Астра - Крепитесь, други! Страница 46

«Где-то в этом направлении должна быть моя Тарасовка»- припомнила Агнесса. Зимняя неудача принесла весной богатый успех, в агентство подъехал сам краснолицый прораб с заказом на рекламную кампанию в пяти газетах и четырех цветных журналах, над медиа-планом которой Агнессе пришлось посидеть за компьютером не один час, зато отдача от публикаций была отменно хороша, весь поселок распродали в течение месяца. Простил ей и подземный гараж. Их рекламка промелькнула трижды в городской газете и тоже вызвала хороший отклик, если судить о купленных боксах для содержания личных автомашин. Бизнес не для обидчивых.

Знакомая со всеми, Лада взялась поддерживать общую беседу.

— Мы едем в Жуковский? — спросила она.

— Нет, в тульском направлении. Коля покажет нам место на Десне, куда он сам приходил на яхте.

— Какое имя у вашей яхты? — повернулась Агнесса.

— «Улыбка». Эй, там, на «Улыбке»! — с удовольствием ответил он и чуть осекся, переморгнул ресницами, словно вспомнил что-то.

— А где она сейчас?

— На хранении в хороших руках. У друга на Селигере.

— А когда открывается твоя выставка, Агнесса? — спросила Лада.

— Двадцать седьмого мая.

— Вы рисуете? — посмотрел Николай.

— Я шью. Мечтания на народные темы: сарафаны, рубахи, паневы.

Лада не согласилась с нею.

— Не слушайте ее, она скромничает. Это настоящие произведения с кружевами, бисером, жемчугом, даже с золотым шитьем. Они в музеях стоят наравне с подлинниками.

Ответственная «за общее впечатление», Лада смело расхваливала подругу, чувствуя, что эти люди подходят и нравятся друг другу. Она не ошибалась. Николай оказался из тех мужчин, к которым Агнесса ощущала врожденное доверие. Это был ее мужчина, с его основательным сложением, простым добрым лицом, несомненной интеллигентностью.

— Тарасовка, — прочитала Лада голубой указатель.

Агнесса всмотрелась. Да вон же он, ее поселок, но с другой стороны, на фоне леса, с длинной дорогой через поле от шоссе. Все коттеджи были закончены, на крышах блестела цветная черепица, но боже, что за нелепая архитектура! Для этих «новых русских» строят мечту дикаря, среднее между шалашом и трехэтажной избой!

Они проехали несколько указателей.

— Молоток и гаечный ключ на табличке — это ремонт? — догадалась Лада.

— Верно, клянусь небом, — снисходительно улыбнулся Игорь, — а ложка и вилка — ужин на двоих при свечах и с музыкой. Все вместе это называется «дорожные знаки». Сечешь?

Наконец, съехали на грунтовую дорогу, помчались полями, плавными спокойными холмами, миновали селения, амбары, округлые металлические хранилища, оставили позади не один кирпичный внеархитектурный особняк. Все в машине уже освоились друг с другом, хотя обращение на «вы» отменено не было. Игорь свернул в лес, сосновый, частый, поехал по ухабам, по длинным грязным лужам, словно и не жалко было дорогой иномарки. Покачиваясь и чуть не застревая в заброшенной, но глубокой колее, они свернули к близкому просвету, выехали на плоскую сухую поляну и остановились в пяти метрах от обрыва.

Мотор заглох. Четыре дверцы растворились одновременно.

Первое, что поразило всех, — густой хвойный воздух. Запах хвои был столь крепок, что казался чем-то самостоятельным в этом лесу. Теплыми лучами солнца были прогреты и высокие зеленые кроны, и серый подрост, еще не распустивший листочки, и земля, усыпанная иглами и мелким валежником. С обрыва далеко-далеко открывался низкий берег с дальними холмами, голубыми и синими в дымке, казалось, сама земля показывала им покатые просторы. Под обрывом блестела река.

— Какое место! А воздух! А вид с обрыва! Чье это старое кострище на поляне, не ваше ли? — женщины были в восхищении.

— Коля показал мне эту поляну, когда еще ходил на своей «Улыбке». Года четыре тому, а, Николай?

— Пять.

Для начала решили насладиться первыми впечатлениями. Побродить вдоль реки, по лесу, снять, так сказать, сливки и собраться к машине уже вкусившими от местных щедрот. Мужчины поддержали дам при спуске с обрыва и все вместе, разговаривая ни о чем, пошли вдоль песчаной полоски.

Возле реки пахло еще богаче, тиной, мокрым деревом, горьковатой вонью ракушек. Полая вода еще не спала, разливом половодья сплошь затопило низкую пойму с обеих сторон, русло угадывалось по стремительности стрежня, несущимся под обрывом. Вдоль берега в беспорядке громоздились ежегодные жертвы весенней стихии — упавшие стволы, белые корявые корневища, островки желтой травянистой земли.

Постепенно Лада с Игорем ушли далеко вперед, обогнав своих спутников, свернули в излучину.

— Ну-ка, — Игорь наклонился и метнул по воде камешек. — Раз, два, три, четыре, пять… — камешек скакал по волнам, словно по асфальту.

