Ли Ванс - Расплата Страница 48

Звонок моего телефона не дает ему закончить.

— Простите. — Я боюсь пропустить звонок от кого-то из тех, кому оставлял сообщения. Я подношу трубку ко рту. — Питер Тайлер.

— Я в Гарвардском клубе, — говорит Тиллинг. — Где вас черти носят? Я же просила вас быть на связи, чтобы с вами можно было встретиться.

— Я вам весь день звоню, — поспешно заверяю я. — Узнали что-нибудь о Лимане?

— Это не телефонный разговор. Скажите мне, где вы сейчас.

— Рядом. — Я не хочу, чтобы Тиллинг встречалась с мистером Розье. Она запросто может спросить, что со мной стряслось, а я еще не решил, какую часть информации об Андрее ей стоит открывать. — Встретимся там. Через пятнадцать минут.

— Не опаздывайте, — говорит она и вешает трубку.

— Похоже, появились новые известия, — сообщаю я мистеру Розье, осторожно вставая на ноги. На данный момент гораздо важнее узнать, что случилось с Лиманом, чем выяснить, как Андрею удалось раздобыть исчезнувшую картину. — Мне надо идти. Вы будете здесь завтра?

— Я работаю с двенадцати до восьми, с понедельника по пятницу. Но придержите на секунду лошадей.

— Вы еще что-то хотите мне сказать? — Я пытаюсь осторожно потянуться. Левый локоть и плечо все еще слишком сильно болят, чтобы шевелить ими, но бедро, похоже, начинает приходить в норму. Я уже, наверное, в состоянии поймать такси.

— Хочу. — Руперт берет со стола один-единственный листок бумаги с очень нечетким, размазанным текстом. — Это распечатка с микрофильма, — извиняется он и надевает очки. — Фон Штерн, владелец картины, до и после войны был профессором истории искусств в университете Гумбольдта в Берлине. Очевидно, этот старик был значительной личностью. Институт реставрации музейных ценностей при Смитсоновском институте[30] напечатал о нем статью в честь его столетнего юбилея, написанную старшим реставратором музея Уффици во Флоренции. Очевидно, фон Штерн научил современным технологиям реставрации ценностей целое поколение европейцев. Автор статьи упоминает, что фон Штерн относился к студентам по-отечески и что они придумали ему прозвище. — Мистер Розье поднимает на меня глаза и широко улыбается. — Попробуйте угадать какое.

— Bon papa? — Я едва верю, что это возможно.

— В яблочко.

— Вы удивительный человек.

— Я библиотекарь, — скромно отвечает он. — Хотите еще раз попробовать получить доступ к счету в Люксембургском банке?

— Да, пожалуйста.

Мистер Розье ищет нужную веб-страницу на старом ноутбуке «Эппл», а я пытаюсь усвоить информацию, которую он мне предоставил. И сразу же мне приходит в голову одна мысль: ведь миссис Жилина — реставратор в Метрополитен-музее. Я готов побиться об заклад, что когда-то она была студенткой фон Штерна в университете Гумбольдта. Я так и знал, что она что-то недоговаривает.

— У вас есть номер этого счета и пароль? — спрашивает меня мистер Розье.

Я диктую ему номер и пароль, и он вводит их с клавиатуры. Веб-сайт требует дать ответ на дополнительный вопрос, и мистер Розье вводит имя: «фон Штерн». Выскакивает окно, которое мы еще не видели: гипертекстовое меню на французском, с логотипом банка в правом верхнем углу.

— Мы вошли, — говорит он.

У меня снова звонит телефон, и мистер Розье делает любезный жест в мою сторону:

— Ответьте на звонок, если хотите. Я никуда не тороплюсь.

— Питер Тайлер, — смятенно отвечаю я, снова поднося трубку к уху.

— Это Теннис, — шепчет мой друг.

— Я тебя еле слышу.

— Послушай, я сейчас в Гарвардском клубе. Ты собираешься встречаться здесь с полицейскими?

— Ага. С детективом Тиллинг, той женщиной, которая была с Ромми на похоронах, и с ее напарником, невысокой негритянкой. А что?

— Они здесь, — торопливо говорит Теннис. — И они привели с собой друзей. Человек шесть. Парочка сидит в вестибюле, прикидываясь, что читает газету, и еще несколько копов стоят у входа, изображая из себя туристов. Менеджер минуту назад устроил скандал и запретил им пользоваться рацией в вестибюле, потому что в этом клубе нельзя звонить по мобильному телефону. Подожди секунду.

Я жду и чувствую, как холодная рука сжимает мое сердце.

— Извини, — минуту спустя говорит Теннис, — я тут сижу в одной из телефонных кабин возле гардероба, и прямо напротив меня остановился какой-то полицейский. Ты бы лучше выяснил, что тут происходит, прежде чем приезжать.

