Галина Романова - Счастье по собственному желанию Страница 48

Валера для чего-то встал навытяжку, поднял трубку и слушал очень внимательно какое-то время. Потом пробормотал «слушаюсь», положил трубку и смахнул пот со лба рукавом рубашки.

– А ты говоришь! – выдохнул он и потянулся к стакану, опорожненному до этого Любой.

– Ну, что там? – отчего-то громким шепотом поинтересовалась она, приплясывая от нетерпения.

– Все! Машина заработала, Люба! – почти с обожанием проговорил он, вылив в себя сразу полстакана воды. – Заработала! Теперь дело только за тобой… Если облажаешься, то… Короче, ты поняла!

Что она могла ему сказать в ответ? Ничего кроме короткого: я постараюсь.

Глава 13

То, о чем они говорили с Валерой, казалось простым и единственно правильным, пока она сидела напротив него в его кабинете. Пока шла по коридору отделения милиции, тоже все было предельно ясно и понятно. Но вот стоило выйти на улицу, пройти пару кварталов по разомлевшей от августовской жары улице, как вся уверенность ее куда-то мгновенно испарилась.

Что-то не вязалось. Что-то ускользало и увиливало, не желая укладываться в те самые рамки, что определил Валера.

Вроде с главным действующим лицом во всей этой истории они определились. И мотив имелся, и косвенные доказательства. Не было свидетелей, но здесь Люба особенно уповала на Иванова.

Это пока он боится. Пока главное действующее лицо не сядет за решетку. Потом-то чего? Потом бояться станет некого, чего не дать показания? И ведь есть какая-то статья про сокрытие и все такое. Припрут они к стенке Иванова, никуда он не денется.

И все же, все же, все же… Не верилось ей как-то, что все это так просто. Не верилось, хоть умри. Не укладывался в эту схему ее телефонный аппарат со зловещей начинкой. Совершенно же не укладывался.

Пройдя пару кварталов пешком, она все же решилась влезть в автобус и доехать до своей остановки.

Духота в салоне была, как в предбаннике. Люди обливались потом, обмахивались газетами, кепками и срывали зло на ком придется. Стоя на задней площадке, прижатая к металлическому поручню чьей-то потной спиной, Люба в коллективных склоках не участвовала.

Да, жарко. Да, невыносимо и отвратительно липнет к телу одежда. Да, противно щекочет шею взмокшая прядь волос. Но это не повод для того, чтобы, рдея щеками, выплескивать свое раздражение на рядом стоящего.

Ей бы их проблемы, вяло подумала Люба в тот момент, когда потная спина, прижимающая ее к поручню, уступила место другой такой же.

Кто-то на кого-то навалился, кто-то кому-то отдавил ногу, и, о боже, кто-то жарко дышит кому-то в шею! И никому не придет в голову простая спасительная мысль, что это все есть еще одно проявление жизни как таковой. Они все живы! Они дышат, пускай кому-то и в шею. Они движутся, они потеют, переминаются с ноги на ногу, злятся, в конце концов, но они все живы. Как сложно определиться в такой момент с истинными ценностями. Как сложно…

Она вот определилась, правда, не до конца, и недовольства не выражает. И ей и не жарко… почти. И трясет ее так, будто она босиком на снегу стоит. И пот, что струится меж ее лопаток, совсем не кажется ей горячим, а скорее наоборот.

А вдруг… Вдруг ее убьют, как Тимошу?! Просто возьмут и переедут на огромной машине, как уже пытались это сделать. Или, как тетю Веру убьют?! И она будет лежать на полу своей квартиры с проломленным черепом. Ее вытаращенные остекленевшие глаза будут невидяще смотреть в потолок, а ее кровь будет медленно вытекать из раны, и впитываться в ковер, и…

Вот что страшно-то, а они ругаются, из-за того, что им жарко!

Выбравшись на своей остановке из автобуса, Люба достала из сумочки платок и тут же вытерла мокрую от пота шею. Тут же, порывшись на самом дне, нашла там старенькую обмахрившуюся резинку и стянула ею волосы, приподняв их повыше. Провела платком по лицу и, скомкав его, убрала обратно в сумку. Так стало чуть легче. Она старалась не думать о том, что кофточка под мышками промокла насквозь, что ладони казались грязными и липкими, что в кроссовках (вот угораздило так вырядиться) будто бы хлюпает. Все пустяки. Сейчас вот она зайдет в кафе. Что-нибудь перекусит, потому что готовить дома ничего не сможет. А потом вернется к себе и будет терпеливо дожидаться.

Чего дожидаться? Чьих-то действий она станет дожидаться. Время пришло, сказал ей Валера. Подозреваемый непременно начнет как-то проявлять себя. Тянуть дальше смысла не было, поскольку Люба уже начала наступать ему на пятки. Ей нужно просто следовать инструкциям, полученным от Валеры, и ничего не бояться. Они будут рядом. Кто они, он уточнять не стал, но то, что подразумевался немногочисленный вариант сопровождения, немного вдохновляло.

