Фальшивая жизнь - Андрей Анатольевич Посняков Страница 48

– А вот последний раз, как из Ленинграда приехала, к тебе заходила?

– Дак заходила, как не зайти? Печенье принесла – «Октябрьское». Чай пили…

– И конечно же, разговаривали… О чем?

– Так. Болтали всякую ерунду.

Видно было, что девушка снова закрылась, не хотела говорить. Что?

Ревякин тут же напустил на себя строгий, но одновременно доброжелательный вид:

– Ты, Юлия, пойми, мы убийство расследуем. Любая ерунда может пригодиться, любая мелочь. Так что стесняться тут нечего, мне – как врачу.

– Ну, раз может помочь… – Покраснев, Юля смущенно намотала косичку на палец. – О парнях говорили. О мужчинах.

Ага! Вот оно.

– Ну, так… болтали… Знаете, она же вся нервная приехала, злая. Мужиков нехорошо обзывала… «кобелями» – вот.

– Так! А подробней?

Юля повела загорелым плечом:

– А подробней не знаю. Настя вообще скрытная… была.

– Ясненько. А сама ты как думаешь? Что ее могло в пути разозлить. Огорчить, обидеть?

– Дак ясное дело – тетка. Она у нас та еще…

– А если не в Ленинграде? Где-нибудь рядом совсем?

– Чтоб так сказать? Не-е… здесь у нас ее никто не обидит – дядя Ваня рога-то живо поотшибет! В Озерске если только…

– В Озерске, ага. А вот когда раньше вы о парнях разговаривали, Настя как реагировала? Тоже «кобелями» обзывала?

– Ой. – Юля покраснела еще больше. – Не помню.

– Не помните, чтоб на мужчин ругалась?

– Нет.

– То есть не ругалась?

– Нет.

– Ага-а…

Отпустив девушку, Ревякин неспешно направился к клубу. На рекламном стенде, у крыльца, висела рукописная афиша: «Парижские тайны», пр-во Франция. Сеансы на 18 и 20 часов, цена билета 20 копеек. Дети до 16 лет не допускаются».

– Парижские тайны… – задумчиво протянул Игнат. – Как говорится, шерше ля фам! Ищите женщину. Только вот, в нашем случае, похоже, все-таки «ищите мужчину»!

Бирюзовый милицейский «Урал» уже стоял у почты. Приехал Дорожкин, успел… Да чего там успевать-то! Наверняка пожилая продавщица мало что могла пояснить, и голос звонившего опознать вряд ли сможет.

– Нет, не сможет. – Выйдя на крыльцо, Дорожкин достал пачку папирос «Север», дешевых, за четырнадцать копеек. По примеру Алтуфьева, участковый все же старался бросить, потому только такие и курил – «Север», «Прибой», «Волна»… «Памир» еще. Табак в них, в принципе, был не такой уж и плохой – обычный.

Подошедший Игнат тоже взял папироску и чиркнул спичкой.

– Сказала – голос молодой, наглый. А еще… – Игорь неожиданно ухмыльнулся и хитровато прищурился. – И еще кое-что тетя Маша приметила…

– Ну-ну? – выпустив дым, в нетерпении воскликнул Ревякин.

– Звонок был слишком уж чистым, без всяких помех. Скорее, не межгород, а местная линия. Я вот на почте и спросил. Жду. Сейчас журналы посмотрят – они вообще-то межгород фиксируют. Это же деньги…

На крыльце показалась Галя. С прической «французское каре», в бежевом, выше колен, платьице на бретельках. Смотрелась она очень эффектно: прямо Софи Лорен, а не продавщица сельпо! Такие прически а-ля Мари Лафоре, частенько с начесом, носили почти все молоденькие девчонки, женщины постарше предпочитали шиньоны.

– Игорь, там вас заведующая просила позвать.

– Ага!

Дружно выбросив недокуренные папиросы в урну, приятели рванули внутрь.

– Никаких междугородных звонков за последние три месяца не зафиксировано! – положив на стойку объемистый гроссбух, заявила заведующая – пухленькая улыбчивая шатенка в очках. – Ни входящих, ни исходящих.