— Я проверю. — Я с трудом шевелю губами.

— Перезвони мне. Буду ждать от тебя вестей.

Я кладу трубку и тупо смотрю на телефон в руке, размышляя, зачем это Грейс подкарауливать меня вместе с шестью полицейскими в штатском.

— Могу я попросить вас еще об одной услуге? — обращаюсь я к мистеру Розье.

— Разумеется.

— Мне нужно сделать срочный звонок. Вы же умеете читать по-французски. Вы не могли бы просмотреть информацию на счете вместо меня? Меня интересуют любые недавние финансовые перечисления, которые могли бы помочь мне выяснить, где сейчас находится мой друг.

— Никаких проблем. Вам нужно побыть одному?

— Если вы не против.

— Я возьму компьютер с собой вниз и поработаю там, — говорит Руперт, поднимаясь и подмигивая мне. — Вообще-то мне все это нравится.

32

Я сажусь в кресло у стола мистера Розье, набираю номер Тиллинг со своего телефона и жду ответа, бездумно глядя на переполненную доску объявлений на стене. Я пытаюсь понять, какое значение может иметь тот факт, что миссис Жилина, вероятно, училась у фон Штерна и что в результате у Андрея оказалась картина, возможно, принадлежавшая профессору. Я устал, запутался и избит. Ребята из офиса в Лондоне, бывало, присылали нам 3-D головоломки — иллюзии, созданные из множества точек и, на первый взгляд, изображавшие НАСАвские снимки многоцветных звездных скоплений, пока вы не фокусировали взгляд на правильном расстоянии перед или позади образа. В результате таинственные узоры мгновенно превращались в яркое трехмерное изображение дерева, или водопада, или несущейся галопом лошади. Каждый факт, который я узнал за последнее время, похож на брызги таких вот цветных точек на картинках, и вместе они составляют рисунок, увидеть который я пока, похоже, не могу. Я бы хотел получить пару простых ответов на свои вопросы — так, для разнообразия. Тиллинг снимает трубку на пятом гудке.

— Где вы? — требовательно спрашивает она, ее резкий голос вонзается мне в ухо.

— Задерживаюсь. Мы можем поговорить по телефону?

— Не можем.

Она закрывает микрофон ладонью, и я слышу приглушенный разговор на заднем плане.

— Я приеду, — наконец говорит она. — Говорите куда.

— Только вы? Или вместе со всеми друзьями?

Проходит пять секунд, в течение которых я слушаю ее дыхание.

— Кое-что случилось, — заявляет она. — Я не могу обсуждать это по телефону.

— Это касается Лимана?

— Нет. Над его делом работают городские полицейские. Кое-что другое.

— Связанное с убийством Дженны?

— Да.

— Что?

— Не по мобильному телефону.

— Я в плохом настроении, Грейс. — Меня бесит ее непреклонность. — Намекните.

На том конце снова слышен приглушенный разговор.

— Перезвоните мне через десять минут в семнадцатый участок. — Она диктует мне номер. — Записали?

— Да, — отвечаю я, быстро записывая его на отрывном листке.

— Позовите меня к телефону как Грейс и не пользуйтесь своим мобильным.

Она кладет трубку. Я наклоняюсь вперед, по-прежнему сидя в кресле мистера Розье, и закрываю лицо ладонью, пытаясь понять, почему она собрала столько полицейских в Гарвардском клубе. Что-то здесь не так. Нет никакой причины, по которой она не могла бы рассказать мне все по мобильному. Я выдохся и настолько устал, что мне уже почти все равно.

Подняв глаза, я вижу выцветший листок с молитвой о ясности ума, приколотый к доске объявлений, а из-под него выглядывает потрескавшаяся черно-белая фотография. Я осторожно тянусь к ней и снимаю листок с молитвой, открывая фотографию. На ней изображен молодой мистер Розье на ступеньках перед входом в библиотеку, окруженный улыбающимися детьми. Дети на переднем плане держат в руках плакат: «БИБЛИОТЕКА АДСКОЙ КУХНИ ОТМЕЧАЕТ НЕДЕЛЮ НЕГРИТЯНСКОЙ ИСТОРИИ». Вдоль краев снимка нацарапаны подписи. Я прикасаюсь к ним пальцем и ощущаю неровности, сделанные шариковыми ручками тридцать или сорок лет назад. Дженне мистер Розье понравился бы; жаль, что они не были знакомы.

У меня звонит телефон.

— Это Теннис. Все уехали, кроме трех полицейских, болтающихся у входа. Какого черта тут происходит?

— Еще не знаю. Я буду говорить с Тиллинг через несколько минут. Где ты сейчас?

— На другой стороне улицы, в баре.