Лариса Соболева - Петля Афродиты Страница 5

Последний раз оглянулась Инна… Сомнения если и теплились мизерные, то рассеялись в миг – он тоже бросился в чащу за ней! Инна дунула со всех ног, больше не оглядываясь. Она неслась, ловко огибая кусты, иногда хваталась за ветки, чтобы выбраться из липких комьев земли, к сожалению, в сквере не везде посеяли травку. Наконец выскочила на асфальт почти у самого дома. Естественно, оглянулась, присматривалась к скверу, но ни человека не увидела, ни характерных для погони звуков не расслышала. Он отказался от преследования? Видимо, так. Инна с облегчением вздохнула, повернулась и… врезалась в мужскую фигуру. От ужаса девушка вскрикнула…

Доктор слишком скупо обозначил положение:

– Мне нечем вас обнадежить. Инсульт. Тяжелый. Надо ждать – это все, что могу посоветовать.

М-да, медиков в красноречии не упрекнешь. Нет, то, что плохо – Надежда Алексеевна усвоила еще дома, а насколько плохо? Доктору некогда, он перепоручил ее медсестре, которая дала команду идти за ней, сам же удалился.

– Успокойся, Надя, – утешал жену Болотов. – Вера Ефимовна жива, это уже обнадеживает.

– Всего несколько фраз… – хлюпала она носом. – Коротких. Неужели нельзя чуточку больше дать информации родным людям, которые сами близки к сердечному приступу? Хотя бы сказать, какие нужны лекарства, есть же суперсовременные препараты, мы в состоянии приобрести… Или какое следует организовать питание… уход…

– Тише, Нюша. Могло ведь быть хуже.

– Совершенно верно, могло, – подключилась медсестра, бодро шагая впереди. – Не сердитесь на доктора, у нас переполнено отделение, ему правда некогда. Знаете, я больше двадцати лет здесь работаю, могу сказать, что вас ждет, если желаете.

– Ну, ну? – подключился к диалогу Болотов.

– Ничего хорошего. Никто не знает, сколько времени ваша мать пролежала без помощи. Когда ее привезли, одежда на ней была насквозь мокрая, значит, она лежала под дождем, переохладилась. А ведь именно в первый час медицинская помощь наиболее эффективна. Препараты у нас есть, вы зря волнуетесь. Проведут обследование, тогда скажут, каких лекарств не хватает, вы приобретете. Но поймите: возраст! Сейчас все зависит от силы организма, захочет ли он жить.

Как образцовая дочь Надежда Алексеевна обожала свою мать, чего нельзя сказать о зяте – но это же классика жанра! Правда, Валерий Витальевич не то чтобы не любил тещу, точнее будет сказать, не доверял ей. Недоверие базировалось на слабой платформе: ну, воровала теща спиртное и тайком попивала – это небольшой грешок, ну, болтлива бывала, ну, немного раздражала глупыми советами. По большому счету ему и упрекнуть-то ее не в чем, а вот не питал он к ней доверия. Впрочем, было несколько эпизодов, когда теща вылезала из оболочки рафинированной барышни на выданье, перепутавшей века. Нечаянно милейшая теща перерождалась в злобную мегеру – это было что-то. Думала, никто из знакомых не видит ее, а Болотов случайно оказался вблизи. Он поразился двуликости и лицедейству тещи. Однако! Кто из нас в определенных обстоятельствах не бывал злым, несправедливым, грубым? Жену она, без сомнения, учила премудростям, почерпнутым из сериалов, Валерий Витальевич вмиг раскусывал, где жена пела под тещину дудку, ставил обеих на место. Однако в общих чертах его дом – царство мира, а по требованию – и благодати. В конце концов, теща доживала свой век в тепле, уюте и достатке с единственной дочерью и тремя внуками, имеет право на сладкую старость. Мешать не мешала – места в квартире хватит на пять тещ, стало быть, причины неприятия матери жены надуманны. Болотов попросту придирался, присвоив ей статус: посторонняя. Очень точное слово – посторонняя, именно так теща и вела себя в семье дочери, ей все пофиг, кроме собственной персоны. Удивительно эгоистичная старушка. Смерти Вере Ефимовне он, разумеется, не желал, но и переживать – не переживал за ее состояние.

На первом этаже больницы медсестра завела их в пустую, если не считать пары стульев, комнату с окошком. Пожилая женщина в белом халате и небрежно повязанном платке на голове выдавала вещи Веры Ефимовны, сверяясь с описью. Процедура нудная, Валерий Витальевич откровенно скучал, барабанил пальцами по подоконнику, насвистывал и получал замечания – кастеляншу (это, видимо, она) раздражал свист.

– Кукла… – назвала следующий предмет кастелянша.

– Кукла? – переспросила Надюша. – Это не наша…

– Ваша, ваша, – заверила кастелянша.

