Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов Страница 47

— В том-то и дело! — воскликнула Леся.

Ратрак шумел мотором где-то уже далеко впереди, и нас опять со всех сторон обступала полярная ночь.

— Вот скажи мне, — вдруг неожиданно перескочила девушка на другую тему, — только честно… Я просто не могу проникнуть в тайны вашей загадочной, как пять копеек, мужской, блин, психологии… Допустим, ты лежишь, болеешь, совсем один в коттедже. И к тебе вдруг приходит женщина. И начинает ворковать: ля-ля-ля, три рубля, я тебя люблю, я тебя хочу, я отдам тебе самое дорогое, что у меня есть. И срывает с себя одежды… Как ты поступишь?

— А женщина красивая?

— А есть разница? — обернулась и уставилась на меня Леся.

— Конечно, есть.

— Значит, красивой ты бы сказал: прыгай, дорогая, ко мне в койку?

— Ну, наверно.

— Ага. Впрочем, в тебе я и не сомневалась… Значит, для мужчины не имеет значения, любит он ее или нет?

— Не имеет.

— А играет роль, было ли у него с нею что-то раньше?

— Абсолютно нет. На новенького даже лучше.

— Хм, вот как? Но это лишь твое мнение, а ты у нас известный… — Она оборвала свою мысль, но я понял, что она хотела назвать меня бабником, и мне была, в общем-то, лестна подобная репутация.

Однако я возразил:

— Знаешь, Леся, мужики, по-моему, по сути своей все одинаковые.

— То есть Вадим тоже сказал бы «да» любой?

— Ну, если она не окончательная уродка или старуха… И знаешь, почему мы обычно говорим «да»? Потому что женщинам нельзя отказывать. Они в таком случае после смерти в гарпий превращаются. Или в фурий, точно не помню.

— Вот ты как все повернул! — усмехнулась она. — Женщины, значит, во всем виноваты.

— Конечно, — убежденно сказал я. — Вы — сосуд диавольский, соблазняющий…

— Да уж тебе, конечно, лучше знать насчет сосудов соблазняющих… — саркастически протянула Леся.

Она развернулась и пошла дальше, не разбирая дороги, оставляя следы на ровном снегу. Я догнал ее и пошел рядом. И в самом деле, что жалеть только что разглаженное белое полотно, — все равно завтра лыжники его разъездят.

— Ну, — повернулась она ко мне, — а на такую, как Валентина, Вадим бы клюнул?

Я минуту подумал и кивнул.

— Пожалуй, да. Она хоть и не королева красоты, да и постарше его будет, но вполне даже ничего… Но главное тут не сама Валентина…

— А что же? — воззрилась на меня сыщица.

— Главное — у него в башке сидела бы мысль о том, что, переспав с ней, Вадим Кену — которого, по-моему, не сильно любил — рога наставляет. То есть мстит ему и унижает.

— Ах вот оно как… — протянула Леся. — У вас тут тоже целая психология…

— Но почему ты решила, — воскликнул я, — что в убийстве есть какой-то сексуальный момент?

— Ты что, еще не понял?

— Пока нет.

— Вадим лежал на кровати голый. Абсолютно голый.

— Ну и что? У нас, знаешь ли, в коттедже отлично топят.

— У нас тоже. Но…

Она запнулась.

— Что «но»?

— Ни финские полицейские, когда обыскивали после убийства ваш коттедж — а они искали очень тщательно, могу тебя уверить, — ни мы с тобой, когда осматривали давеча наш дом, не нашли ни одной окровавленной вещички. Ни единого предмета гардероба. А ведь крови было много, очень много — ну, ты сам видел… Спрашивается: почему убийца не испачкался?

В этот момент ратрак развернулся и зачем-то пополз в нашу сторону. Почему он вдруг решил возвращаться? Неужели единожды пройденное полотно показалось ему недостаточно ровным? Его прожектора били нам прямо в глаза, слепили, и тут я, против воли, подумал, что место и время сейчас идеально подходят для убийства. Для того, чтоб убили — нас.

Мы с Лесей в свете фар как на ладони. Одни в лесу. Вокруг ни души. Никто не услышит выстрелов. А даже если услышат, никто не обратит внимания. А тела — наши тела! — можно будет закопать в снег, и до весны — а она здесь наступает в мае — нас никто не найдет, как до сих пор не нашли Петю. Да и потом косточки наши (как и его бедные кости) могут растащить волки и лисы — которых здесь во множестве…

И я, не рассуждая, с силой дернул Лесю за руку. Она не ожидала и рухнула в темноту, в снег. Сам я упал сверху и прикрыл ее своим телом.

— Ты что? — прошептала она. Дыхание стало учащенным.

Я прижал палец к губам: молчи, мол. Она послушалась.

Тут мимо нас прополз ратрак. Краем глаза я увидел, что в кабине сидит все тот же меланхоличный финн. Вряд ли он собирался нас убивать…

— Ты что, покушения боишься? — вдруг хихикнула Леся.

