Анна Ольховская - Эти глаза напротив Страница 5

Девушка поднялась и хотела было направиться к выходу, но я перехватила ее ладошку:

– Постой! Моника, запомни, пожалуйста, главное: ты – не сумасшедшая.

– Но голос… – жалобно произнесла девушка. – Я слышу голос в моей голове! И точно знаю, что это голос Арлекино! А ведь мы с ним не разговаривали, только переписывались! А голоса слышат только психи!

– Ну, в таком случае я тоже псих.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Ты ведь заметила сейчас… м-м-м… некоторые странности в моем поведении? – усмехнулась я.

– Ну-у-у… – Моника скорчила забавную гримаску и отвела взгляд.

– Было-было, я знаю. Так вот, это я с Павлом цапалась.

– С кем?

– С Арлекино.

– Что-о-о?! – Моника сначала отшатнулась, а затем вцепилась в мои плечи с силой, которую трудно было ожидать от тени. – Ты зачем сейчас так сказала? Ты меня успокоить решила, да?! Пошутить?!!

«Ну что, довольна?»

– Отвяжись!

Мой рявк, как ни странно, угомонил девушку, а может, просто силы кончились. Моника отпустила меня и, всхлипывая, присела на край кровати:

– Чего сразу – «отвяжись»? Сама издевается, и сама потом кричит!

– «Отвяжись» адресовалось не тебе, а одному въедливому типу.

– Ты опять?

– Снова. Ладно, Моника, – я обняла ссутулившуюся девушку и прижала к себе, – пусть меня потом твой профессор закопает, но я расскажу тебе правду.

– К-какую? – Боже мой, сколько надежды вдруг всплеснулось в этих глазах!

– В общем, тебя спас Арлекино.

– Но… как это? Ты же меня нашла, мне так родители сказали!

– Я нашла тебя в лесу, там, куда принес тебя Павел. В смысле – Арлекино. Он же навел меня на это место. Мысленно навел, понимаешь?

– Но… разве так бывает? И откуда он узнал, где я? И почему не искал так долго? И… где он был, где, когда там… когда меня… Где-е-е-е?!!

Шепот перешел в крик, Монику затрясло, она начала задыхаться, глаза закатились, лицо, и без того не радовавшее румянцем, выцвело до голубизны.

Убежать в поисках врача я не могла – надо было удерживать на месте бьющуюся в странном припадке девушку.

– Павел, сделай же что-нибудь!!!

«Уже. Ну что, довольна?»

– Заткнись! Сам виноват! Нечего было лезть!

Ответа я не услышала. А может, его и не было вовсе, не знаю. Меня отвлекли.

Ворвавшийся в мою палату эскадрон врачей, медсестер, какого-то дородного дядьки кавказской внешности и арьергарда в лице Элеоноры.

Весьма побледневшем лице, надо отметить.

– Что? Что с ней?! – сдавленно выкрикнула женщина, пытаясь прорваться к окруженной медперсоналом дочери.

Но ее оттерли так же бесцеремонно, как и меня. Врач отрывисто отдавал какие-то распоряжения, буквально через пару мгновений появилась каталка, Монике сделали какой-то укол, начали укладывать на каталку.

– Варя, – от страдания в переполненных слезами глазах Элеоноры мне стало совсем тошно, – что у вас тут произошло?

– Вы ей ничего лишнего не сказали? – От проникающего, казалось, в самую глубину души взгляда темно-карих глаз спрятаться было невозможно.

– Варя, это Ираклий Георгиевич, он…

– Я знаю, кто он, Элеонора. – Как ни странно, вялая попытка женщины проявить вежливость помогла мне собраться. И с мыслями, и с чувствами, и с эмоциями. – Мне Моника рассказывала.

– Так о чем вы тут беседовали? – продолжал просвечивать меня взглядом профессор психиатрии.

Ну, я хоть и не профессор и даже не психиатр, но все же психолог. К тому же сумевший сконцентрироваться психолог. Ничего никому не скажу!

«Струсила?»

«Не твое дело! Все из-за тебя, между прочим!»

– Ни о чем таком мы не беседовали. Если честно, я вообще не ожидала увидеть Монику! Я думала, что она пока не в состоянии самостоятельно гулять по клинике!

Ну а что? Лучший способ защиты – нападение! Сами не усмотрели, вот!

– Ей действительно нельзя, – всхлипнула Элеонора. – Рано еще. Но и удержать на месте с того момента, как дочка пришла в себя, ее очень сложно. Не привязывать же ее к кровати! А Монечка так рвалась познакомиться с тобой!

– Познакомилась… – проворчал профессор.

– Да, познакомились! – упрямо задрала подбородок я. – И все было нормально! Приступ начался ни с того ни с сего! Я сама испугалась!

– Да-да, конечно, – невпопад произнесла Элеонора, устремляясь вслед за каталкой, на которой увозили из моей палаты Монику. – Извини.

Она еще и извиняется…

Глава 5

Светило психиатрии еще пару мгновений пыталось просветить меня взглядом, но – «броня крепка и танки наши быстры»!

