Хранители смерти - Николай Иванович Леонов Страница 49

что им позвонил человек, представившийся полковником Гуровым, и потребовал немедленно вызвать реанимацию к жене Ивана Трутнева, я сразу все понял про это покушение. Понял и кто стрелял в Гришина, и где ты сейчас находишься. Я велел девушке из «Скорой», чтобы они не медлили и срочно выполняли все, что ты сказал, а сам позвонил капитану и лейтенанту и отдал кое-какие распоряжения. Так что с покушением на Гришина нам все понятно. Но у нас остались кое-какие вопросы в связи с расследованием остальных преступлений. А главное – мы никак не могли тебя отпустить из нашего города, не попрощавшись!

Гуров снял куртку и направился в ванную, чтобы вымыть руки.

– Должен признаться, Николай, что когда я увидел ваш накрытый стол, я вдруг сообразил, что не только не ужинал, но и не обедал. Ты только скажи, это ведь не вся картошка, которая у нас есть? Где-нибудь существует резерв?

– Ясное дело, существует, – ответил за своего начальника Волобуев. – Вон кастрюля, возле холодильника стоит. Мы ее накрыли всеми полотенцами, какие нашли. Она еще какое-то время будет горячей. А еще есть две банки шпрот, упаковка корейской морковки и еще кое-какая закуска.

– И давно вы меня ждете? – спросил Гуров, выходя из ванной и по причине отсутствия полотенца вытирая руки носовым платком.

– Да нет, товарищ полковник, не очень, – ответил лейтенант Полудин. – Мы еще только накрывали на стол, когда вы подъехали. Видели, как вы из машины выходили. Так что приготовления были закончены буквально за несколько секунд до вашего прибытия! Морковку даже не успели открыть и на стол выставить.

– Ну, вы и жуки! – рассмеялся сыщик, садясь за стол. – Значит, у вас есть вопросы? Но я надеюсь, что, прежде чем отвечать на них…

– Разумеется, мы дадим вам поесть! – перебил его Волобуев. – Разрешите?

Он налил сыщику стопку, положил ему на тарелку картошку с селедкой. Майор провозгласил тост:

– За нашу полицию! И за наших товарищей!

Следующие несколько минут прошли в молчании – все жевали. Раздавались только стук вилок о тарелки и просьбы передать хлеб или закуску.

Вскоре майор предложил еще раз наполнить стопки и провозгласить второй тост. Выпив «за успешное расследование и за интуицию дорогого гостя» и закусив, приступили к вопросам. Первым начал лейтенант Полудин:

– Скажите, товарищ полковник, в какой момент вы все поняли? Когда вы перестали подозревать Столетова, Пермяка, еще кого-то и полностью сосредоточились на Тишинском? И что заставило вас подумать на него? Ведь ни одно показание на него не указывало, эту фамилию никто не называл…

Судя по тому, что коллеги молча уставились на сыщика, этот вопрос интересовал их так же сильно. Гуров пожал плечами.

– Должен признаться, моя интуиция, за которую мы только что выпили, на этот раз меня подвела. Когда я познакомился с Тишинским, я первое время ни в чем его не подозревал. Наоборот, я полностью исключил его из круга подозреваемых. Я увидел в нем обычного «околонаучного» деятеля, который, вероятно, способен помогать своим пациентам. Ничто не выдавало в нем хладнокровного расчетливого убийцу. Что меня в нем зацепило, так это тот факт, что он зять Трутнева, но в разговоре со мной он не сказал об этом ни слова. С другой стороны, человек не обязан рассказывать следствию о себе все подряд. Так что в тот момент моя интуиция промолчала. Заговорила она позднее – когда я услышал характеристику Ирины Зверевой.

– А, это то, о чем мне рассказала блогерша Воробьева, – догадался Полудин.

– Да, и Воробьева тоже, – подтвердил сыщик. – Но еще раньше примерно то же самое мне рассказал о ней такой малоприятный человек, как журналист Дмитрий Злобин. И он, и Воробьева отмечали одну деталь: Зверева не интересовалась иконами до прошлого года, начала собирать их внезапно. Как будто ее что-то подтолкнуло к этому. Или кто-то… Тишинский в моих рассуждениях фигурировал только один раз – когда ты, лейтенант, пересказал мне показания режиссера Мамонтова. А он, в свою очередь, передал слова Любарской о том, что ее новый знакомый «врачует и тело, и душу». «А ведь это то самое, что говорил о себе Тишинский!» – подумал я. Тишинский всплыл в памяти, но быстро утонул, ведь у него было алиби. А потом нам сообщили из Цюриха о продаже картины, принадлежавшей Трутневу. И я подумал о том, какую роль в жизни несчастного миллионера играет любовь к своей жене и дочери. Тогда я уже знал, что Лиза Трутнева – жена Тишинского, и эта связь между Трутневым и Тишинским прочно засела в моей памяти. А потом у меня состоялась беседа с чиновницей Маруцкой. Она сказала, что востоковед Овчинников тоже упоминал в разговоре какого-то врача, с которым недавно познакомился. Эти слова меня насторожили.

– А почему они тебя насторожили, Лев Иванович? – не понял Ганчук. – Что в них такого необычного? Лично я не вижу никакой зацепки…

– Необычным было совпадение событий, – пояснил Гуров. – Любарская говорила, что недавно познакомилась с целителем, и Овчинников говорил, что недавно познакомился с врачом. Появляется цепочка событий: знакомство фигуранта с человеком, который представляется как врач, и далее следует смерть этого фигуранта. Понимаешь? Таких совпадений в жизни не бывает. И я стал думать о Тишинском чаще, стал вспоминать случаи, когда люди специально подстраивали себе алиби. Еще сильнее меня заставил думать в этом направлении рассказ Вали Столетова о некоем заказчике, который навел его и Чеснокова на Ирину Звереву. А уж когда Столетов сообщил, что заказчик назначил ему встречу в «доме Воротынского», психологический портрет этого заказчика стал мне ясен как день. И я принялся шаг за шагом вспоминать свой разговор с Тишинским, вспоминать, как умело он ушел от некоторых вопросов. И мне захотелось проверить его алиби. Я только тогда обратил внимание на то обстоятельство, что оба конгресса, на которых он побывал, проходили в дни убийств. Таких случайностей не бывает! И я поехал сначала в Киров, потом в Кострому. Остальное вы знаете.

– Значит, Тишинский совершил ошибку, когда построил два своих алиби одинаковым способом? – сделал вывод Волобуев. – Если бы он в качестве второго алиби придумал что-то другое, его не удалось бы поймать…

– Да, с его стороны это была ошибка, – согласился Гуров. – Но я не согласен, что в противном случае его не удалось бы поймать. Преступник всегда оставляет следы. А преступление остается нераскрытым, если расследование проводится плохо, небрежно или вообще только на бумаге.

– Да, когда вы все это рассказываете, кажется, что ничего сложного и не было, – протянул Полудин. – А всего каких-то три дня назад казалось, что