Роман Канушкин - Ночь Стилета - 2 Страница 47

- Я... не... играю... - глухо отозвалась Наталия Смирнова. - Вы...

Прима медлил. Компьютер в его голове бешено прокручивал все возможные варианты. Прима мог бы попытаться прижать ее дачей ложных показаний или сокрытием важных для следствия сведений; вместо этого, подчиняясь все той же интуиции, он негромко произнес:

- Дочка, я ведь только пытаюсь помочь тебе. Мы оба должны попытаться, ради тебя и... Саши.

И в это же мгновение Прима сам удивился тому, что сказал. Почему "Саши"? Ведь он хотел сказать что-то другое. Александра Афанасьевна Яковлева мертва. И Прима хотел сказать что-то другое. Например, "памяти Саши" или "светлой памяти Саши". Но Прима не стал себя поправлять. В этой мгновенно повисшей тишине Прима не стал себя поправлять. И ему показалось, что он прожил целую вечность, хотя прошло не больше секунды, прежде чем где-то далеко он услышал слабый, словно больной, голос Наталии Смирновой:

- Вы... думаете... что... Саша...

Она умолкла.

Сердце Примы начало биться интенсивнее.

"Что? Что ты хотела сказать, дочка?! Я думаю "что"? Что Саша жива"? Да? Это испугались произнести твои губы?"

Тишина делалась густой, почти осязаемой. И Прима решился.

- А ты как считаешь? - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он.

Что-то задрожало в этой повисшей тишине. Хрусталинки. Слезы. И... целый поток слез вырвался из глаз Наталии Смирновой. Плотины прорвало.

* * *

Прима получил свой приз.

- Она говорила, что это знак, - услышал Прима сквозь грудные рыдания. - Эта рыба - знак. Бедная, глупая моя.

Прима слушал ее рыдания, чувствуя неприятный холодок в той самой ватной полости в районе желудка. Опаньки, как все повернулось!

"Она говорила, что это знак. Эта рыба - знак". Вот куда вынес Приму Алексашкин рисунок. Только главным было другое.

Вы думаете, что Саша...

Жива?

Ах ты, бедная Саша! Действительно ли тебя забрали с собой эти бешеные звери, выползшие из Тьмы, или...

Прима снова стоял у черты, невидимой черты темного, безумного круга.

Валентин Михайлович молча налил стакан воды, протянул его девушке.

- Ничего, дочка, ничего, - мягко сказал он.

Дальнейшее было делом техники.

Наталия Смирнова никогда не видела эту татуировку на теле Александры Афанасьевны Яковлевой. По крайней мере до тех пор, пока та была жива. Она о ней только слышала, при очень странных обстоятельствах, и видела расчерченную салфетку, на которой нетвердая рука Саши пыталась воспроизвести этот рисунок. И Наталия Смирнова действительно не знала, на чьем теле в тот страшный вечер опознания в морге ей пришлось увидеть эту так напугавшую ее диковинную рыбу, наколотую иглами по когда-то живой коже и раскрашенную в какие-то детские радужные цвета.

...К этим дурацким Сашиным историям про счастливую рыбу, которая якобы должна принести ей удачу, Наталия Смирнова уже привыкла. Да, в подпитии, или, как это называла Наталия, "под кайфом" (вполне возможно, что девушки баловались наркотиками. Кто ж в Ростове-папе из людей ночных профессий не баловался наркотой?), Александра Яковлева несла всякий бред о ее счастливой рыбе. Которая спасла ее когда-то, в ту далекую и солнечную пору, когда Саша была еще ребенком и, не рассчитав силы, чуть не утонула в седой пене Каспийского моря. Об огромной белой рыбе с человеческими глазами, которую с тех пор искала Саша, но та больше себя не показывала.

- Выдумщица ты, Сашка, - смеялась Наталия Смирнова, - в Каспийском море нет дельфинов.

- Я и не говорю, что это был дельфин. Это была моя особенная рыба. Она плывет где-то там, в голубой бездне, и когда-нибудь принесет мне удачу.

Все это Прима знал. Эти свидетельские показания Смирновой, сделанные еще в первую их встречу, у Примы имелись. Правда, Наталия Смирнова уточнила, что подобные эксцентричные заявления Александра делала лишь "под кайфом".

- Она была наркоманкой? - спросил тогда Прима.

- Э...Э, мы так не договаривались, - возразила Наталия Смирнова. - Я это рассказала, чтобы вы знали - иногда она говорила странности, но только связанные с этой рыбой. Понимаете? Чтобы с этим вопросом не осталось неясностей.

Теперь с этим вопросом не оставалось неясностей. Теперь Прима знал, чего так сильно испугалась Наталия Смирнова и что она попыталась утаить в своих первых свидетельских показаниях. С каким-то неприятным чувством Прима вдруг понял, что скорее всего она пыталась утаить это и от себя самой.

