озере… А вот на той самой даче, где произошла трагедия… Милка светится от счастья и с удовольствием возится в огороде. Я лежу в шезлонге и балдею от безделья. Нас фотографирует Вадим. Были минуты, когда он не отходил от Милки даже на шаг… Были да сплыли… А вот мы жарим шашлык. Милка стругает салатик и попивает красное вино…

Спрятав альбом, я достала одну из фотографий подруги и поставила ее прямо перед собой, налив полную рюмку водки.

— Привет, подружка, привет. Я знаю, что где-то там собралась целая масса народа и тебя закапывают в сырую землю. Меня там нет. Я думаю, что ты не держишь на меня за это зла. Они закапывают тело, вернее то, что от него осталось. А твоя душа здесь. Она рядом. Я не могу ее видеть, но я ее чувствую. Знаешь, подружка, я очень много думала о том, что произошло в последнее время. Нас кто-то хочет убить. Меня, Вадима, тебя уже убили. Я не знаю: кто это и что ему от всех нас надо. Но мне страшно. Вадиму не сказали о той трагедии, что произошла на даче. Он еще слишком слаб. Он узнает об этом позже. Ему будет очень трудно, потому что в глубине души он тебя любил.

Выпив полную рюмку, я даже не почувствовала горечи и сунула в рот кусок черного хлеба. Так положено. Водка и черный хлеб. Ничего лишнего.

Еще раз взглянув на фотографию любимой подруги, я подмигнула. Глазами, полными слез.

— Я буду скучать по тебе, подружка. Ой, как буду… Но ничего, у нас еще будет возможность встретиться. Никто и ничто не вечно на этой грешной земле. Всему есть положенный срок. Все предрешено, и от этого никуда не денешься.

Через несколько минут приехал Юрьевич и повез меня в парк. Мы постелили плед и стали любоваться падающими листьями.

— Осень начинается, — уныло произнёс Юрьевич и положил на мою грудь упавший кленовый листочек.

Он, как никто другой, знал, что мне тяжело, и хоть как-то старался облегчить мои страдания. Я была ему благодарна. За дружбу, за любовь, за поддержку и вообще за то, что он есть в моей жизни… Я лежала, смотрела на небо и думала о том, что на Милкином месте могла быть и я. Она пошла за матерью Вадима, а я осталась собирать ягоды. Наверно, тому, кто ее поджег, не было никакой разницы, кого привязывать к стулу. Идет охота на нас троих. Милка мертва, а мы с Вадимом остались живы по чистой случайности.

— А хочешь, я соберу тебе букет из желтых листьев? — постарался взбодрить меня Юрец.

— Из листьев?

— Ну да. Моя мама любила делать букеты из листьев.

Я посмотрела в глаза своего супруга и увидела в них неподдельную боль. Он провел рукой по моим волосам и прижал меня к себе как можно теснее. Какое счастье, что в этот тяжелый для меня период Юрец оказался рядом. Он всегда знает, что нужно делать в безвыходной ситуации, и может успокоить, как никто другой. Я заглянула в его голубые глаза и подумала о том, что они очень идут к его загорелому лицу. В его объятиях я чувствовала себя защищенной. Я знала, что Юрец очень за меня волнуется и втайне от меня пытается понять, что же происходит в последнее время. Он не такой, как все, он особенный. Мы никогда не спим на скорую руку, Юрьевич всегда держит меня в своих объятиях до того самого момента, пока я не усну. А я всегда засыпаю с мыслями о нем.

— Ты любишь осень? — спросил меня Юрец, по всей вероятности для того, чтобы выгнать из моей головы печальные мысли.

— Люблю. Милка тоже любила осень. Это было ее любимое время года.

— Вы были настоящими подругами?

— Мы были очень близки. Знаешь, когда ее не стало, мне показалось, что я лишилась части себя. Словно у меня отрубили руку, а быть может, и ногу. А ты когда-нибудь терял друзей?

— Терял. — Юрьевич посмотрел куда-то вдаль и задумался. — Становится как-то пусто. Многие вещи просто теряют смысл и былую значимость.

Мы замолчали, и я почувствовала, что с трудом сдерживаю слезы. В этой жизни так тяжело лишиться близких. Я знаю, что я очень красива. Быть может, даже слишком, и что я притягиваю заинтересованные взгляды мужчин. Я всегда любила красивые вещи. Красивая женщина должна иметь красивые вещи. Особенно белье. Юрьевичу нравится, что каждую ночь я ложусь спать в чем-нибудь новом. Я обожаю ходить по дорогим магазинам и часами рассматривать яркие витрины. Я люблю не только красиво одеваться, но и красиво есть. Красиво — это значит вкусно. Люблю наслаждаться хорошим вином и ездить на красивой машине. Люблю ощущать, что меня хотят окружающие меня мужчины. Я живу всем этим и я живу именно для этого. Хотя это только обертка моей души, а изнанка совсем другая. Все это становится таким ничтожным и совсем неважным со смертью близкого человека. Милка была не просто моей подругой. Она была мне очень важна и слишком нужна.

