Алла Демченко - Александра: Жизнь и судьба Страница 48

Лагунов открыл кожаный портфель. Белый увесистый конверт лег на стол.

— Это что? Деньги?

— Саша…

— Уберите сейчас же. Все, что я сделала, я делала не только ради вас. Понимаете?

Он вспомнил, как она прикоснулась к его руке, как появилась Татьяна, как ему безумно до зубного скрежету захотелось жить. Лагунов небрежно убрал конверт со стола.

— Но вы мне можете помочь. Моей соседке нужна консультация. Но лучше, подняться к ней.

Вот и сон не в руку. Саша крутилась в постели, ставшей отчего — то неудобной. Она уже и одеяло поменяла и подушку подбила, но сон как рукой сняло. Вот у Лагунова все с Татьяной будет хорошо. От этой мысли стало немного легче. Надо было ему сказать. Сама ж видела — мучается. Потом она пыталась припомнить, откуда пришло знание о их благополучии. Но, в памяти всплывало лицо незнакомой женщины. Она никак не могла сосредоточиться на Лагунове. Как жаль, что ему не понадобилась ее помощь.

Уснула она под утро и ей ничего не снилось.

Нет, так не бывает, что бы она спокойно спала после видений. Саша прислушалась к себе. Болела душа. И больше ничего не изменилось в этом мире. Она еще боялась радоваться, что просьба женщины только плод ее воображения. Она никому ни чем не обязана. Она свободная! Но преодолеть любопытство не могла. Ведь в тумбе женщина что — то нашла. И то, что она увидела, было важным и для нее. Прогоняя тревожные предчувствия, Саша открыла шкафчик. Все бумаги лежали на своем месте. С верху — конверт с квитанциями за свет, под ним — такой же — за газ. Недолго думая, она вытряхнула все содержимое на пол. Длинный конверт нового стандарта выпал с общей стопки.

О письме она давно забыла. Конверт вывалился с почтового ящика, когда она забирала газеты. Было это месяц или два тому.

Она тогда подняла конверт и с интересом повертела в руках, еще раз пробежав по адресу, вдруг почтальон перепутал почтовые ящики. Но письмо предназначалось действительно Александре Андреевой.

В последние годы стало не привычно получать письма. Для общения есть интернет, скайп и мобильный телефон. Несколько мгновений и человек на связи. А здесь, надо ж, кто — то не поленился. Вначале написал, потом купил конверт в киоске или в обратном порядке. Скорее, купил конверт, потом, уже видя плод своих трудов, сел и написал, а уж затем только завез или занес на почту. Получается целый алгоритм действия.

Саша, открывая входную дверь, пыталась угадать, кто же мог ей написать. Все службы обычно ставят штамп, а здесь даже обратного адреса нет. Мать никогда не писала ей никаких писем. Обходились звонками. Единственный человек, который в принципе мог написать — Машка. Лучшая институтская подруга, давно укатившая в Канаду, поначалу, пока у не было Интернета, регулярно раз в месяц писала. Но когда это было. Да и конверты были совершенно другие. Заграничные.

Теперь она снова вертела в руках конверт. Странно, но письмо она выбросила тот час в мусорное ведро. Или только собиралась? Она еще хотела рассказать о нем Стрельникову, но в тот вечер они пили вино и целовались.

«Здравствуй Саша. Я не знаю с чего начать и как начать писать. Даже не знаю, как тебя правильно назвать: Саша, Александра или как в детстве Шурочкой. Да и себя не знаю, как представить. Имею ли я право назвать тебя дочерью решать только тебе. Я твой отец. Единственное о чем прошу, пусть даже не имея права на просьбу — дочитать письмо до конца.

Саша, вероятнее всего, я умираю. В этой жизни столько было всего. Правильного и не правильного. Но об этом потом, если доживу. Мне нужно с тобой обязательно встретиться. Можешь считать, что это моя последняя просьба. Но, опять же, это тебя ни к чему не обязывает. Смотри сама. Если ты решишь приехать, сразу позвони мне по этому номеру. Надеюсь дожить до встречи, если…Не прощаюсь.»

Она внимательно медленно прочитала еще раз письмо. Теперь в письме казалось все странным. Странным было все от твердого, уверенного каллиграфического почерка, до полной бессмыслицы в тексте. Странным даже было слово отец, которое не привычно каталось на языке и известие о скорой смерти, какого — то мужчины в другой стране, которого она никогда даже не узнает не только в толпе, но и встретившись лицом к лицу. Она не помнила ни его лица, ни голоса. Бред. Полный бред.