– Точно?

– Да, точно. У нас хоть и АТС, а межгород пока что вручную.

– Ой, Галина Ивановна, – тут же заулыбался участковый. – А вы нам справочку можете написать? И чтоб с печатью. Есть у вас печать-то?

– Да уж для вас найдем!

– Здрасте! – на почту забежала наконец, племянница Ваньки Конькина Юля. Тряхнула рыжеватыми косичками: – Открытки с артистами еще остались?

– Остались, остались. Вон, выбирай.

– Ой, мне Смоктуновского, Кадочникова… Еще Рыбникова и Майю Менглет.

Дождавшись официальной справки, милиционеры покинули почту.

– Ну, пожалуй, пора и домой! – потянувшись, довольно зевнул Дорожкин. – Прыгай в коляску, Галина.

– Уже? – обрадованно воскликнула девушка и прищурилась: – А как же мы поедем? Паром-то теперь только к вечернему автобусу пойдет.

– Ничего! – Участковый невозмутимо подошел к мотоциклу. – Мы милиция или кто? Попросим – отвезут. Верно, Игнат?

– Ну да, верно.

На крыльцо выскочила совершенно счастливая Юлька с открытками в руке. Не удержалась, похвасталась:

– В комнате своей на стенку повешу! У меня там много уже.

– Юль. – Игнат придержал девчонку за локоть. – Сегодня кто на пароме?

– С утра вроде Карташев был.

– А где он живет?

– Так там, у леса почти. – Юля показала рукой и вдруг покусала губы. – Только вряд ли он дома. Они с Гольцовым вчера гулеванили.

– С Гольцовым? Ну, тогда мы знаем, где искать. Спасибо, Юля. Галь! Минут пять-семь подожди. Заодно и подучетный элемент проверим – Силаева да самого Гольца.

Дощатый леспромхозовский барак располагался на самой околице, ближе к озеру. Кое-как залатанная крыша, покосившееся крыльцо, болтающаяся на одной петле калитка… На ступеньках виднелась набитая пустыми бутылками котомка – видать, приготовили сдавать.

– Десятка полтора, – на глаз прикинул опер. – Умножаем на двенадцать, получаем… м-м…

– Рубль восемьдесят! – Дорожкин сосчитал быстрее. – Не хило. На «мерзавчика» хватит, и еще на закусь останется. Хотя… вряд ли они в магазин пойдут. Скорее, к Салтычихе. Раз она, зараза, еще гонит. Эх, упеку я ее, дайте срок!

Скрипнула дверь. Из будки уборной в глубине двора выскочил сам хозяин, Гольцов, как всегда небритый, в синих отвисших трениках и распахнутой на впалой груди рубахе.

– О! Начальнички! К Сереге пожаловали?

– Почему к Сереге?

– Так… – Гольцов ухмыльнулся. – Он же судимый… Раз вы тут, неужто не проверите?

– Проверим. Однако нам Карташев нужен. Говорят, он у тебя.

– Картавый? – Мосластое, по-лошадиному вытянутое лицо Гольца озарилось фальшивой улыбкой. – Был. Но с утра к парому убежал. Работничек! Он, бывает, там, на пароме, и спит. Ладно, начальнички… – Гольцов ловко закинул на спину звякнувшую котомку: – Я тут сбегаю быстренько. А то магазин… Ну, пока вы к Сереге… Не знаю, правда, дома ли. Дня три не было, может, ночью пришел – ходил кто-то. А я – туда-сюда. Пять минут! А то ведь закроют лавку-то. Там сегодня Ворониха, а она баба вредная.

– Да беги уж! Надоел.

– Серега в конце коридора…

Дверь в комнату недавно освободившегося Сергея Силаева замка не имела вовсе. Был лишь засовец, щеколдочка. Видать, хозяин еще не успел приобрести замок или ему просто все было по-барабану. Скорее второе.

– Силаев! Серге-ей! – громко выкрикнул Дорожкин и обернулся к коллеге: – Ну, что? Войдем?

– Так и войдем, – глухо хмыкнул Игнат. – Зря, что ли,