Шерлок Холмс: повести, рассказы - Артур Конан Дойль Страница 47

– А что, если мы пройдем немного ниже и будем ждать их там? – предложил сгоравший от нетерпения Джонс.

Мы все уже сидели как на иголках. Даже ничего не знавшие полицейские и рулевой с кочегаром и те заразились нашим волнением.

– Мы не имеем права рисковать, – сказал Холмс. – Десять шансов против одного, что они пойдут вниз по реке, а не вверх. И все-таки мы должны учесть и эту возможность. Отсюда нам хорошо виден вход в док, а нас почти незаметно. Ночь обещает быть светлой, и огней на реке много. Мы должны оставаться там, где мы есть. Видите, как хорошо видны отсюда люди, снующие в свете газовых фонарей.

– Они возвращаются домой после работы в доке.

– Какие они усталые и грязные! Но в каждом горит искра бессмертного огня. Глядя на них, ни за что не скажешь этого. И тем не менее это так. Странное все-таки существо человек.

– Кто-то назвал человека животным, наделенным душой.

– Уинвуд Рид хорошо сказал об этом, – продолжал Холмс. – Он говорит, что отдельный человек – это неразрешимая загадка, зато в совокупности люди представляют собой некое математическое единство и подчинены определенным законам. Разве можно, например, предсказать действия отдельного человека, но поведение целого коллектива можно, оказывается, предсказать с большей точностью. Индивидуумы различаются между собой, но процентное отношение человеческих характеров в любом коллективе остается постоянным. Так говорит статистика. Но что это, кажется, платок? В самом деле, там кто-то машет белым.

– Это один из ваших мальчишек. Я отчетливо вижу его! – воскликнул я.

– А вот и «Аврора»! – крикнул Холмс. – Отличный у нее ход. Эй, там, внизу, полный вперед! Следуйте за тем катером с желтым огнем. Я не прощу себе, если он уйдет от нас!

«Аврора» незаметно выскользнула из дока и, набирая скорость, прошла за маленькими суденышками, так что, когда мы увидели ее, она уже мчалась на всех парах. Она уходила вниз по реке, держась берега. Быстроходность ее была поразительна. Джонс посмотрел на нее с тревогой.

– Очень лихо идет, – сказал он. – Нам ее не догнать.

– Должны догнать! – проговорил Холмс, стиснув зубы. – Не жалейте угля! Выжмите из машины все что можно. Пусть лучше сгорит катер, чем они уйдут от нас!

Теперь мы шли прямо на них. Огонь в топках гудел, мощная машина стучала, как огромное металлическое сердце. Острый, отвесный нос лодки, как ножом, рассекал спокойную воду, посылая влево и вправо две круглые, длинные, тугие волны. В такт машине вся лодка вибрировала и вздрагивала, как живое существо. Желтый фонарь на носу бросал вперед длинный мерцающий столб света. Впереди нас бежало по воде темное пятно – это была «Аврора». Вихрь белой пены за ней свидетельствовал о скорости, с какой она шла. Мы проносились мимо барж, пароходов, торговых парусников, обгоняя их слева и справа. Из темноты доносились громкие голоса, а «Аврора» все уходила вперед, и мы висели у нее на хвосте.

– Наддайте ходу! – крикнул Холмс, заглянув в машинное отделение; яркое пламя осветило снизу его напряженное, орлиное лицо.

– Мне кажется, мы нагоняем их, – сказал Джонс, не спуская с «Авроры» глаз.

– Нет никакого сомнения! – воскликнул я. – Еще несколько минут – и мы нагоним их.