Люба снова села за тот же самый столик у окна, за которым сегодняшним утром завтракала, и стала внимательно осматривать площадь перед кафе и противоположную сторону улицы. Ну, не было никого, кто хоть как-то напоминал бы собой группу ее поддержки! Может, они ее бросили? Пустили все на самотек, предоставив ей возможность разбираться со всем самой?

Нет! Быть такого не может. Валера же обещал. И опять же звонил при ней.

Она заказала окрошку и чай с пирожным. Подумала и заказала еще и мороженого. Ела долго, без аппетита. И сколько ела, столько косилась на окно. Одна машина проехала мимо. Вторая затормозила на углу, но через пару минут уехала. Прошла супружеская пара с ребенком. И все… Никаких праздно слоняющихся мускулистых парней. Машин с дремлющими водителями. Даже обычного наряда милиции не было видно. Скажите, пожалуйста, эти-то куда подевались? Еще утром один из них заходил в это самое кафе за газировкой. Теперь же все как сквозь землю провалились.

Расплатившись, она вышла из кафе и еще раз придирчиво осмотрела улицу.

Словно вымерли все. Даже пешеходов не было видно. Люба поскучнела и неторопливой походкой двинула к своему дому. Дошла до угла и осторожно выглянула.

Во дворе на удивление было людно. Кто-то выбивал ковры, перекинув их через турник. Тут же рядом терлись подростки и гнусаво заявляли о своих правах. Мужчина в трико беззлобно огрызался, методично колошматя пластмассовой выбивалкой по цветной дорожке. За столом лихорадило картежников. Они спорили на повышенных тонах. Две бабушки выгуливали своих внуков. Отряхивали от песка их штанишки, перекладывали из рук в руки ведерки с совочками. Идиллия, а не картинка. И в другое время она от души бы порадовалась. В другое, но не сейчас. Печалью на душе лежало то, что нигде не было видно ни одного наблюдателя. Может, маскируются так умело, черт его знает!..

Она уже входила в подъезд, когда сзади неожиданно ее придержали за локоток.

– Закатова! Долго буду дверь твою караулить?! Куда с утра укостыляла? – Сячинов смотрел на нее осуждающе и даже с обидой. – Я к ней, она от меня…

– Геночка, дружок, – она ему обрадовалась, улыбнулась и тут же взяла под руку, краем глаза заметив, как насторожились бабушки возле песочницы. – Идем ко мне, я тебя чаем напою, а?

– Можно, Люб, и чаю. – Генка улыбнулся ей в ответ, обида из глаз исчезла, словно ее и не бывало. – Только, может, съездим в одно место, пока у меня выходной?

– Съездим, в какое? – она готова была выполнить любое его желание, лишь бы не сидеть в четырех стенах и не ждать неведомо чего.

– Я тут долго и напряженно думал. – Сячинов поднял правую руку и потеребил мочку уха. – Нужно, мне кажется, съездить туда…

– Куда? – она все еще его не понимала, но слушала внимательно.

– Ну, туда, куда тебя этот твой Хелин возил. Найдешь дорогу? – они стояли сейчас на подъездных ступеньках, причем Сячин успел уже приоткрыть дверь и ждал теперь ее решения. – Ну что, Люба? Идем чай пить или едем на твое озеро?

– Едем, конечно! – она думала не больше трех секунд. Оторвала его пальцы от дверной ручки и потянула со ступенек. – Ты на своей «шахине»?

– А на чем же! – фыркнул Сячинов, еле за ней поспевая. – Мне к выходному дню начальство транспорт не выделяет. Ничего, потерпишь. Без кондиционера, правда, зато на колесах. Не на автобусе же туда ехать!

На автобусе ехать было нельзя. Это очевидно. Озеро располагалось в глубине леса. И ехали они тогда, помнится, довольно долго, петляя еле заметной в траве дорогой меж высоченных берез. Представить себе такую прогулку пешком Любе было затруднительно. Поэтому она загрузилась в Генкину «шестерку» без лишнего ропота. Но стоило усесться на сиденье, как тут же, ойкнув, она выскочила из машины наружу.

Салон под палящими лучами солнца раскалился до такой степени, что ей едва не сделалось дурно.

– Я предупреждал, что без кондиционера, – засмеялся Сячинов, раскрывая все окна и двери. – С Хелиным-то, небось, таких неудобств не испытывала.

Люба оставила его ехидство без комментариев. Отступила в тень дома и терпеливо ждала, пока машина проветрится. Генка занялся тем, что открыл капот и влез туда едва ли не с ногами. Пару раз попросил подать ему ключи и ветошь. Она добросовестно выполняла его просьбы, попутно отмечая, что любопытство выгуливающих внуков соседок ползет по нарастающей.