Лариса Соболева - Лицензия для Робин Гуда Страница 5

– А... – удовлетворенно протянул Вий, и снова его взгляд, полный любви и нежности, приковался к винтовке. Иные женщину так не ласкают взглядом. – Согласен. Подержу у себя, пока не налюбуюсь, потом толканем. И глушитель! И лазерный прицел... Между прочим, ее загнать за хорошие бабки можно. Наши папуасы питают страсть к импорту. Придурки. Видел двоих? Тот, что старше, такого крутого из себя корчит – мама моя родная. Говорит: «кольт» хочу. Представляешь? «Кольт» ему нужен... Ха! Я ему, не отходя от кассы: какой «кольт»? Он мне: ты не знаешь, что такое «кольт»? Я: почему же, знаю. Но, говорю, «кольтов» много: «кольт Лоумен», «детектив Спешиэл», «кобра», «вайпер». Это все «кольты». Какой точно, говорю, тебе нужен «кольт»? Он мялся, мялся, потом нашелся: какой посоветуешь? Я ему парочку подборок кинул. Полистай, говорю, выбери, а то оружие – это как жена, выбирать надо по вкусу. Не буду ж я какому-то недоразвитому объяснять, что если на дело идти, надо наше оружие брать, оно надежней. Мне выгодно сбыть дорогую игрушку, а чем дальше от нас она сделана, тем дороже стоит, верно?

– Не понравились мне они.

– Мне они все не нравятся, а что делать?

– Зачем тебе это? – вдруг спросил Осокин. – Есть забегаловка, ты независим, живи себе тихо и бабки коси. У тебя каждый день полно детворы.

– Да какой к черту «коси»! Как всем попрошайкам из разных инспекций конвертики раздашь, самому даже на кефир не хватит. А если честно... риск меня прельщает. Что еще остается в этой убогой жизни убогому человеку, а? – И Вий оглушительно расхохотался, он был доволен.

Уж кому-кому, а Осокину эта страсть хорошо известна – риск. Что-то в ней есть особенное, жгучее, несравнимое с другими радостями. Впрочем, Осокину мало отпущено радостей, и из того мизера он выбрал именно риск.

– Ствол нужен, – сказал он. – С глушителем.

– Бери. Интересно, кто придумал носить «галил» в футляре?

– Тот, кто потерял его.

– Оригинально. Киношку одну смотрел, так там один мачо автоматы таскал в гитарном футляре. Классная киношка, трупов – море... не, даже океан... представляешь? Мачо как стрельнет – три-четыре трупа в два ряда падают.

– Помню, видел. Вий, представь такую ситуацию: один товарищ нанимает ствол, чтобы шлепнуть одиннадцатилетнего пацана. Как думаешь, за что?

– Пацана? Одиннадцати лет? – засомневался тот.

– Ну, да, да.

– Если это война...

– Нет, это не война. Обычный город, мальчик ходит в обычную, я так думаю, школу, а его заказали. И шлепнуть его хотят взрослые дяди или тети.

– А что, такое бывает?

– Как видишь, бывает.

– Пацана... шлепнуть... – задумался Вий. – Не, Дар, я не знаю. Мне кажется, заказать его мог только психопат конченый.

Осокин прошелся по комнате, поставив руки на бедра, вздохнул:

– А мне так не кажется.

– Постой, ты... отнял «галил» у... того, кто хотел пацана пришить? Дар, это опасно. Из такой дорогой игрушки бьют по цели наверняка, и, если кому-то приспичило завалить мальчишку, его завалят. – Вий погладил ствол винтовки, потом вздохнул: – Не удалась цивилизация. Раз уже детей киллеры валят, то не удалась.

– У тебя где будет стрелка с этим... с «кольтом»?

– Не здесь, конечно, – встрепенулся Вий. – На пустыре. Послезавтра утром.

– Поеду с тобой. Не нравятся мне твои заказчики.

Она вздрогнула – телефонный звонок. Марьяна с опаской взяла трубку:

– Я слушаю.

– Это из больницы...

– Да, да, говорите. Что с мужем? Как он?

– Вам лучше приехать, – уклонился от прямого ответа врач.

– Скажите, умоляю вас... он... жив? Я ко всему готова, и я хочу знать!

– Простите, мы делали, что могли. Ранение не совместимо с жизнью.

– Значит... умер? – выдохнула Марьяна. На другом конце провода молчали, как будто трудно было сказать однозначно. – Да скажите же, черт возьми! Он умер?

– Час назад.

Марьяна бросила трубку на диван, встала и процедила:

– Мог бы раньше позвонить, кретин.

– Кретин! – заорал идиот в перьях, испугав Марьяну.

