Анна и Сергей Литвиновы - Половина земного пути (сборник) Страница 49

Отец поступил по-своему – навсегда разрушил их семью. И настоял, чтобы сын остался с ним, а жена вместе со своим вторым ребенком («Неизвестно от кого!» – говорил он) больше никогда не вторгалась в его жизнь.

Суд его иск удовлетворил. Одним махом лишил Бориса и матери, и сестрички, которую он мог бы защищать во дворе и припахивать, чтобы пришивала ему пуговицы и гладила рубашки… Бог весть, почему мать согласилась на отцовы условия. Может, действительно изменила и чувствовала вину. Или же просто решила не связываться. Сохранить рядом с собою дочь. И – пожертвовать сыном.

Когда Борису сравнялось шестнадцать, он решил сам во всем разобраться. Захотел найти мать и познакомиться наконец со своей родной сестрой. В конце концов, он имеет на это право. Однако юноша опрометчиво поделился своими планами с отцом – и тот сказал, как отрезал:

– Только попробуй! Вышвырну из дома!

Спорить с отцом – себе дороже, рука у того тяжелая. И уж если он что решил, то упрашивать бесполезно.

– У них – своя жизнь, у нас – своя, – говорил отец. – И наша, уверяю тебя, куда достойнее.

Хотя что в ней достойного? Колесили по всему Союзу. Батяня шоферил, но долго на одном месте не задерживался – скучно ему становилось. Судьбой сына управлял исключительно по собственному усмотрению: заставил после восьмого класса перейти в ПТУ (хотя Боря хотел учиться дальше) и даже специальность для него выбрал сам – оператор станков с числовым программным управлением. Посчитал, что профессия перспективная…

А когда Борис начал работать на заводе и активно обдумывал, как бы и куда сбежать от надоевшего деспотизма папаши, еще одна напасть случилась: родителя свалил инсульт. Тут уж как ни презирал Мединов-младший кровного родственника, а ухаживать пришлось: пять годочков – абсолютно без личной жизни плюс жуткие траты на всяких нянечек и медицинских сестер. И ждать, когда же наконец папаня коня не двинет.

Но годы-то – двадцать лет, самый сок! – своего требовали. Ходить по девкам никак не получалось – работа да папанина болезнь… Вот Боря и закрутил с одной из приходящих сиделок. Она была на десять с лишним лет его старше, зато смазливая. И целовалась умело, и дала без особых уговоров.

Месяцев через пять после начала их «служебного романа» «подружка» вдруг объявила, что ждет ребенка. И очень буднично, почти равнодушно добавила:

– Если аборт, то деньги давай, в бесплатную не пойду. А вообще-то и пожениться можно. У меня, кстати, бабка в Москве, давно к себе зовет, чтоб ухаживала. Говорит, что квартиру отпишет. Хочешь – вместе поедем.

И Борю вдруг словно черт дернул: почему бы и нет? И ребенка можно оставить, и в столицу – тем более! Осуществить наконец еще школьную мечту: поступить в институт, закончить его, стать инженером и ходить на работу не в цех, а в чистое, уставленное кульманами помещение. А что: он еще не стар, и всякие льготы для молодых рабочих имеются. Отец уже совсем слаб, помешать ему не сможет…

Однако все получилось у Бори ровно наполовину. И поженились, и в Москву переехали, и ребенок родился хороший – мальчик, Женька. Да только мечты об институте так и остались мечтами. Потому что, когда Борис уже собирал необходимые для поступления медицинские справки, вдруг выяснилось: он болен. Сердце. Врожденный, не распознанный вовремя порок. И ему не то что в институт поступать – даже по лестнице нужно подниматься осторожно и не больше чем на два пролета. О работе тоже придется забыть – сразу вторую группу инвалидности дали.

Жена, вместо того чтобы посочувствовать, когда узнала о диагнозе, прошипела:

– И чего я, дура, тебя в Москву с собой взяла? Здоровых мужиков, что ли, мало?

Но все же не бросила. Колотилась на двух работах, тянула сына и инвалида-мужа. Боря пытался помогать по хозяйству – убрать в квартире, приготовить, понянчить ребенка. Когда же не дождался от жены ни слова благодарности, стал выпивать. Сначала просто по стопарику, чтобы уснуть, потом все больше. Знал, что нельзя, а не мог удержаться. Жена терпела довольно долго, а потом подала на развод и на выселение. Сыну тогда было лет двенадцать. Спасибо, государство не дало инвалиду пропасть – выделило комнату в коммуналке.

И дальше жизнь пошла под откос. В минуты просветления Борис думал: все у него сложилось бы совсем по-другому, будь у него нормальная семья. Расти он не с деспотом-отцом, а с матерью и сестрой. Уж те, родная кровь, точно бы не бросили его на произвол судьбы, как это с легкостью сделала нелюбимая жена.

