Кровавый апельсин - Гарриет Тайс Страница 49

– Пожалуйста, Элисон, скажи, что поддержишь меня. Мне сейчас очень нужен друг, – говорит он.

Задумавшись на секунду, я беру его за руку, пытаясь не отдернуть свою при прикосновении его пальцев. Потом встаю и ухожу.

На пути в контору я покупаю сигареты и курю, стоя в дверном проходе. Это все стресс, нахожу я себе оправдание. Если когда и покупать сигареты, то сейчас. Но дым попадает мне в нос, отчего глаза начинают слезиться, и внезапно все вызывает у меня отвращение: и запах, и вкус – все. Я беру пачку и комкаю ее, а потом выкидываю в ближайший мусорный бак.

Вернувшись в офис, я несколько часов работаю над документами и в три говорю Марку, что мне нужно домой. Пишу Карлу, чтобы сообщить, что заберу Матильду, и он рад. Говорит, что сможет тогда принять еще одного клиента. Потом я выключаю телефон. Не хочу, чтобы мне присылали угрозы с неизвестного номера. Я еду на метро в Холлоуэй и снова иду в «Вэйтроуз», но в этот раз быстрее, пробегая по рядам как профессионал. Ни стейка, ни овощей для соблазнения, просто обычная стряпня дома: ингредиенты для рыбного пирога и лазаньи и шоколадный торт, который мы с Матильдой можем приготовить вместе, почти так же, как она с мамой Карла.

Когда я прихожу за ней, Матильда рада меня видеть. Я болтаю с мамами, ждущими у ворот. Атмосфера здесь дружелюбная и расслабленная. Теперь я не могу вспомнить, почему я так сильно их ненавидела, почему считала их такими ужасными. Они приветливые. Милая женщина в очках и большом джемпере рассказывает, как ее дочери Сальме нравится играть с Матильдой, и предлагает организовать им встречу, чтобы они поиграли вместе. Мы обсуждаем нашу общую ненависть к клубам по плаванию, и она смеется, когда я пародирую миссис Андерсон.

Она кладет руку на мою и говорит:

– Не знаю, как у тебя это получается – работать и заботиться о Матильде одновременно. – Она так открыто это говорит, так искренне, что в этот раз мне не хочется скривиться, услышав такое клише.

Я понимаю, что в горле засел ком, и несколько раз кашляю, чтобы прочистить его, прежде чем говорю:

– Нелегко, но Карл очень помогает.

– Она милая девочка, – говорит мама Сальмы.

– Спасибо, – отвечаю я со всей искренностью.

Дети начинают выходить из школы, и мы с этой мамой расходимся на поиски своих дочерей, но, прежде чем уйти, она говорит:

– Кстати, меня зовут Рания, было приятно поболтать.

– Мне тоже. Я Элисон.

– Некоторые из нас собираются через несколько недель сходить вместе в ресторан. Хочешь пойти? – спрашивает она.

Инстинкт немедленно подсказывает мне отказаться, но тут появляется что-то другое: маленький зеленый росток на морозе. Уже так давно…

– Да, хочу. Знаю, я редко бываю… – говорю я.

– Значит, еще больше причин прийти. Нам бы хотелось познакомиться с тобой получше, – говорит Рания. – Кажется, у меня есть твоя электронная почта. Я и тебе пришлю приглашение.

– Спасибо, это очень мило. – И так и есть. Я говорю серьезно. Ее открытость растапливает что-то во мне.

– У тебя есть WhatsApp? Знаешь, там есть группа класса.

Я качаю головой, улыбаюсь, и мороз снова возвращается. Я сразу же, через несколько дней, удалила приложение, потому что вечное нытье о пропавших носках и домашнем задании лишало меня воли к жизни.

– Не могу винить тебя, это ужасно раздражает, – говорит Рания, и лед снова тает.

– Это было чересчур, постоянно все эти уведомления, – замечаю я, и она смеется.

– Я выключила уведомления, – говорит она, – но не говори никому об этом.

Мне почти хочется обнять ее. Такое впечатление, что это мой первый нормальный разговор за много месяцев. Я столько времени потратила на мучения из-за дурацких мужчин, стресс из-за правил школьных ворот. Больше никогда.

Мы с Матильдой идем домой, держась за руки. Я готовлю рыбный пирог, пока Матильда рисует собак и пишет историю о слоне для своего домашнего задания. Когда она заканчивает, я позволяю ей поиграть на айпаде. Я сварила яйца, чтобы положить их в пирог, и стою, засунув руки под кран, снимаю скорлупу. Я собираюсь нарезать их на четвертинки, но потом вспоминаю о машинке для резки яиц, которую мама Карла подарила мне на Рождество три года назад, когда Матильда еще была в детском саду и ей нужно было готовить обед каждый день. Я развернула коробочку, которую она мне дала: внутри машинка для резки яиц и формочки-динозавры для сэндвичей, а также милые маленькие пластиковые контейнеры для фруктов. Послание звучало так громко, что чуть ли не оглушило меня. Я натянула на себя улыбку и запихнула открытую коробку в шкаф кладовки.

Теперь я роюсь в этой кладовке, отчаянно надеясь, что она еще там, спрятанная за средствами для мытья и пластиковыми пакетами. Я вытаскиваю все оттуда, и вот они, домашние дела, которые я избегала все это время. Коробочка покрыта слоем пыли, но внутри все предметы всё равно что новые. Я вытаскиваю машинку для резки яиц и достаю ее из упаковки, а потом отношу на кухню.

– Что ты делаешь, мама? – спрашивает Матильда, отрывая взгляд от iPad.

– Это машинка для нарезки яиц, – отвечаю я. – Я положу кусочки яиц в рыбный пирог.

– Звучит вкусно. Люблю яйца. Могу я помочь?

– Конечно, мне просто нужно понять, как все это работает.

Мы стоим рядом друг с другом у разделочной доски, а перед нами лежит маленькое белое приспособление. Я беру яйцо, сваренное вкрутую, и кладу на дно машинки для резки, а потом нажимаю на верхнюю часть с проволокой. Мгновение кажется, что ничего не произошло, яйцо все такое же идеально овальное, как и раньше, но, когда я беру его в руку, оно разваливается на тонкие идеальные дольки и золотистый желток.

– Это круто, – говорит Матильда, и я киваю.

Не могу поверить, что так долго противилась этому.

– Могу я сделать все остальное? – спрашивает она, и я снова киваю, уступая ей место.

Она разрезает еще три яйца, и каждый раз создается иллюзия, что они все еще целые, прежде чем они разваливаются на части. Мы доделываем пирог и выпекаем его, пока картошка сверху не становится золотистой и не образуются горки кашицы и белого соуса, а в воздухе не повисает аромат копченой рыбы.

Когда все готово, я вытаскиваю пирог остывать и тогда включаю телефон. Хочу понять, скоро ли вернется Карл. Это, наверное, должно его впечатлить: домашнее задание выполнено,