И в тот же миг судьба зло посмеялась над нами: путь наш пересек буксир с тремя баржами. Если бы не рулевой, вывернувший до отказа руль, мы врезались бы в него. Когда наконец мы обогнули их и снова легли на курс, оказалось, что «Аврора» ушла вперед на добрых двести ярдов, но, к счастью, все еще была хорошо видна. Наша машина давала полную мощность, хрупкая посудина вибрировала и трещала под напором яростной энергии, которая несла нас. Мы оставили позади Пул, миновали Вест-индские доки, обогнули длинную Дептфордскую косу и Собачий остров. Смутное пятно впереди нас стало принимать изящные очертания «Авроры». Джонс включил прожектор, и мы ясно увидели на ее борту людей. Один сидел на корме, нагнувшись к какому-то черному предмету у его ног. Рядом лежала темная куча, похожая на огромного ньюфаундленда. Красное пламя топки освещало старшего Смита, он был обнажен до пояса и яростно, как заведенный, бросал в топку уголь, сын его держал румпель. Беглецы не сразу поняли, что за ними погоня, но, видя, что мы неотступно идем за ними, повторяя все их зигзаги и повороты, они перестали сомневаться. У Гринвича нас разделяло саженей сто, к Блэкуоллу расстояние сократилось до семидесяти пяти. За годы моей полной приключений армейской жизни мне не раз приходилось участвовать в погоне, но никогда я не испытывал такого жгучего волнения, как во время этой бешеной гонки по Темзе. Мы все ближе и ближе. В ночной тиши слышны стук и пыхтение их машины. Человек на корме все еще стоит, нагнувшись над чем-то на палубе, что-то делая руками, поминутно поднимая голову, чтобы прикинуть на глаз расстояние между «Авророй» и нами. Мы уже совсем близко. Джонс крикнул, чтобы они остановились. Нас разделяет всего четыре корпуса, и обе лодки летят, как на крыльях. На этом участке Темзы было пустынно. С одной стороны протянулась низина Баркинглевел, с другой – печальные Пламстедские болота. Услыхав приказ Джонса, человек на корме вскочил на ноги и, тряся над головой сжатыми кулаками, стал ругать нас грубым и охрипшим голосом. Это был сильный, рослый человек, он стоял на палубе, широко расставив ноги, и я увидел, что, начиная от бедра, вместо правой ноги у него деревянный протез. При звуках его резкого, хриплого голоса темная куча на палубе зашевелилась и обернулась маленьким черным человечком, у него была огромная, неправильной формы голова с копной всклокоченных волос. Холмс вынул свой пистолет, я тоже схватился за свой при виде этого чудовища. На нем было что-то темное, не то балахон, не то одеяло, открытым оставалось только лицо, какое может привидеться только в кошмарном сне. Никогда в жизни ни в одном лице я не встречал столько жестокости и кровожадности. Глаза его блестели мрачным, угрюмым блеском, а толстые губы, вывернутые наружу, изгибались злобной усмешкой, обнажая зубы, лязгавшие от животной ярости.

– Если он поднимет руку, стреляйте, – невозмутимо проговорил Холмс.

«Аврора» была уже на расстоянии одного корпуса от нас, можно сказать, на расстоянии вытянутой руки. Я хорошо видел этих двоих – большого белого мужчину, стоящего, широко расставив ноги, и поносящего нас отборными ругательствами, и страшного карлика: его отвратительное лицо и оскаленные желтые зубы, поблескивающие в свете нашего фонаря.

Хорошо, что мы успели подойти так близко. Несмотря на то, что мы не спускали с него глаз, он быстрым движением вынул из складок своего одеяния короткую деревянную трубку, похожую на линейку школьника, и сунул ее в рот. Наши выстрелы грянули одновременно. Карлик повернулся, раскинул руки и, издав захлебывающийся кашель, упал боком в воду. На один миг в пене волн я увидел его смертоносный, ненавидящий взгляд. В тот же миг человек на деревянной ноге изо всех сил налег на руль, и его лодка круто повернула к южному берегу. Мы продолжали стрелять по ней, но мимо. Пули пролетели всего в нескольких футах от нее. Мы тоже повернули, но поздно: «Аврора» уже ткнулась носом в берег. Это было дикое, пустынное место. Луна заливала мертвенным светом огромную болотистую равнину, на которой блестели окна стоячей воды и темнели островки гниющих растений. Глухо ударившись о берег, «Аврора» застряла прочно, нос ее задрался в воздух, а корма погрузилась в воду. Беглец выскочил на берег, и его деревянная нога тотчас ушла на всю длину в вязкую почву. Напрасно он старался высвободить ее, дергаясь всем телом. Он не мог больше сделать ни одного шага ни вперед, ни назад. Он завыл в бессильной злобе и яростно заколотил другой ногой по болотистой жиже. Но его злополучная деревяшка только еще глубже уходила в предательскую почву. Когда наш катер подошел к нему, он уже так прочно встал на якорь, что мы сумели вытащить его только с помощью веревки, которой он обвязал свое туловище. И мы долго тянули его, как огромную, опасную рыбину. Оба Смита, отец и сын, сидели понурившись в своем катере, но безропотно подчинились нашему приказу и перешли к нам на борт. Потом мы вызволили «Аврору» и крепко привязали ее к своей корме. На ее палубе стоял тяжелый железный сундучок ручной индийской работы, безо всякого сомнения, тот самый, в котором хранились приносящие несчастье сокровища семьи Шолто. Ключа не было, и мы осторожно