Андрей Константинов - Гоблины. Жребий брошен Страница 5

— Что?… А, черт! Слышь, ты, поэт-песенник! Где табличка с маршрутом? — Так я же не знаю какую ставить, — развел руками Тарас.

— Русским языком было сказано — едем на Невский. У-у, понарожает земля хохляцкая…

Тарас с мрачным видом полез под сидение и извлёк оттуда грязную дорожную сумку, доверху набитую стандартными табличками всевозможных маршрутов. Покопавшись, он выудил на свет подходящую и, согнувшись в пояснице, не без труда укрепил табличку на боковое стекло. Теперь маршрутка окончательно стала похожа на… маршрутку.

— Невский так Невский, — сварливо проворчал Тарас, усаживаясь обратно. — И нечего великорусский шовинизм разводить. Тем более, когда у самого фамилия на «-ко» заканчивается.

— Сумку не убирай, кинь к Сергеичу на сиденье. Толерантный ты наш.

— На фига?

— О, Господи, держите меня семеро! Делай, что тебе говорят! — страдальчески поморщился Мешок и тут же, вскинувшись, изобразил предупредительный жест, означающий полную тишину. После чего напряженно вслушался в гарнитуру передатчика, прикрепленную к уху.

— Да, Коля, на приеме!.. Где?… Принято: Публичка. На подходе — Катькин садик… Сергеич, всё понял?

— Понять-то понял, — не отрывая взгляда от дороги, кивнул водитель. — Вот только… Нам бы сейчас направо уйти, а здесь поворот запрещен.

— Старый, ты меня пугаешь. Разве не ты всегда учил, что тормоза придумали трусы, а дорожные знаки — коррумпированные гаишники?

— Вот они там и стоят. Под знаком.

Мешок всмотрелся: действительно, впереди, у перекрестка Садовой с Невским отчетливо маячила парочка ДПС-ников.

— Да-а, похоже, это я накаркал. Ладно, чего уж теперь: нарушать — так с музыкой. Давай, трави помалу.

Приказы начальства, как известно, обсуждению не подлежат. Поэтому прямо на глазах у изумленных сотрудников ДПС служебная маршрутка нахально ушла под запрещающий знак и спокойно вырулила на Невский.

— Судя по охреневшим лицам, гайцы слегка удивлены, — прокомментировал манёвр Сергеич.

— Как бы они за нами не подорвались. Испортят, черти, всю малину. — Не бери в голову. У нас сегодня алиби железобетонное. Ежели чего, скажем: беременную экстренно в роддом везем.

Мешок снова тревожно посмотрел в сторону Анечки — похоже, той было совсем худо.

— Типун тебе на язык! — пробормотал Мешок, отводя виноватый взгляд. «Идиот! Надо было настоять и в приказном порядке отстегнуть девчонку от поездки», — мысленно укорил он себя, но уже в следующую секунду с лирического лада переключился на рабочий:

— Так, народ, собрались! На горизонте — госпожа Извицкая.

— Где? — подавшись вперед, напрягся Тарас.

— Вон, справа по борту, видишь: баба — зеленый верх, белый низ? С мороженым?… Ага, а вот и наш красавец… Загорел, похоже, даже поправился… Так, Сергеич, давай аккуратненько перестраивайся. И постарайся попасть под красный, -

Мешок достал из кармана мобильник и принялся тыкать в кнопки телефона, приговаривая при этом:

— Потерпи еще немножечко, Анюта, ладно? Теперь уже совсем скоро приедем.

И трудно было понять, кого он сейчас в большей степени успокаивал — беременную девушку или самого себя?…

Алла Извицкая медленно шла по запруженному Невскому в близком к истерике состоянии. Послушно купленное по совету Мешка мороженое обильно капало с рук на сумочку и асфальт, но Алла этого не замечала. Ей было страшно. Не рискуя оборачиваться, она тем не менее чувствовала, что Монах продолжает неотступно следовать за ней — его невидимый ненавидящий взгляд холодил ей лопатки, отчего тело покрывалось липкой гусиной кожей.

В недрах сумочки заверещал мобильный телефон. Подрагивающими пальцами Извицкая достала трубку и испуганно ответила:

— Слушаю.

— Алла Валерь…Валерьяновна! Все в порядке, мы на месте. Теперь внимательно: сейчас, немного не доходя до Аничкова моста, вы остановитесь и проголосуете маршрутке номер… секундочку… номер 283-К. Когда она притормозит, сразу садитесь. Но! Обязательно на сидение рядом с водителем! Далее расплачиваемся, не оборачиваемся и спокойненько едем. Вам всё понятно?

— Да, — прошептала Алла, нервно сглотнув подступивший к горлу ком, и отключила трубку.

Она тут же подошла к краю тротуара и принялась растерянно крутить головой в поисках спасительной маршрутки, стараясь не встречаться глазами со своим преследователем. Выхватив, наконец, в потоке машин заветный номер, Извицкая отчаянно замахала рукой. Всё это время держащийся метрах в тридцати от нее Монах невольно ускорил шаг.

