Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг Страница 47

Обстоятельность Велемировой несколько утомляла, но ничего не попишешь — Кашелев сам просил рассказывать подробно.

— Вернулась я из магазина, — продолжала Валентина Сергеевна. — Мой на кухне молотком стучит. Мара у плиты стоит, белье в выварку закладывает… Она тоже чистюля, этого у нее не отнимешь.

— Какое у нее было настроение?

— Не приглядывалась. Да и некогда было разговоры разговаривать. Сбегала в сарай, дров принесла. Нынче холодно. Ветер — прямо в окно. Муж-то простужен, вот и решила получше протопить… То да се, опять в магазин бежать. Мяса купить, колбасы…

— Пожалуйста, называйте время, — попросил следователь.

— Около одиннадцати было. — Велемирова подумала, потом сказала: — Точно, около одиннадцати… Купила, что надо, иду домой. Ничего не подозреваю. Открываю дверь… — Она всплеснула руками. — Вот уж верно говорится: как обухом по голове! На муже лица нет… Беда! Мара повесилась! У меня прямо все оборвалось внутри. Не помню даже, как очутилась в их комнате… Глянула — и ноги подкосились… Висит. На вешалке… Я закричала не своим голосом и выскочила из квартиры. Тут Ольга Тимофеевна Гаврилкина выбегает на площадку. Я ей: так, мол, и так — Мара удавилась… Мы с Ольгой Тимофеевной вернулись к нам… У меня какое-то затмение в голове. Не знаю, что делать… Гаврилкина вроде сказала: скорей бы врача. Ну, я мигом в поликлинику…

Врач из поликлиники была в квартире в двенадцать. В десять минут первого Велемирова позвонила в милицию…

— Вы не знаете, Гаврилкина сейчас дома? — спросил следователь, заканчивая допрос.

— Наверное. Она пенсионерка.

— А вы никуда не собираетесь?

— Куда я пойду! — горестно произнесла Велемирова.

— Я побеседую с Гаврилкиной. Может быть, у меня возникнут еще какие-нибудь вопросы, так я зайду к вам.

— Я буду дома.

— Адрес работы сына у вас есть?

— А как же, — ответила Валентина Сергеевна. Она назвала адрес мастерской, которая находилась в центре города. — Жора, Жора! — качала головой Велемирова. — Не представляю, как сообщу ему… Смерть детей он переживал — не дай бог! Я так боялась за него. Ведь слаб здоровьем… Перенесет ли он эту ужасную весть? Мне страшно…

Уже когда Кашелев собрался уходить, Валентина Сергеевна снова спросила, когда можно будет похоронить Маргариту.

— Как только будет готово медицинское заключение, — ответил следователь. — Я попрошу, чтобы не тянули, — заверил он убитую горем женщину.

Кашелев напрасно беспокоился, что не застанет Гаврилкину дома.

— Думала, что понадоблюсь вам, никуда не выходила, — сказала Ольга Тимофеевна, когда следователь зашел в их квартиру. — Садитесь к столу, посветлее будет, — предложила она ему стул.

Следователь попросил рассказать о сегодняшнем событии у Велемировых.

— Стою, значит, я у плиты, обед стряпаю, — начала Ольга Тимофеевна. — Щей кисленьких захотелось… В квартире никого, все на работе. Только Витька, соседский пацан, кашу себе подогревает. Вдруг — крик! Я и не пойму, откуда. Думала, с улицы. Выглянула в окно — никого… Потом в дверь затарабанили. Открываю — Велемирова. Кричит: Мара повесилась! Господи, думаю, и как это она решилась такой грех на душу взять? — Гаврилкина поспешно осенила себя мелким крестом. — Побегли мы в квартиру Валентины. Дверь в Марину комнату настежь. А сама она под вешалкой, лицом к двери. От шеи вверх веревка тянется… Николай Петрович тут же ходит и что-то лопочет… Валентина, значит, в поликлинику подалась… Я говорю Николаю Петровичу: чего смотришь, сымать надо, может, еще приведем в чувство… У нас в деревне, когда я молодкой была, девка одна тоже в петлю полезла. Жених бросил. Она уже в положении находилась. Ее сестренка увидела в окно, подняла крик. Народ сбежался, вынули из петли и отходили-таки голубушку… Потом сына родила, замуж счастливо вышла… Вот я и говорю Велемирову: давай сымать. Он говорит: пробовал, но одному не под силу… Ну, тогда мы вместе… Перенесли Маргариту на кушетку, я стала ее отхаживать. Руки в сторону, на грудь… — Гаврилкина показала, какие движения она производила. — Махала, махала… Лицо у ней синее, а тут вроде бы чуть побелело… Я давай опять…

— Вы помните, который был час? — спросил Кашелев.

— Да почти что двенадцать.

— Хорошо, продолжайте, пожалуйста.

— Ну, вскорости возвернулась Валентина с врачихой… Врачиха то же самое Маре делала, что и я. Еще укол впрыснула. Да, видать, запоздали. Вот если бы Николай Петрович сразу ее снял — другое дело.

— Как вы думаете, Ольга Тимофеевна, почему Маргарита руки на себя наложила?

— Я уж и сама думаю, чего ей не жилось? — сердито произнесла старушка.

— Много горя перенесла?

— А кто его не хлебнул, а? Вон, сестра моя двоюродная, в Белоруссии… Фашисты на ее глазах всю семью спалили — мать, отца, сестер и братьев. Так что, тоже, выходит, надо было руки на себя накладывать? Выросла она, замуж вышла, детей нарожала. Жизнь есть жизнь. — Гаврилкина о чем-то задумалась, глядя в окно. — Странное дело, однако… В войну столько бед, столько несчастья перенесли, и никто на нервы не жаловался. Нынче же мирное время, а у людей нервы почему-то никудышные.

— Мара жаловалась?

— Об ней и речь… Совсем ить молодая, а туда же: жить не хочу.

— Вы сами слышали, как она говорила это? — спросил Кашелев.

— Все знают об этом. Даже веревку у нее уже один раз отымали.

— Кто?

— Свекор, Николай Петрович. — Ольга Тимофеевна махнула рукой. — Не подумала о том, что гореть ей теперь в геенне огненной.

— Какие отношения были у Маргариты с мужем, с его родителями?

— Жорка на нее надышаться не мог. Каждую копейку в дом. Шесть лет прожили, а он обхаживал Мару, как невесту. А что в этом хорошего? Любовь, оно, конечно, не плохо, но мужик должен вовремя приструнить жену, заставить почитать родителей. Ведь Валентина добрая. А уж как своего Георгия любит — до беспамятства. Все для него сделает. Нету у Жоры с Марой денег — нате. А Мара? Свою гордыню, вишь ли, показывала! У свекрови не возьмет ни за что! Лучше у соседей одолжится. Разве это по-людски? — Гаврилкина перекрестилась. — Прости, господи, что я так о покойнице… Но правда есть правда.

— Ссорились часто?

— Часто или нет, не знаю. Но все — Маргарита. Несдержанная больно была. Ведь сегодня, сами знаете, какая