Фридрих Незнанский - Опасное решение Страница 46

– Отлично, – сказал себе Филя. – то, что нам надо, то, что доктор прописал: главное ведь – «пальчики»!

О брюках от костюма Агеев думать не стал. Во-первых, штаны снимать – негоже, даже с будущего трупа. А во-вторых, Саня всегда может оправдаться перед женой, что порвал брюки так, что ремонту уже не подлежат. А куртка – в качестве доказательства того, что не потерял и не пропил, и никому не подарил. Нормально, одним словом, если постирать.

Помня, о чем вчера шел у этих бандитов «базар», Филипп подошел к двери и хриплым шепотом произнес по-чеченски:

– Слава Аллаху, зажигай! – вспомнил «черного Абдуллу» и усмехнулся про себя. – Расходимся, я – в окно! – он потянул на себя дверь и запер ее изнутри, а потом двумя ловкими прыжками оказался у приготовленного окна и нырнул в него, сгруппировавшись, а затем выскочил из кустарника в сторону глухого сада.

Лишь отбежав в сторону от дома до конца усадьбы, Филипп оглянулся. Все было так, как он и предполагал. Темный силуэт дома с противоположной стороны будто подсвечивался вздрагивающим розоватым светом. Ясно чем: запалили Дусину хату, мерзавцы… А возможно, это и к лучшему, столько проблем сразу снимается одной вспышкой спички! Это ж надо!..

Филя пробежал знакомыми тропками, миновав три усадьбы, и приблизился наконец к двору Леночки Усатовой. Мельком подумал: «Может, уже недолго…» – и улыбнулся. Потом он снял куртку, свернул аккуратно. Достал из кармана большую тряпку и вытер ею, насколько это было возможно, лицо и руки. Тряпка стала черной, а вот стало ли светлее лицо, он уверен не был.

Дошел до умывальника, укрепленного на гвозде под навесом, на летней кухне, и умылся, фыркая и разбрызгивая во все стороны воду. За спиной услышал голоса. Оглянулся, в нескольких сотнях метров, вдоль улицы, занималось зарево. Все правильно, огонь разгорается не сразу, зато потом его не остановишь. Крики усиливались. Можно было идти в дом и начинать доклад – со всеми вытекающими из него обстоятельствами…

Турецкий и женщины обеспокоенно поднялись из-за стола, когда он вошел. Танечка почему-то не спала, тоже, наверное, ждала дядю Филю. Но глаза были сонными.

– Ну? – настороженно спросил Турецкий.

– Выгляните в окно.

Александр Борисович кинулся к окну, а Лена с Таней выбежали на крыльцо и там застыли.

Между тем Филипп кинул на диван свернутую куртку Турецкого. Тот уставился на нее с изумлением, потом сделал шаг, нагнулся, хотел было уже взять в руки, но обернулся к Филе.

– Осторожно! – остановил Филипп. – Там любопытные «пальчики» на пистоли, надо понимать, документы и «мобила». Думаю, она нам сейчас понадобится. Только надень мои перчатки, а потом передай мне трубку.

– Ты что, снял ее с него, что ли?

– Извини, что штаны не стал снимать. Может, у него что-нибудь венерическое… Ты ж не станешь их дезинфицировать? Тем более что они уже горят синим пламенем…

– Ну, ты – артист!

– Все правильно, сам рассказывал про систему Станиславского, а я – ученик прилежный, тебе известно. Пойду за девочками…

Достав из сумки Агеева тонкие перчатки, Александр Борисович натянул их на руки и очистил карманы своей куртки.

Ну, пистолет – понятно. В пакет и – в сумку. Документы – пока туда же. Телефонная трубка. Дешевая. Он включил меню, пробежал и нашел… ха-ха! Без обозначения абонента, просто цифра «один». А номерочек-то записан знакомый! Что ж, здравствуй, уважаемый и драгоценный Алексей Кириллович! Вот и встретились. И других доказательств твоей высокой «профессиональной честности» больше и не требуется.

А что там Филя задумал с мобильником?

Вошел Филипп, обнимая за плечи девочку. На вопросительный взгляд Турецкого ответил:

– Слушайте, папаша, пожалуйста, выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнуют эти глупости. Это горит не сажа, а полицейский участок, – и он поглядел с таким уморительным видом, что Турецкий расхохотался.

– А где Лена?

– Ша, папаша. Я попросил ее сбегать и посмотреть, как там горит. И не бегают ли призраки. Вроде не должны. Я постарался, чтоб было не больно.

– Ну, Филя… – Александр Борисович укоризненно покачал головой.

– Не надо, Саня, у меня к ним свой счет. Но я не варвар, я не люблю долго убивать. – Он увидел большие глаза Сани, показывающие на Танечку, которая внимательно слушала их. – Я говорю про рыбу, а ты про кого? Про курицу? Нет, кур я могу только в магазине покупать. Слушай, Танечка, а давай мы с тобой завтра, в самом деле купим курицу и сварим вкуснющую лапшу?

– Давай, – заулыбалась девочка.