Всю осень, зиму и весну, предшествовавшие гибели потерпевшей, Наталия Смирнова видела, что ее ближайшая подруга зачастила в Москву. Что ж, все понятно, более того - похвально: человек решил изменить свою жизнь и готовится к поступлению в вуз. И это была история номер один. Так сказать, общеупотребительная и все объясняющая. Саша давно собиралась поступать учиться, это уже не первая попытка ("А до этого - в художественное училище поступала. Путаная она у меня была, все мечтала чего-то"), и Саша давно собиралась поставить на прошлом точку ("Сашу было за что уважать").

С тем же самым неприятным чувством Прима обнаружил, что за несколько минут беседы Наталия Смирнова, если присмотреться, дала две, по сути прямо противоположные, характеристики потерпевшей. Ну да ладно. Движемся дальше. Александра Афанасьевна Яковлева решила уехать из дому, перебраться в Москву в новом качестве и поставить на прошлом жирную точку. Скопила кой-каких деньжат, потому что учиться решила в известной коммерческой школе бизнеса. По своим абитуриентским делам она и зачастила в столицу, все учебники с собой таскала и штудировала какие-то мудреные книги по экономике. Прима, невзирая почти что на четвертьвековой опыт оперативно-следственной работы, в принципе был готов поверить и в подобные намерения. Любому человеку можно дать шанс. Хотя, честно говоря, все это похоже на сладенькие песни для доверчивых девочек. Ну не пой ты мне песен! Хотя в принципе Прима готов был задавить в себе мента и допустить существование подобного шанса: человек начинает новую жизнь. Пусть.

Смотрим, смотрим на вещи дальше, более внимательно. Вне зависимости от желания поставить на прошлом точку, возвращаясь из столицы домой, Александра своей самой древней профессии все же не изменяла. Во-первых, надо было на что-то жить, во-вторых, с Шандором, их ростовским покровителем, шутки были плохи ("сутенером" - произнес Прима бесцветным голосом. Наталия пожала плечами и ничего на это возражать не стала). То есть внешне все оставалось по-прежнему. Кроме... некоторых изменений, которые явно происходили с ее подругой. Не просто макияж, и не просто прическа, и даже не просто манера говорить. Хотя после каждых Сашиных возвращений из Москвы ее южная ростовская речь и хлесткий жаргон сменялись непривычно мягким московским аканьем и становились прежними лишь через несколько дней. Но это все понятно: другая среда, столичная атмосфера - как говорится, нет вопросов. Если б этим все и исчерпывалось. Но Саша становилась другой. И Наталия не могла определить качества этих изменений. С одной стороны, с плохо скрываемой гремучей смесью тихой зависти и такого же тихого восхищения Наталия видела, что подруга становится... явно лучше. Боже мой, красавица, прямо... леди, да, понимаете, деловая женщина. С другой...

- Признайся, Сашка, что хахалем богатеньким обзавелась!

- Говорю же - нет.

- Ну чего от меня-то скрываешь, пустая башка? Сашка, он чего, старпер, что ли? Так это нормально!

- Да отстань, Наталка, - смеялась Саша и стучала по дереву, чтоб "не сглазить".

Не "кололась" Александра насчет своего возможного московского "хахаля", проявив в этом вопросе неожиданную твердость. Лишь только говорила, что все уже скоро изменится. Очень, очень сильно изменится. И тогда - фантазерка! - обещала не позабыть и о Наталии:

- Ты что, знаешь, где найти клад? Карту по дешевке прикупила? смеялась Наталия.

- Да, я знаю, где найти клад, - совершенно серьезно ответила Саша.

К подобного рода заявлениям Наталия давно привыкла. Все они были модификациями продолжений безумных историй про Рыбу.

(Конечно, подумал Прима и снова ощутил шевеление ватной пустоты в районе собственного желудка, - ведь у нее имелась эта Рыба. С ума сойти, прямо Алые паруса, которые ждала юная Ассоль.)

Только на этот раз... присутствовало что-то в ее глазах, что-то безнадежно утраченное, пришедшее на смену простой и чуть грубоватой веселости. "Я не знаю, как это объяснить, понимаете, словно она... заключила сделку, после которой по-прежнему уже ничего не будет. Ну, не знаю... Сашка... понимаете, с ней всегда было весело и как-то хорошо. Вы поверьте мне, я кое-что в этом понимаю. Довольно крутые мужики (ох как они не любят, когда их называют "мужиками") могли... ну, поплакаться ей в жилетку, что ли. Если вы понимаете, о чем я... Как тепло очага, к которому тянет".

- Сделку? - спросил Прима.

- Нет, нет, - проговорила Смирнова. - Вы опять за свои штучки. Я сказала "словно сделку". Не знаю я... Как могу, так объясняю. Зачем придираться к словам?