Да, и броня, и танки! Мысленный блок я давно уже научилась ставить. А мой белоснежный «пыжище» вполне может сойти за танк – внедорожник все-таки. Впрочем, французы бы за такое сравнение обиделись. Наверное.

В общем, не удалось Ираклию Георгиевичу просверлить меня насквозь. Темно-карее сверло обломилось о светло-серую безмятежность.

– Выздоравливайте, – буркнул профессор, выходя. – И постарайтесь пока ограничить контакты с Моникой, пожалуйста.

– Мне что, выгнать ее в следующий раз? – ехидно уточнила я.

– Нет, конечно, просто…

– Ничего простого я в ситуации не нахожу! – вот так, надменно вздернуть нос и губы поджать куриной гузкой.

Правда, образу профессионального психолога несколько подгадила синюшно-желтоватая опухшая физиономия, но сошло и так. Ираклий свет Георгиевич изволили отбыть без дальнейших рекомендаций. И даже дверь за собой закрыл тихо, аккуратно.

Надутый независимостью и стойкостью шарик – в миру Варвара Ярцева – смог наконец-то облегченно выдохнуть. И мгновенно превратиться в невразумительную тряпочку, опустившуюся на кровать.

Сердце у тряпочки колотилось как бешеное, руки тряслись, в душе старательно гадили и закапывали потом «сокровища» кошки. Причем старательно так закапывали, скребли с дурным энтузиазмом, выпустив наружу когти…

Что ж я наделала-то, а? Неужели Моника опять… ну… не в себе? А вдруг теперь – необратимо?!!

Но я и подумать не могла, что так получится! Ведь ничего толком и рассказать не успела!

А надо было думать, голубушка! Забыла, ЧТО пришлось перенести девчонке за проведенный в плену у маньяка год? Ты же сама удивилась такой быстрой психологической реабилитации! Понятно же, что разум Моники вряд ли успел закрепиться на прежних позициях, что он балансирует на грани безумия, а ты…

А я хотела всего лишь помочь! Потому что кое-кто лично убеждал свою девушку в ее сумасшествии! Бубнил и бубнил у нее в голове!

Ну да, мне очень хотелось сейчас поцапаться с Павлом! Излюбленный женский – и не только – метод, между прочим! Перекладывать с больной головы на здоровую.

Но Арлекино молчал. И вряд ли потому, что обиделся. Скорее всего, он был сейчас там, с Моникой. Помогал ей снова вернуться…

Все, Варька, принимайся за интенсивные тренировки! Лицевые мышцы тренируй! Как зачем? Чтобы зубы покрепче сжимать, удерживая на месте слишком длинный язык! Павел и Моника сами разберутся!

Я уже почти целиком скрылась под горкой пепла раскаяния, когда дверь палаты с шумом распахнулась и пепел буквально смело сквозняком.

Сквозняк звали (и зовут) Олегом.

Братишка в гости пожаловал. Только какой-то воинственный он сегодня, нет – злющий! Судя по выражению лица, Олежке сейчас больше всего хочется хорошенько отрихтовать кому-нибудь физиономию.

Надеюсь, не мне, мне уже отрихтовали.

– Привет! – свирепо рявкнул милый братец, пиная в копчик медитировавший у него на пути стул.

Грубо вырванный из дзена стул немедленно отбыл в астрал, завалившись набок и задрав кверху копытца. А Олежка подлетел к небольшому холодильнику, испуганно жавшемуся в углу палаты, и, бормоча что-то явно нелитературное, начал метать из сумки на полки харч. Баночки, пластиковые контейнеры, пакетики, пакеты, соки…

Понятно. Мамусик «передачку» собрала для хворой дочушки.

Пока они с папиком сами находились в больнице, приходя в себя после отравления дымом, содержимое моего холодильника и тумбочки было вполне адекватным. Брат таскал (по моей просьбе) пиццу, которую мы с ним на пару быстренько и зажевывали, чтобы медперсонал этот кошмар не увидел. И – о, ужас! – запивали пиццу колой!

Местный диетолог, иссушенная дамочка со стильной стрижкой, увидев это безобразие, вынесла бы мне потом мозг нуднейшими лекциями о правильном питании, с отвращением разглядывая мой сорок шестой размер тела.

Но пока, к счастью, мы с Олежкой застуканы и пристукнуты не были.

Мартин приносил соки и фрукты, причем фрукты – самые лучшие, самые свежие, явно только что с рынка.

Он приходил поначалу каждый день, а потом, когда я пошла на поправку, визиты мужчины моей мечты стали реже. Да и когда он приходил, в глазах его можно было отыскать и заботу, и тревогу, и участие, и даже нежность, но – братскую нежность…

Потому что сердце его вот уже несколько месяцев было занято. Мне Олежка по секрету рассказал.

Наш мистер Ледышка, человек без чувств, жесткий и рассудительный Мартин Пименов умудрился втрескаться, влюбиться, пропасть, потерять голову и разум, причем с первого взгляда!