Несколько секунд паузы – и она ринулась наверх. В потайных местах, которые муж ей не показывал, но которые она подсмотрела, забирала ценности и деньги, кидая их в сумочку. Главная проблема – сейф за картиной с ковыльной степью, о нем думала Марьяна все то время, пока Фисуну пытались вернуть жизнь. И к сейфу она притронулась, когда собрала два баула личных вещей – не бросать же дорогие тряпки. Со слезами на глазах погладив поверхность ящика, встроенного в стену, Марьяна попробовала набрать комбинацию из цифр. Чудес не случается, нужно знать код. Комбинаций, по представлению Марьяны, сотни, ночи не хватит, а ей необходимо убраться из города до утра. Утречком прибегут крикливые детки Фисуна, и ее выставят вон. В стену сейф встроен намертво, ломом не выбить, однажды она пыталась это сделать. Ну, есть один способ – автоген, да где ж его взять?

Марьяна умчалась в ванную, плеснула водой в лицо, посмотрелась в зеркало. Косметика размазалась, вид помятый, глаза с лихорадочным блеском, как у больной. Убраться из города надо как можно скорей, а денег она наскребла маловато. Так хочется независимости, которую дают только деньги, и только в больших количествах!

– Придумай же что-нибудь! – приказала Марьяна своему встрепанному отражению.

Недостаток образования сказывается в экстремальных ситуациях, не помогая работе мозга, а мешая ему. Марьяна кое-как окончила девять классов, увлечений не имела, постигала в основном другую школу – обольщения. Уроки брала в Москве у одного проходимца, который обучал девиц, желающих выйти замуж за кошелек, как заарканить его. За разовый совет брал по десять баксов, тем самым оказывая спонсорскую помощь девочке их глубинки (так он говорил). Советов понадобилось немало, и в результате сумму вывалила ему Марьяна чудовищную. Потом только поняла, что ее надули, что она оказалась спонсором проходимца. Однако некоторые советы пригодились. Конечно, Марьяна – набитая дура, только в отличие от остальных таких же дур она понимает это. К сожалению, мужики с бабками (имеются в виду очень большие бабки) давно разобраны более умными. С таким трудом ей удалось вырвать Фисуна из толпы атакующих его других претенденток. Этого жирного кабана, тупого, хама, старше ее чуть ли не втрое. И что? Нормальная ведь, даже, можно сказать, честная сделка, обоюдный компромисс то есть: я тебе даю свое тело и молодость, в результате ты выглядишь в глазах общественности суперменом, а ты мне бабки. Ага, так и раскошелился кабан!

Придумала! Марьяна кинулась к телефону, набрала номер. Ответа долго не было, оно и понятно – час ночи. Голос она едва узнала...

– Радик! Это Марьяна. Ты мне срочно нужен, приезжай скорей...

– Ополоумела? Понимаю, тебе приспичило, а на часы смотрела? Твой где?

– Грохнули, – огорошила его Марьяна.

– Что? Не понял.

– Грохнули моего, убили.

– Когда?! – кажется, проснулся он.

– Сегодня. Умер в больнице. Приезжай. И вот еще что... найди автоген.

– У тебя крышу свернуло на почве горя? – возмутился Радий. – Где я возьму автоген в такое время?

– На стройке. (Нет, житейский опыт у Марьяны все же есть, и, что такое автоген, она прекрасно знает.) Со сторожем договорись. Плати любые бабки – я верну. Радик, сделай то, что прошу, срочно! Не пожалеешь, поверь мне.

– Ладно, попробую.

Марьяна замерла перед сейфом, будто гипнотизировала: откройся, откройся...

Такси остановилось в темном районе частных владений на окраине города. Осокин снимал домик со всеми удобствами в два этажа. Звучит солидно, когда речь заходит об этажах, но на них располагаются всего две комнатушки. Сначала входишь в узкий и маленький коридор, проходишь мимо ванной с туалетом, попадаешь в кухню размером пять квадратных метров. Потом дверь ведет в комнату, где поместились диван, телевизор и пара кресел. По крутой лестнице поднимаешься под крышу, там спальня. В ней стоят тахта, шкаф и стол с компьютером. Вот и все апартаменты, но Осокину хватает.

Взявшись за ручку двери, он на секунду-другую замер, после чего неслышно открыл, проскользнул внутрь. Он двигался предельно осторожно, гадая, кто открыл входную дверь и здесь ли еще тот человек. В первой комнате никого, это ощущалось по покою. Осталась вторая комната наверху. У лестницы Осокин снял обувь, ступил на первую ступеньку. Он хорошо изучил лестницу, знал, какая по счету ступенька издает скрип, не наступал на нее, а переступал. Он сам не слышал собственных шагов, где уж услышать тому, кто забрался в дом.

Здесь никогда не бывает полной темноты, освещение со двора всегда рассеивает тьму, сегодня это как нельзя кстати. Чем выше поднимался Осокин, тем отчетливее ощущал живое тело наверху. Нет тут ничего сверхъестественного, умение слышать полет мухи и видеть в темноте – тоже результат тренировок. Человек по природе зверек, только он забыл об этом. Именно зверька в себе и возродил Осокин, иначе давно отдыхал бы под сенью деревьев в тихом уголке – на кладбище.