Сон и недодуманные мысли путались в голове. Она очень спешила, еще не понимая, куда спешит, как будто от нелепого письма зависела и ее жизнь. Даже руки дрожали. И вид у нее был еще тот, раз Владимир Иванович ни чего не говоря, даже не сетуя на жизнь, подписал отпуск на две недели.

Потом, когда тревога немного улеглась, ей стало даже неловко, что вот так внезапно сорвалась в отпуск, никого не предупредив заранее. И больных всех надо передать Дуднику. Она представила его недовольный голос и массу претензий. И Дудник заставит написать выписки двум пациентам и будет прав. Не уходят в отпуск, бросив все дела, вот так внезапно.

Подавай, видишь ли, им отпуск.

Дудник был прав, но ее вдруг прорвало. Она припомнила, сколько работы делала ему, сколько просьб выполняла. И расплакалась…

— Да, ладно, не реви. У тебя, что кто — то умер? — участливо спросил Дудник. И ей показалось, что не такой он и плохой, как о нем подумала.

— Ну, если не умер — значит все поправимо. Правда, Елизавета Евгеньевна?

Саша еще посидела. Ей было стыдно за свою слабость и слезы. Она даже не знала, почему плачет. Накатило все и сразу: Стрельников, сон и забытое письмо. Ей так захотелось, чтобы не было никакого письма, и женщина не просила о помощи. Помощь нужна только ей самой. Помочь ей мог только Стрельников, а его больше нет.

Она достала с сумки «на все случаи жизни» пакет бумажных салфеток вытерла лицо. При этом умудрилась задеть еженедельник Елизаветы. Толстый, разбухший от вкладышей, он еле удержался на краю стола. Бумаги посыпались на пол и, не обращая ни на кого внимания, Саша начала их собирать.

— Извини. Держи, — Саша протянула собранную стопку Елизавете.

— Ничего страшного. Надо давно было выбросить, да все никак.

— Подожди, — Саша подняла фотографию, выпавшую вместе с остальными бумагами, — откуда ты знаешь этого мужчину?

Елизавета излишне быстро засунула обратно фотографию в еженедельник, оставив вопрос без ответа.

Елизавета догнала ее уже на выходе. Говорить при Дуднике не хотелось.

— Саша, что случилось? Что — то с Павлом?

— Мне надо ненадолго уехать. В Киев. У меня там отец.

— Отец?

Елизавета спросила так удивленно, словно дети могут появиться без участи мужчины. Даже если б Саша была с пробирки, то и для такого процесса нужен мужчина.

— Я вернусь и все тебе расскажу. Позвоню, как приеду. Побегу. Мне еще собраться.

— Погоди, откуда ты знаешь мужчину на фотографии?

— Да, я его почти не знаю. Встречались пару раз. Это Говоров начальник охраны банка.

— У тебя есть его телефон?

— Да откуда? Хочешь, запиши телефон Стрельникова. Скажешь от меня. Только не говори обо мне ничего, об отпуске. Хорошо?

Елизавета молча кивнула головой.

Глава 48

Стрельников нажал кнопку звонка. Никаких признаков жизни за дверью не было. Он напряженно вслушивался в тишину до тех пор, пока не зашумело в ушах. Он утопил кнопку звонка и замер. Он знал, что скажет Саше. И все сказанное будет чистейшей правдой. Он не может без нее жить. Он не хочет без нее жить. Он не будет без нее жить…

Скрипнула соседская дверь. Сквозь узкую щель мужчину было не разглядеть. В женщине боролись два чувства. Было любопытно узнать, кто это повадился звонить к Шурочке и в то же время страшно открывать дверь. Сколько таких случаев каждый день показывают по новостям. Прямо жуть берет. Любопытство пересилило. Звякнула цепочка и женщина замерла на пороге.

— Вы, молодой человек, к Александре? Так она уехала. Если чего передать, то можете мне сказать или оставить. Я присматриваю за квартирой.

— Куда уехала не сказала?

— Нет. Сказала только, что ненадолго.

Мужчина, звонивший в дверь, показался ей знакомым и даже приятным с виду. Жаль, конечно, что она не может ему ничем помочь.

Продолжение следует…