– Вот и умница, а теперь – спать. Мама сейчас придет и посидит с тобой, пока мы с дядей Сашей поговорим, ладно?

– Ладно…

Похоже, подумал Турецкий, что с ней впервые говорят, как со взрослым человеком…

Прибежала запыхавшаяся Лена и, расширив глаза, стала рассказывать, что там собралась вся станица. Бушует так, что как бы у соседнего дома стенка не обуглилась, ее обливают водой из ведер, ждут пожарников, они уже выехали из Замотаевки. Кто-то пустил слух, что в доме остался человек. Хотя никто не может подтвердить.

– Да откуда? – сказал Филипп и посмотрел долгим взглядом на Лену. Та опустила глаза. – Успокой девочку, она волнуется. И сама ложись, мы еще немного поговорим, и Саня пойдет, хорошо?

– Хорошо. Филя, а не опасно?

– Нет, все под контролем, – он улыбнулся, и они с Турецким перешли на кухню, плотно закрыли дверь и затянули окно старенькой шторой. – Ну? – спросил Филипп, садясь.

– Давай, тебе и карты… – Александр Борисович положил мобильник и стянул с рук перчатки, передал Филиппу.

Агеев, посмотрел хитро на коллегу и сказал в трубку сердитым, хриплым от злобы голосом какую-то фразу – по-чеченски. Сделал паузу, передохнул и с сильным акцентом сказал уже по-русски:

– Слушай, генерал, все сделали, что сказал. Все горит, он – там, мы сваливаем. Помни! Не смей соврать!.. – и отключил телефон вообще. Даже сим-карту вынул и аккуратно уложил все это в целлофановый пакет, который нашел на полке.

– Ты уверен, что клюнет? – с надеждой спросил Турецкий.

– А как же!.. Ух, и горит… Наверное, и в этом есть свой основательный плюс.

– Какой?

– Саня, неужели неясно? Да теперь же у Вячеслава Ивановича нет пути назад, только – под венец! А Дусе больше некуда возвращаться, он не сможет ведь выгнать ее на улицу – погорелую свою. Так что, несмотря на урода родственника, у них теперь одна судьба…

– Знаешь, Филипп Кузьмич, я с каждой минутой уважаю тебе все больше и больше. Ты даже в полном дерьме умеешь увидеть синий цветочек радости. Пистолет и документы спрячь, а куртку я возьму, Зина постирает.

– Погоди, я думаю, на этом не кончилось. Уверен, еще сегодня или завтра рано утром примчится генерал, чтобы лично удостовериться. Можешь вынимать босса из объятий подруги и докладывать, что с минуты на минуту или с часу на час последует сердечное соболезнование из Астрахани по поводу горькой и безвременной утраты. Надо сделать так, чтобы московское горе тоже было искренним, но сюда ехать никому нельзя. Пусть теперь сам генерал отправляет в Москву «славные останки». Но, вообще, был бы полный абзац, если бы генерала с гробом встретили бы на вокзале Вячеслав Иванович в обнимку с Дусенькой – с одной стороны, и с тобой – с другой! Но это – хрупкая и недоступная мечта студента. Однако посоветуй им там, тем не менее. Вдруг пройдет?

– Ну да, а еще краше, если там же будет выстроен и почетный эскорт из парней ОМОНа. Нет, Филя, не дадут нам минуты торжества и славы… Погоди, а как же моя машина?

– Да чего ты волнуешься? Сгорела, поди. Ничего, генерал объяснит на фирме, что случились форс-мажорные обстоятельства. Вячеслав ему подскажет такую идею. Не станет же шурин его вешать расходы на несчастную вдову некоего Турецкого?

– А кто его знает?

– Сейчас спрошу. – Филя вышел из кухни, а вернувшись, кивнул: – Нет ее больше. Леночка видела, как она пылала синим пламенем. Красиво, говорит, никогда не видела, как машины горят. Но – страшно. Короче, ты – спать? Как всегда, на сеновале?

– А что нам еще остается?

– Вячеславу срочно позвони. А ехать-то тебе придется поездом. Багаж такой, сам понимаешь.

– Так ты разве не вернешься со мной? Ах, ну да… понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, Александр Борисович. Но, тем не менее, у меня к тебе… к вам убедительная просьба. Комадировочку-то продлите уж – за подвиги. А если жадные такие, продлите за свой счет. Но не это главное. Я лично тебя прошу помочь. У меня в квартире переставьте входной замок. Лучше секретку. А ключи держите у себя, вернусь – отдадите, ладно?

– Ты серьезно? – удивился все-таки Турецкий.

– Более чем… Нельзя бросать людей в беде… Очень хороших. Опять же – может, судьба?

– Но ведь бывало уже? И чем каждый раз кончалось? Не учит?

– Не-а… Так и помру неучем… А между прочим, поимейте в виду, что возле обгоревшего до неузнаваемости трупа эксперт найдет нож – чеченского происхождения. Это вам – на всякий случай. А ты сам помолчи, тебя нет. Пусть один генерал вздохнет облегченно…