Подыгрывая ему, Лада метнула тоже. Игорь засмеялся и увлек ее в сторону. Они оказались одни среди сосен и серых нераспустившихся зарослей орешника. Оглянувшись, он привлек ее к себе.

— Побудем вдвоем, вот здесь, у дерева. Тебе хорошо?

Она застыла. Он коснулся губами ее рта, жадно провел рукой по бедрам, по груди. Дыхание его сбилось.

— Не надо! — вскрикнула она.

— Ты уверена?

Она стала вырываться, раззадоривая его сопротивлением.

— Не играй со мной, давай по-хорошему. Мы же нравимся друг другу, Лада, в чем дело-то?

Вдруг он ощутил, что она дрожит, как лист, испуганно, откровенно, особенно колени. Кольцо его рук ослабло.

— Ты боишься? Я же ничего не делаю, — он удивленно отстранился и оперся о древесный ствол у нее над головой.

— Пусти, — задыхаясь, сказала она. — Я пойду.

Но он продолжал стоять перед нею, покусывая усы, мужественный, неотразимый до замирания сердца.

— Такая красивая девчонка и такая пугливая, — проговорил он с недоумением. — Не могу поверить. Ты что, ни с кем не дружила? У тебя был парень?

Она молчала, низко опустив голову. Теперь уже Игорь не знал, как себя вести. Осторожно поднял ее лицо, посмотрел в глаза.

— Скажи, Лада, девочка, скажи… ты невинна? Не бойся меня.

— Я… я чего-то не умею? — пролепетала она.

Он схватился за голову, повернулся вокруг себя и вдруг опустился перед нею, удерживаясь руками за ствол, к которому она прижималась.

— Если начистоту, то я впервые в таком положении. Я тебя пальцем не трону, если не хочешь, только скажи… я буду первым?

Лада совсем потерялась. Ей хотелось пропасть, спрятаться, исчезнуть, лишь бы не обсуждать с мужчиной свою «позорную» тайну. У нее кружилась голова, подрагивали колени.

Но Игорь не отступался.

— Одно только слово, — настаивал он. — Я буду первым?

Опустив голову в виде ответа, она разрыдалась безутешно, как дитя, с всхлипами и задыханиями. Он бережно привлек ее к себе. Достал платок, стал утирать слезы, нос.

— Где тебя хранили, бесценная моя?

… Агнесса и Николай прошлись песчаной кромкой вдоль одного изгиба к другому, потом повернули обратно к обрыву, месту общего сбора.

— О чем ваша книга, Николай?

— Ее еще нет, так, мысли, подборки. О русском присутствии в тайных депешах европейских дворов. Тема узкая, но полная самых отчаянных сведений. Так, в пятом веке… впрочем, я, точно Игорь о самолетах, могу говорить об этом долго и нудно. Не пора ли позаботиться о костре? Баранина в винном уксусе ждать не любит.

О костре уже позаботились, «в лесу раздавался топор дровосека». Игорь успел натаскать коряги с берега и теперь сноровисто рубил их на дрова. Лада таскала сухой лапник и охапки хвороста к бревну и пеньку, возле которых лежали пакеты и сумки с припасами. Треща и постреливая, пылал жаркий огонь, искры кривыми зигзагами летели вверх к легким высоким кронам.

Игорь, любуясь, обвел руками пламя.

— Сколько же я костров разжег за свою жизнь, мама родная! — произнес он. — Еловые, сосновые, березовые, дубовые, даже вересковые и пальмовые, честное слово. У каждого свой жар, высота, дым, угли…

— Поэма огня, — ласковым обожанием посмотрела на него Лада.

— Ах, ты смеешься? А костер прогорает? Айда в лес по дрова.

Тем временем Николай подошел к машине и достал из багажника эмалированное ведро с мясом и складной табурет. Прочно уселся подальше от искр и дыма и принялся нанизывать мясо на шампуры. Агнесса в переднике и косынке резала овощи и зелень. Доску, кухонный нож, вместительную желтую миску она прихватила из дома. Они занимались каждый своим делом, переговариваясь вполголоса, как вдруг он спросил тем же голосом, глядя на нее.

— Скажите, Агнесса, вы пошли бы за меня замуж?

Мгновенно похолодев, она ответила учтиво и просто, не раздумывая ни мгновения.

— Я бы охотно составила свое и ваше счастье, Николай.

Он кивнул. И вновь занялся делом: кусок мяса, кружок лука, половинка баклажана, кусок мяса… Выждав, Агнесса направилась к берегу с пустой банкой в руках. Едва скрывшись за орешником, она кубарем, оступаясь и проехав на пятках по сыпучему склону, скатилась с обрыва, прыгнула на валун, выглядывающий из потока на расстоянии длинного шага, ополоснула банку, протерла ее песком, еще раз ополоснула, набрала воды и оцепенела на камне с мокрыми красными руками. Пусть так. И хождение по острию, и молчание… При взгляде на стремнину и обратно берег, обрыв и сосны словно начинали плыть, покачиваясь, а ее опора становилась шаткой, неустойчивой… Пусть будет все, если иначе невозможно выйти друг к другу. Она слушала плеск волны у своих ног и вслушивалась в средоточие своей души. Пусть будет, что уготовано.