Однажды пришло решение: он должен найти своих давно потерянных, но таких близких родственников. Не для того чтобы просить у них помощи – Борис давно привык к неустроенности и принимал как должное, что никто ему ничем не обязан. Но одиночество его просто убивало… Ведь ни работы, ни друзей, ни, считай, семьи! С бывшей женой они не общались вовсе, а подросший сын Женька заглядывал крайне редко. Приносил тортик, коротко рассказывал об успехах на работе, равнодушно интересовался здоровьем отца, а больше им и говорить не о чем было. Борис отчетливо понимал: сын его просто стесняется. Ведь им, мальчишкам, если и нужен отец, то совсем не такой, как он. Не пьющий, еле выживающий на пенсию инвалид, а бизнесмен или, по меньшей мере, летчик гражданской авиации. Когда Борис решился наконец поведать сыну тайну, он надеялся, что это поможет ему обрести хотя бы какое-то подобие семьи. У него самого, возможно, появится мать и сестра, а у Женьки – тетка и бабушка. Они станут все вместе встречаться хоть иногда и поздравлять друг друга с праздниками… К тому же сам-то он не знал, как искать давно потерянных родственников, а сын часами просиживает в Интернете, должен знать, что к чему.

Но тот, выслушав отцовский рассказ, только хмыкнул:

– Прикольная история. Найти моих бабку с теткой, наверное, можно. Только на фига?

Борис даже опешил:

– Что ты имеешь в виду?

– Да зачем они нам? Чтоб явились из своих Апатитов в Москву да еще и на жилплощадь нашу претендовали?

Видно, лицо у Бориса в этот момент стало очень нехорошим – потому что Женька на всякий случай отодвинулся от родителя и примирительно закивал:

– Хорошо, хорошо, бать. Как, ты говоришь, их звали? Анастасия и Матильда Громовы? Попробую. Может, найду. Хотя вряд ли на них в Интернете есть хотя бы единственная ссылка…

А через неделю Женька снова явился. Не с дежурным вафельным тортиком, а с огромным бисквитом. Сияющий. С горящими глазами. И едва не с порога выпалил:

– Бать! Ты понимаешь, что ты гений? Непонятно только, чего ж ты раньше молчал!

Когда отец непонимающе уставился на него, триумфально заявил:

– Сидишь тут в своей халупе и ведать не ведаешь, кто на самом деле твоя родная сестра! Да она же – чертова богачка! Миллионерша!

– А… мама? – пробормотал Борис. – Моя мама?

– Да она-то померла уж сто лет назад, и не в ней вообще дело!

Женька снисходительно потрепал совсем растерявшегося отца по плечу и закончил:

К двенадцати часам того же дня Павел Синичкин добрался наконец до убогой хрущевки, расположенной в шаге от МКАД. Местный участковый охотно рассказыал ему об одном из своих подопечных – инвалиде Борисе Мединове, жалком пьянице. И предупредил, что тот сейчас, скорее всего, уже навеселе. Но Синичкин решил, что любой выпивоха, особенно употребляющий в одиночку, никогда не выгонит невесть откуда взявшегося возможного собеседника, особенно если тот придет с бутылкой. И не ошибся: Борис Мединов принял его с распростертыми объятиями. Когда выпили за знакомство и за хорошую погоду, дядька сам, почти без наводящих вопросов, начал повествовать историю своей не задавшейся жизни. О тиране-папаше, предательнице-жене и сыне, выросшем совсем не таким, каким хотелось его видеть.

– Он ведь, Женька, – жаловался Борис, – даже познакомиться мне с Матильдой не дал. Потерпи, говорит, отец, мы к ней не просителями явимся… А что задумал – не говорит. Только обещает, что скоро, мол, в золоте купаться будем…

Возможно, в российской тюрьме Евгений еще бы попробовал поломаться, но в индийской – раскололся быстро. Рассказал, как выведал у выпивохи-отца семейную тайну, как, ни на что не надеясь, вбил имя-фамилию своей тетки в поисковике Интернета и с удивлением обнаружил, что на нее существует больше ста ссылок. Кто бы мог подумать – его родная тетка Матильда откровенно преуспевает и является как минимум долларовой миллионершей!

Когда первые восторги прошли, Евгений стал думать, как прибрать к рукам хотя бы часть теткиного богатства. Просто навестить ее, предъявить несчастного инвалида Бориса, родного брата, и попросить о помощи? Но только все эти миллионеры (а с ними Евгений иногда сталкивался по своей работе) плевать хотели на бедных родственников и помогали им разве что жалкими грошами. Или, может, подать на тетку в суд? А тот обяжет ее содержать нетрудоспособного брата. Но у богачки Матильды наверняка целый штат опытных адвокатов, и они без труда добьются, чтобы иск остался без удовлетворения… По всему выходило, что проще всего – от тетки избавиться. Тем более что иных близких родственников у нее не имеется, а значит, ее родной брат, с учетом своей инвалидности, по-любому имеет право на обязательную долю наследства.