Юрьевич вытер своей ладонью мои слезы, и его скулы заметно дрогнули. От него, как и раньше, пахло все тем же «Хьюго Боссом», которому он хранил верность со времени нашего знакомства. Чудесный запах, поистине мужской и даже немного возбуждающий.

— Ты хочешь букет из желтых листьев? — еще раз повторил Юрьевич и замер.

— Хочу.

Я приподнялась, легла на живот и стала наблюдать за тем, как Юрьевич собирает листья. Признаться, я не могу и представить, как бы я пережила эту трагедию, если бы в моей жизни не было Юрьевича. Наверно, нет ощущения более прекрасного, чем расстаться с одиночеством и начать жить с любимым человеком. Я ощущаю себя маленькой половинкой, которая так долго искала того, с кем бы могла соединиться в единое целое. Такой большой и такой серьезный… Собирает букет для любимой супруги… Глядя на картинку подобного рода, хочется жить несмотря на все трудности и невзгоды.

Когда Юрьевич принес букет, я поцеловала его и сказала искренне, от всего сердца:

— Спасибо, родной. Для меня так важно, что именно сегодня ты рядом.

Юрец сел рядом и положил мою голову себе на колени.

— А разве может быть по-другому?

— Просто у тебя столько проблем на работе…

— Моя самая большая проблема — это ты. Я не знаю, как тебя уберечь. Может, ты пока поживешь в своем домике в Ялте?

Я замотала головой и закрыла глаза.

— Нет. Я не смогу без тебя даже и дня. Юрьевич, скажи, а так бывает?

— Как?

— Ну так, как у нас с тобой.

— Бывает. Если бы мне кто-то сказал об этом раньше, я бы никогда не поверил.

Мы вернулись домой и сели за стол. Я взяла на руки собачку Зосю, посмотрела на Юрия Юрьевича влюбленным взглядом и тихо произнесла:

— Господи, как здорово, что я тебя нашла…

— Это еще вопрос — кто кого нашел, — засмеялся Юрьевич и взял Зосю к себе.

Пройдя мимо Милкиной фотографии, я налила ей полную рюмку водки и положила сверху кусочек черного хлеба.

— Выпей, подруга, выпей. Хотя бы за мое счастье. Я тебя никогда не забуду. Слышишь, никогда. Есть люди, которые не забываются. Никогда. Ты была замечательной женщиной, и мне даже страшно говорить о тебе в прошедшем времени. Я бы многому хотела у тебя поучиться. Ты сейчас далеко, и ты приняла страшную смерть. Ой, какую же страшную! Но для меня ты будешь всегда живой. Молодой, красивой и жизнерадостной.

Наверно Юрьевич услышал мои слова и, подняв меня на руки, понес в спальню. Я уснула в считанные секунды. От переживаний, от нервного потрясения. Это был хороший сон. Такой добрый и такой разноцветный. Мне снилась Милка в красивом фиолетовом платье. Она собирала ягоду и громко напевала себе под нос. Я сидела на соседней грядке и любовалась ее точеной фигуркой.

— Милка, зачем так много ягоды, — недоумевала я.

— Ягоды никогда не бывает много. Наварим варенья, сделаем сок и компот. Мужики это, знаешь, как любят. Они от этого сильнее становятся.

От смеха я повалилась прямо на грядку.

Проснувшись, я присела на кровати и обхватила подушку. Юрьевич сразу открыл глаза и посмотрел на часы.

— Викуля, мне нужно бежать. У меня сейчас серьезная встреча. Ты можешь побыть дома и подождать моего возвращения?

— Не переживай. Сегодня я побуду дома, — попыталась я успокоить Юрьевича, но втайне от него принялась вынашивать различные планы.

После долгих нравоучений Юрьевич уехал на работу. Я быстро оделась и, даже не взглянув в зеркало, выбежала из квартиры, чтобы поехать в больницу к Вадиму. Заглянув в палату, я постаралась придать лицу беззаботное выражение и, насколько хватало моих актерских способностей, произнесла невозмутимым голосом:

— Привет. Да ты идешь на поправку! Прямо на глазах выздоравливаешь. Еще немного и начнешь бегать.

Вадим смотрел в потолок и никак не отреагировал на мои слова.