Андрей Воробьев - Дело диких апостолов Страница 47

— Я узнала, что Кристина погибла. Моя подруга. Ее в доме взорвали, прямо на лестничной площадке. Я не могу так больше, еще одна смерть. Она же еще утром жива была, мне звонила. Может быть они хотели меня убить вместо нее.

«Тогда бы и убили именно тебя», — зло подумал Алексей. Его злость была вполне оправдана: как не крути, теперь придется заняться и этим происшествием. Девочка, вроде бы, никому и не нужна, а вокруг нее уже начинают громоздиться трупы. Нертов как мог успокоил Лену, узнал адрес ее лучшей подруги, теперь уже бывшей и отправился в путь.

Преступление было совершено в первую половину дня, поэтому сейчас его место — пустовало. Лишь десяток зевак кучковались у подъезда, пытаясь выяснить друг у друга, кто же больше всех знает? Вокруг них сновал лопоухий стажер криминального отдела небольшой газеты, видимо, прибывший уже после всех своих коллег.

Один из жильцов, бывший полностью в курсе дела, обстоятельно объяснял собравшимся, как все произошло. Судя по всему, это был отставной военный, к тому же, проживавший этажом ниже, поэтому он слышал все милицейские разговоры.

Кристина погибла от взрыва ручной оборонительной гранаты, которые по старой привычке именуются «лимонками». Нертов, прекрасно представлявший о каком оружие идет речь, слегка поморщился: слава Богу, что жертва только одна. Кинуть «лимонку» на десять шагов и самому при этом остаться стоять — все равно как выстрелить в себя, в упор. Так хоть гуманнее.

У покойной Кристины шансов было еще меньше: неизвестный преступник укрепил гранату над самой-самой входной дверью. От головы жертвы до гранаты было меньше полутора метров. Когда девушка, вернувшаяся домой, потянула на себя дверь, сработала примитивная и очень короткая растяжка, после чего вся лестничная площадка была буквально изрублена осколоками.

Нертов вошел в парадную и поднялся на четвертый этаж (в этот день подъезд принял столько посторонних посетителей, что дверь, обычно запираемую на кодовый замок, до сих пор удерживал от закрытия кирпич). Перед квартирой Кристины криминалисты натянули ленту, а часть пола, у самого порога, была устлана кусками картона, белевшими в полумраке.

Но Алексей не стал смотреть вниз. Он взглянул на потолок. Плафон лампы не задел ни один осколок, сама же лампа куда-то исчезла. Между тем, местные дворники даром хлеб не ели, предыдущие три этажа были освещены. Видимо убийца, чтобы жертва не заметила гранату, прикрепленную почти над ее головой, спокойно вывернул лампочку и удалился.

Когда Нертов вышел во двор, то обнаружил, что толпа зевак почти разошлась. Лишь в стороне сидела универсальная «наружка», та самая, которая есть при каждом доме, лишь бы коммунальщики ставили новые скамьи взамен прогнивших.

Бабки, уже забыв недавнее происшествие, говорили о сезонно подорожавшем сахаре. Неертов вклинился в их разговор и поделился с ними собственным опытом решения этой проблемы. По его мнению, сахар надо покупать оптом, мешками по пятьдесят рублей, причем искать такую фирму, которая не берет за доставку. Одна из бабушек нашла в этой идее серьезный изъян.

— Может так и дешевле будет. Только боязно, сынок, чужого человека в дом впускать. Может он тебе сахар принесет, а может придет с пустым мешком и тебя обворует. Сейчас такие времена настали, человека уже от бандита не отличишь. Константиновна до сих пор думает, бандит это был или нет. Ну-ка, расскажи, как ты его утром пустила.

Константиновна пробовала было отмахнуться, но Алексей оказался настолько вежливым, что она разговорилась. С первых же слов старушки выяснилось, что рассказ ее полностью эксклюзивный и милиция его еще не слышала.

— Сижу я здесь утром, с Петровной и Василисой Сергеевной. Вдруг подходит парень, ну не то, чтобы молодой, так, по молодежному одет. У него большая сумка через плечо, а на руках маленький котеночек. Он его держит заботливо и говорит: бабушки, скажите код, а то нам домой пора. Я вижу, человек хороший, код ему сказала. Он в парадную вошел, вышел скоро и быстро, быстро в сторону метро. Вот мы до сих спорим, это он бомбу поставил или нет?

Нертов проболтал с бабушками еще минут десять, но почти никаких подробностей, кроме того, что котенок был маленьким, а сумка — большой, так и не узнал. Больше возле дома Кристины делать было нечего.