Я не ответил. Мы лежали в снегу, и наши лица оказались совсем близко друг от друга. От ее кожи вдруг пахнуло одуряющим, головокружительным ароматом духов, и я поцеловал ее в губы. Она коротко ответила на мой поцелуй, а потом вдруг рывком отстранилась и вскочила на ноги.

— Не сейчас, — тихо и волнующе проговорила она.

— Опять «не сейчас», — пробурчал под нос я. Я не спешил подниматься. — А когда будет «сейчас»?

Как ни странно, она расслышала и сверху вниз пропела мне в ответ:

— Во-первых, ты пока не прощен. А во-вторых, еще не заслужил.

Про себя я усмехнулся: «Тоже мне, провинциальная Снежная королева!.. Я ей служить должен!..» — но вслух ничего не сказал. Все равно сейчас не время и не место для решающей атаки на ее бастионы.

Я поднялся и отряхнул свою одежду от снега.

— Расскажи мне про Женю, — вдруг попросила Леся.

— Что именно? — я нахмурился и, кажется, покраснел. Очень уж неожиданно прозвучал ее вопрос.

— Меня НЕ интересует, хороша ли она в постели и все такое. А вот как все было? О чем она с тобой говорила?

— Зачем тебе знать?

— Чтобы дополнить психологический портрет подследственной. В сексе, знаешь ли, люди обнажают не только тела, но и, прости за выспренность, свои души.

— Не знаю я ничего, не помню.

— Я понимаю, тебе, должно быть, неловко. И все-таки, — твердо сказала Леся. — Пожалуйста, расскажи.

Что ж, подумал я, ревность — мощный афродизияк. Может, когда Леся узнает подробности нашей с Женей короткой любви, она ко мне станет внимательней?

За разговором мы и не заметили, как дошли до нижней станции гондолы. Подъемник, естественно, был закрыт — так же как и магазины, и бары. Фонари на трассе светились в одну десятую своего накала — но все-таки горели, придавая пустынной черной трассе, вздымающейся круто в гору, инопланетный, потусторонний вид.

Я начал подробный рассказ про свое приключение с Женей.

Мы не спеша шли в сторону дома — по лыжне, ведущей по лесу у подножия горы. Мы столько раз катались по ней, что она должна была стать нам родной. Однако в темноте, когда даже фонари, обычно освещавшие ее утром и вечером, погасили, дорога показалась мне совершенно незнакомой и даже опасной. Лес подступал со всех сторон, холодные звезды светили с небес, и в тот момент я вдруг понял, как мне надоела зима, холод, полярная ночь… Захотелось оказаться где-нибудь на солнечном острове, у бирюзового океана, в одних плавках… И чтобы Леся была рядом… Я мечтал об этом, однако рассказывал юной сыщице о моем с Женей коротком свидании, случившемся темной ночью в морозном тумане…

Когда я закончил, мне не показалось, что Леся так уж взревновала. Для нее, по-моему, работа означала больше, чем секс и любовь, вместе взятые.

— Понятно, — сказала она. — Значит, Женя постаралась подставить собственного мужа.

— Возможно. А может, и правду сказала.

— А тебе не показалось, Иван, что она тебя просто использовала? Тебе не противно?

Я усмехнулся.

— Ну, так ведь и я ее просто использовал. И неизвестно, кто кого пользовал больше.

— Не надо пошлостей, — строго проговорила девушка.

— Ты сама попросила.

— О’кей, пусть так. А теперь, пожалуйста, столь же подробно расскажи мне про вашу дуэль с Петром. Желательно дословно: кто что сказал, и как вы вместе оказались на горе, и как он прыгнул…

— Ладно, расскажу. Но только тебе. Одной. Если меня будут спрашивать финские полицейские или этот Боков из посольства, я буду все отрицать. Не хочу, чтобы меня замешали в это дело.

— Спасибо за доверие.

Я поведал Лесе историю с дуэлью. Она задала пару уточняющих вопросов, я ответил. И тут она вдруг сказала мне спасибо.

— За что?

— Ты мне очень помог.

— Ты что, вычислила, кто убийца? — со смешком спросил я.

Она вздохнула всерьез.

— Я по-прежнему ничего не понимаю. И на самом деле убить мог кто угодно. И Валентина с Иннокентием. И Стелла с Родионом. И Стелла в одиночку — чтобы отомстить за свою сестру Марфу. И сам Родион — если он наркоделец, а Вадим увидел или узнал нечто запретное и стал для мафии опасен… И даже Саня и Света — по неочевидным пока мотивам…

Мы подходили к нашему лесному «микрорайону». Все коттеджи, и обитаемые, и необитаемые, спали — только вокруг редких жилых горели фонари и тосковали машины. Хрустальные звезды ледяными глазами сверху смотрели на нас.