Маршрутка притормозила, и Алла рванула на себя дверцу с такой силой, что сломала ноготь на указательном пальце. Но тут уже было не до маникюра! Усевшись рядом с водителем, так и не выпуская из рук окончательное потёкшее мороженое, она попыталась закрыть дверь, но словно бы наткнулась на невидимую преграду. Извицкая скосила глаза, и — сердце со свистом ухнуло в пятки: глумливо ухмылясь, возле «Газели» стоял Монах с явным намерением устроиться рядом. Аллу откровенно затрясло, она беспомощно обернулась к водителю и умница Сергеич сходу сообразил, как разрулить эту непростую ситуацию:

— Слышь, браток, — беспечно обратился он к Монаху. — У меня тут сумка с инструментами. Лезь в салон — местов полно.

Монах недовольно отступил. Толкнув в сторону массивную дверь, ведущую в салон, он цепким взглядом обвёл сидящих внутри «пассажиров». И если индифферентные морды двух мужиков ему решительно не понравились, то вот наличие беременной Анечки немного успокоило. Так что, секундно поколебавшись, Монах все-таки залез в салон и уселся на диванчик сидения — затылком к Извицкой, а к «гоблинам», соответственно, лицом. Нехорошо сел. Для оперов — крайне неудобно.

— …Вы ведь до Ладожского вокзала едете? — сунулась в салон запыхавшаяся тётка с огромным букетом цветов. Вот только её здесь сейчас и не хватало!

— Нет-нет, — поспешно замотал головой Тарас.

— Как это нет? — возмутилась тётка. — Это же 283-я?

В воздухе подвисла «качаловская пауза».

Монах насторожился.

— Едем-едем, дверь закрывайте, — в очередной раз выкрутился Сергеич, понимая, что вслед за тёткой в маршрутку могут набиться и другие случайные товарищи. — Поживее, тут стоянка запрещена.

— У меня у дочки поезд через двадцать минут. Как думаете, успеем? — уточнила тётка, усаживаясь.

— Успеем. Повсюду успеем, — буркнул Сергеич и дал по газам

Теперь исходная позиция сделалась совсем уж дрянной — усевшаяся впереди тётка со своим букетом не просто перекрыла обзор, но и максимально ограничила доступ к телу Монаха. Глянув в зеркало салона, Сергеич увидел, как Мешок незаметно переглянулся с Тарасом, давая понять, что при такой партитуре первым вступать будет он. Выждав несколько секунд, водитель снова подыграл своим:

— Оплата при входе. За проезд передаем!

Извицкая вздрогнула и принялась суетливо рыться в сумочке в поисках денег — с тающим мороженым в руках сделать это было совсем непросто. Тем временем Монах достал из внутреннего кармана смятый полтинник, привстал, согнувшись, и протянул Сергеичу купюру.

— Держи, шеф. За двоих — меня и даму, — усмехнулся он, адресуя насмешку мгновенно съежившейся при звуках его голоса Алле.

— Если за двоих, тогда еще два рубля. Проезд — 26, - прокомментировал Сергеич, не поворачивая головы.

Монах, не меняя согнутой позы, свободной рукой сунулся в задний карман джинсов за мелочью и в этот момент Мешок прыгнул ему на спину, пытаясь сходу заломить кисть руки на болевой.

Получилось. Почти. Если бы маршрутку в очередной раз не тряхнуло и оба, сцепившись, не рухнули в проход между кресел, сопровождаемые истошным бельканто обалдевшей тётки с букетом. Свободной рукой с так и зажатой в кулаке пятидесятирублевкой Монаху удалось перевалить через себя Мешка, но закрепить этот временный успех он не смог — мощным ударом с ноги в лицо Тарас отправил его в глубокий нокаут. После чего шустро вынул браслеты и отлаженным движением приковал Монаха к ножке кресла.

— Ну, как там у вас? Всё? — поинтересовался Сергеич.

— Ага, — бодро отрапортовал Тарас. — Клиент упакован.

— Очень вовремя.

— В каком смысле? — буркнул Мешок, поднимаясь с пола и отряхивая брюки.

— Гайцы все-таки обиделись. Беспощадно требуют остановиться.

— Ну, раз беспощадно, тогда тормози.

Маршрутка прижалась к тротуару. Мешок вылез из салона и двинулся в сторону машины ДПС, провожаемый взглядом беззвучно рыдающей Извицкой. Мороженое у неё окончательно растаяло большой лужицей на белых брючках, а его вафельная оболочка рассыпалась мелкой крошкой

Гайцов было двое. Тот, что постарше, явно страдал от ожирения, а потому, по причине жары, беспрерывно прикладывался к бутылке с минералкой. Другой — совсем еще салабон — смотрел на Мешка строго, почти испепеляюще. Было видно, что игры в крутых гаишников ему всё ещё доставляют истинное наслаждение.