– У моей матери не было кукол… тем более таких…

– У меня все по описи, – рассердилась кастелянша. – Женщина, не задерживайте меня, за сверхурочные мне никто не платит. Тут горы всякого барахла, которое завтра рассортировать надо, а некоторые вещи и высушить, нам негде хранить ваше добро. Сделайте одолжение, заберите куклу и хоть выбросьте.

Странно, что медсестра не ушла по своим неотложным делам, а присутствовала при выдаче вещей. Скорей всего, она находилась здесь в качестве свидетельницы, чтобы родственники больной не предъявили претензий. А то бывает, орут, будто у их матери, помимо ободранного кроликового манто, в ушах болтались бриллиантовые серьги до плеч, которых нет в описи. Медсестра и внесла некоторые разъяснения:

– Ваша мама держала эту куклу обеими руками, когда ее нашли в парке. Медики «Скорой» пальцы не смогли разжать, это сделали только у нас, но с трудом. Ваша мама не просто держала куклу, она ее к груди прижимала. Так прижимают очень дорогую вещь… Неужели вы никогда не видели этой куклы?

– Никогда, – уверенно ответила Надежда Алексеевна.

Валерий Витальевич заинтересовался, что там за куколка, подошел ближе. Ничего особенного. Кукла оказалась непрезентабельной – тряпичной и весьма потрепанной, стало быть, игрушка старая, да и сшита кустарным способом. Всего сантиметров тридцать-сорок. Вышитые глазки, бровки и ротик, из желтых ниток сделаны волосы и разделены на два хвостика, есть и спутанная челочка. Носа не имелось, но он был когда-то, о чем свидетельствовала вмятина с остатками нитей – оторвали кукле носик. Ручки сшиты неплохо, да и ножки тоже, на одной сохранилась обувь – некое подобие ботинка. Одели куклу в веселенькое платье – зеленое в желтый горошек, украшенное множеством оборочек и рюшей. А новой игрушка была очень даже симпатичной и забавной. Нет, самоделка добротная, шила ее мастерица, тем не менее это самоделка. Безусловно, кукла – не тещина работа, эта мадам вряд ли держала в руках иголку хоть когда-нибудь. Болотов даже засомневался: а знает ли его дорогая теща, что на свете существуют иголки с нитками, что ими шьют платья или, например, таких симпатичных куколок?

– Заберите, – настаивала медсестра, обращаясь к Надежде. – Даст бог, мама ваша поправится, вы и спросите ее, что это за кукла.

Надежде Алексеевне ничего не оставалось делать – она брезгливо сунула тряпичную куклу в пакет с вещами матери и вдруг вспомнила:

– А зонт?

– Какой зонт? – спросила медсестра.

– Обычный. Мама пошла в парк, а погода с утра грозилась дождем, в таких случаях она обязательно берет зонт.

– Зонта не было, – заявила кастелянша.

– Не было, – подтвердила и медсестра.

– Я, видимо, кажусь вам мелочной, – залепетала в извиняющейся тональности Надюша, – но у моей матери особые зонты… эксклюзивные… авторские… она ими очень дорожит…

Медсестра смотрела на нее с жалостью, и Надюша осеклась, опустив глаза, соединив брови, ибо за жалостью читалось: пусть мама сначала выживет, потом будет зонтики считать.

– Я помогала раздевать вашу маму, – сказала медсестра, – сумка была, кукла была, газовый баллончик был…

– Газовый баллончик? – пожала плечами Надежда Алексеевна. – Зачем ей газовый баллончик?

– Для самообороны, – предположила медсестра. – Он находился в нагрудном кармане жилета. А зонта не было.

Махнув рукой, мол, и бог с ним, с зонтом, Надежда Алексеевна взяла два пакета в одну руку, но Валерий Витальевич забрал их. Поблагодарив медработников, оба вышли в длинный темный коридор. Шли молча. Между ними давно образовался вакуум, по негласному договору тема «почему у нас так?» находилась под запретом, оставшись наедине, он и она ощущали себя в разных точках галактики. И оба это понимали.

Выйдя из здания в парк, прилегающий к больнице, они с облегчением выдохнули сжатый больничный дух незаметно друг для друга. Болотовы стали скрывать и свои эмоции. Как чужие. А ведь конфликтных ситуаций у них будто бы и не было. Однако у кого рыльце в пуху? Кто час за часом исподволь сооружал эту разобщенность? Болотов и не отрицал бы вину, появись обвинитель, потому в данную минуту решился пойти на сближение с женой, а начинать лучше всего с шутки:

– Я и не знал, что моя любимая теща играется в куколки.

– Хочешь сказать, моя мать впала в маразм?

Надин голос напомнил «дворники», разгребающие воду на лобовом стекле, – такой же скрипучий, невыразительный, монотонный и действующий на нервы. Валерий Витальевич про себя признал, что шутка действительно неудачная, но, с другой стороны, Надя могла бы и смягчиться.