Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг Страница 49

— Вообще-то логично, — сказал Жилин. — Вы допросили мужа умершей?

— Нет. Он до сих пор не появлялся дома.

— Странно, — заметил прокурор. — Две ночи уже не ночует. Вам это не кажется подозрительным? Утром, второго декабря, то есть в день самоубийства жены, он где находился?

— На работе, — не очень уверенно ответил Кашелев, потому что в граверной мастерской к этому вопросу не проявил должного внимания.

— Точно был? — настойчиво переспросил Жилин.

— Сослуживцы сказали, что был. Я еще раз проверю.

— Проверьте обязательно. Может, он отлучался. На такси съездить туда и обратно не такая уж хитрая штука.

— Но его бы видели мать или отец.

— А они все время находились в квартире?

— Нет. Выходили. И он и она.

— Вот видите, — заметил Жилин. — Кто еще мог побывать у Велемировых в то время?

Следователь ничего не мог ответить на этот вопрос, так как даже не подумал об этом.

Вернувшись в свой кабинет, Кашелев глянул на часы — уже пять. А завтра — выходной. И не просто выходной — праздник. Беспокоить людей расспросами-допросами, проверками и визитами неудобно. Значит, все откладывалось до понедельника.

Единственное, что еще успел сделать следователь четвертого декабря, — съездил в мастерскую, где работал муж умершей. Там он точно установил, что Георгий Велемиров второго декабря находился на своем месте с самого утра и до тех пор, пока не кончился рабочий день. Выходил лишь в обеденный перерыв в столовую напротив с товарищами.

Домой к Велемировым Кашелев так и не решился наведаться: хватит у них хлопот с похоронами.

В понедельник, шестого декабря, придя на работу, Кашелев первым делом решил во что бы то ни стало разыскать Георгия Велемирова. Но только он взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить в граверную мастерскую, как в дверь раздался стук. На разрешение войти в кабинете появились Валентина Сергеевна Велемирова и ее сын.

Среднего роста, с приятными мягкими чертами лица, стриженными под польку темными волосами, Георгий одновременно походил и на отца, и на мать.

— Вот, приехали, — сказала Велемирова после приветствия. — Как вы просили.

Она поддерживала сына под руку. Глядя на выражение его лица, Кашелев сначала решил, что Георгий пьян. Но потом понял: это наложило свой отпечаток переживаемое.

Велемиров опустился на стул, как ватная кукла.

— Как же я теперь?.. — еле слышно прошептал он. — Зачем жить?.. Ее нет…

У Георгия задрожал подбородок, скривились губы.

Кашелев налил воды, поднес стакан ко рту Георгия. Тот сделал несколько судорожных глотков, поперхнулся, закашлялся.

— Я понимаю, у вас горе. Большое горе, — сказал следователь. — Но нужно держаться.

— А зачем? — посмотрел куда-то мимо следователя Велемиров.

И вдруг, видимо, ощутив всю тяжесть своего горя, зарыдал. Беззвучно, закрыв глаза и сотрясаясь всем телом.

Кашелев растерялся. Ему еще никогда не приходилось бывать в такой ситуации. Он даже не заметил, что успокаивающе похлопывает Георгия по плечу.

Велемиров мало-помалу успокоился.

— Когда вы узнали? — осторожно спросил следователь.

— Только что… С вокзала поехал прямо на работу… Смотрю, мать поджидает… И… И… — Он закрыл лицо руками.

— Я специально его ждала, — сказала Валентина Сергеевна. — И вместе с ним прямо к вам… Одному-то ему сейчас быть нельзя. — Она тяжело вздохнула. — Вот, оберегаю…

Кашелев попросил ее побыть пока в коридоре. Велемирова вышла. А следователь был в нерешительности: стоит ли проводить допрос, когда Георгий в таком состоянии?

Велемиров отнял руки от лица, опустил их на колени и с болью в голосе спросил:

— Зачем она?.. Почему?

— Вы с четверга были у своего приятеля в Малаховке? — спросил Кашелев, стараясь отвлечь Георгия.

— Да, — ответил Велемиров. — Аркадий заболел… Температура… Я хотел и сегодня остаться, но он отправил меня в Москву. Говорит: на работе будут неприятности. Я вернулся электричкой.

— Аркадий живет один? — продолжал Кашелев.

— Один. На войне лишился обеих ног… Если бы вы видели, как он рисует!

— Вы давно дружите? — поинтересовался следователь.

— Десять лет. Это Аркадий посоветовал мне заняться граверным делом.

Постепенно Велемиров разговорился о друге. Рассказал о несчастье в его личной жизни. Уходя на фронт, Аркадий оставил в Москве любимую девушку. А когда вернулся калекой, то мать его возлюбленной сказала, что девушка умерла. Но однажды, уже году в сорок девятом, Георгий увидел ее. Она садилась в «Победу» с каким-то пожилым мужчиной. Георгий скрыл от приятеля эту встречу. А портрет любимой, выполненный Аркадием, висит на видном месте в его малаховском домике…

— Георгий Николаевич, — сказал Кашелев, выслушав рассказ Велемирова, — меня интересует кое-что из вашей жизни с Маргаритой… Вы в состоянии отвечать?

При имени жены Велемиров вздрогнул.

— Спрашивайте, — хрипло сказал он.

— Расскажите, пожалуйста, как складывались у вас отношения. Кто бывал у вас?

— Мы жили хорошо. Очень хорошо. Она всегда говорила, что я самый близкий, самый-самый… — Велемиров провел дрожащей рукой полбу. — Ну а для меня она была — все! Сижу на работе, а сам думаю: скорей бы домой, скорей бы увидеть ее.

— Когда вы видели ее в последний раз? — продолжал допрос следователь.

— Второго, — глухим голосом ответил Велемиров. — Утром, когда уходил на работу… Если бы я знал, что вижу ее в последний раз…

— Какое у нее было настроение?

— Нормальное. Она еще дала мне письмо.

— Какое письмо? — насторожился Кашелев.

— От тети Жени. — Георгий вынул из кармана помятый конверт. — Говорит: прочтешь на работе… Так и звучат в ушах ее последние слова.

— Не могли бы вы оставить это письмо мне? — попросил Кашелев. — На время?

— Конечно, пожалуйста.

Велемиров положил конверт на стол.

— А какие взаимоотношения были у вас с родителями? — задал вопрос следователь.

— Нормальные. Как у всех… И какое это теперь имеет значение? Мары нет. Остался только холмик. — Георгий прижал обе руки к груди и неожиданно произнес, страстно, с горящими глазами: — Отпустите меня! Очень прошу! Я потом приду…