Почему бы не поиграть, не сделать набросок психологического портрета? Киллер оказался решительным парнем, понимающем в оружие. Циничным — взял «лимонку», чтобы действовать наверняка и не задумался, сколько же еще людей могло оказался на лестничной площадке?

И какое хладнокровие! Узнал с утра, что жертвы нет дома, проник в подъезд, укрепил гранату и ликвидировал лампочку. Время на это много не ушло, да и по расходному материалу убийство к дорогим не отнесешь. А то, что в любой момент жилец из соседней квартиры мог поинтересоваться, чем на лестничной площадке делает незнакомец, его не волновало.

Нертову захотелось как можно скорее встретиться с Касьяненко, пусть выведет на сотрудников Выборгского РУВД, которые занимаются этим убийством. И еще, надо поговорить с Леной. В том числе, и по поводу ее утреннего разговора с ныне покойной Кристиной.

Глава 4. Дер шлеп, дер шлеп, дер шлеп…

Павел Томаков, узнав от Тима о поступившем на Леночку Азартову заказе, очень расстроился, еще бы: его лучший друг должен был убить женщину, к которой Том отнюдь не был безразличен. Даже многие месяцы, прошедшие со дня последней встречи с Леной, не стерли в памяти той сумасшедшей ночи любви и, не менее важного следующего дня, когда друзья — одноклассники угоняли эшелон с оружием. Судьбу всего предприятия тогда решил один единственный презерватив, неосмотрительно оставленный Томом в квартире Азартовой. Именно этот предмет вынудил Павла позвонить днем однокласснице

…- Подожди! — Крикнула тогда Лена, когда ей показалось, что Павел сейчас вот-вот положит трубку, — Подожди. Я хочу передать тебе важную информацию. С вами может случиться большая неприятность. Не спрашивай, откуда узнала. Лучше слушай…

Павлу было и радостно, и хреново. Радостно от того, что он не уехал, не попрощавшись с Аленкой. А главное, Лена чувствовала то же самое, что и он сам и так же напоследок сказала ему «спасибо» за эту ночь. На минуту, даже, показалось, будто мелькнула та самая Ленка-десятиклассница, которая на исходе новогоднего праздника приводила в порядок его разбитую губу.

Хреново же было вовсе не из-за полученной информации. Пришлось бегом возвращаться к локомотиву, где Тим, так толком и не уяснивший, с чего бы это его другу пришло в голову позвонить из будки дежурной на переезде, уже, как говорится, изошелся на г… Появилась новая головная боль: как рассказать Петру о том, что в конечном пункте их ждет засада.

Удобоваримое объяснение было состряпано лишь в тот момент, когда нога Тома была уже на первой ступеньке. Не успел Тим обматерить друга, как услышал новость, которая привела его в еще большую ярость. Оказывается, в Питере существует некий координатор и, согласно инструкции, перед прибытием в порт, надо было обязательно позвонить этому координатору ради самых последних новостей, оказавшимися столь хреновыми. Зная характер Тима его друг заранее понял, что новость о неприятностях в конечной точке его почти не удивила. Удивило другое: как смел Фома сообщить о существовании координатора одному только Пашке и как смел напарник не сообщить ему об этом вообще. Да, в другой ситуации, за такое недоверие знаешь, что полагается?..

Все так и вышло. В течение следующего часа состав осторожно пробирался по уже совершенно заросшему пути, а Тим беспрерывно ругался, чуть ли не кричал, что лучше бы его заставили вычистить, точнее, выгрести все самые глубокие сортиры в боснийском селе, чем послали в родной город с лучшим другом, у которого есть тайный приказ: держать его за дурака. Потому, что он, Петр Тимофеев, в армаде чистил сортиры не меньше, чем боевое оружие. За то, все было ясно. И вообще, эта тряска ему надоела. Знал бы, где едем, выскочил бы к чертям собачьим и ушел куда подальше.

Том не обращал на это внимания, а просто смотрел в окно. Однажды пришлось выскочить из кабины и перевести стрелки. После этого началась почти фантастика. Этой часть пути уже точно никто не пользовался последние пять лет. Скорость снизилась до двадцати километров в час. Рельсов почти не было видно из-за травы, приходилось мозолить глаза, чтобы высмотреть в зарослях бревно посреди путей. Тим согласился быть впередсмотрящим, но продолжал беспрерывно бубнить, выражая недовольство.

— Командир, — прервал машинист его затянувшийся монолог. — Вроде как приехали.

— Тогда тормози, — скомандовал Том и обратился к Тиму, — выговорился? Если да, давай тогда соображать, что будем делать, если нас здесь ждут.