Мария Жукова-Гладкова - Тайны старого Петербурга Страница 5

Однако после пожара Анна Николаевна и Ольга Николаевна решили: или теперь, или никогда. Все равно надо делать ремонт. Так хоть нашу квартиру обыщем. Шанс есть.

Мы вопросительно посмотрели на сестер.

Во-первых, клад мог спрятать их дед, первый хозяин квартиры. Во-вторых, отец. В-третьих, родная сестра матери, Нина.

Я решилась спросить, все ли они мертвы, а если да – то когда и где умерли.

Точного места смерти деда сестры не знали. Не знала его и их мать. Дед умер по дороге из Парижа в Петербург – простудился в пути. Мог умереть на территории Франции, мог – в России или в какой-нибудь другой стране, по которой проезжал, – в те годы самолетов еще не было, добирался он наземным транспортом. Одно было известно точно: до Петербурга дед не доехал.

– Но у него был тайник в квартире? – спросил дядя Ваня.

– Мог быть, – поправила Ольга Николаевна. – Но он мог вывезти сокровища и за пределы России.

Я спросила, в каком году он умер. Оказалось, что в тысяча девятьсот пятнадцатом. То есть еще не бежал от революции, вероятно, просто ездил по делам в Париж. Но тогда зачем ему понадобилось бы все вывозить? Рановато, если умер в пятнадцатом году, резонно заметила я.

Мое замечание было признано разумным. Следовательно, сокровища деда могли остаться в квартире.

– А усадьба у вас имелась? – явилась мне неожиданная мысль. – Ведь если дед что-то оставил, то мог закопать клад и в загородном доме, не так ли?

– У нас – уже нет, – улыбнулась Анна Николаевна. – Но у деда была.

Ольга Николаевна с Анной Николаевной соглашались лишь в том, что усадьба находилась в Новгородской губернии, но вот где именно, точно вспомнить не могли. В конце концов старушки заявили, что ее-то нам уж точно не найти, от нее наверняка ничего не осталось. Наверное, на том месте уже не один дом сменился. И не одни хозяева. Так что нам там копаться никто не даст, искать мы можем только в нашей квартире.

– Не будем спорить, – примирительным тоном проговорил дядя Ваня, наливая себе очередной стаканчик. – Начнем с квартиры. А там видно будет.

У меня возник естественный вопрос: а как быть с соседней квартирой, которая раньше составляла единое целое с нашей? Ведь клад с таким же успехом мог остаться и там. Председатель нашего квартирного собрания Ольга Николаевна заявила, что жить следует сегодняшним днем. Вначале обследуем нашу часть. А чтобы зайти к соседям… Будем решать этот вопрос, когда потребуется. Если потребуется.

Я поинтересовалась: что именно мог оставить в тайнике этот самый дед Лукичев? Сестры Ваучские изложили версии их покойной матушки. Полина Александровна склонялась к мнению, что если дед что и оставил, то это были или монеты, или золото в слитках.

Очень недурственно, если бы что-то из этого мы смогли найти.

– Чем занимался дед? – спросила я.

Как я и предполагала, в нашем доме в дореволюционные времена проживали представители купеческого сословия. Дед возил из Парижа галантерею – имел галантерейную лавку на первом этаже нашего же дома.

Мать много рассказывала дочерям про деда. Талантливый был человек Александр Лукичев, царство ему небесное. Русский самородок. Купец-галантерейщик – а в душе инженер-изобретатель. Он нигде не учился специально инженерному делу, но постоянно что-то конструировал. Механизмы были его хобби. Полина Александровна хорошо помнила, что в разных частях квартиры имелись всякие встроенные в стены шкафчики, открывавшиеся нажатием на кнопки; полки выдвигались тоже после нажатия на что-то, мог поворачиваться стол… И вообще, весь наш дом строился по проекту деда Лукичева. Правда, все эти кнопочки-пружинки наверняка теперь, после капитального ремонта, пришли в негодность.

– А может, и нет, – заметил Иван Петрович, другой русский самородок. – Зачем здесь ремонт делали? Чтобы квартиры перегородить. Сами-то старые стены никто не двигал, перекрытия не разбирал. Ну, обои новые поклеили, трубы поменяли – и все. Если тут что и перестраивали полностью, то только магазин.

– А в магазине он не мог?.. – одновременно спросили мы с Сережкой.

Ольга Николаевна с Анной Николаевной переглянулись. Пожалуй, эта мысль им в голову не приходила.

– Значит, придется и в магазине искать, – заявил Сережка.

– Так тебя туда и пустили, – остудила я пыл сына.

– В подвал залезть можно, – возразил он. – Мы с пацанами лазали.

Я уже хотела отругать ребенка, но сдержалась и стала прикидывать возможность обследования подвала. Иван Петрович тут же принялся допрашивать Сережку: не заделали ли лаз, через который мальчишки забирались в подвал, и сможет ли в него протиснуться кто-то из взрослых, – например, сам Иван Петрович в сопровождении Сережкиной мамы, то есть вместе со мной. Сын считал, что пролезем. А он будет указывать дорогу.

Иван Петрович спросил, чем торгуют в расположенном в нашем доме магазине, чем вызвал всеобщий смех.

– Ну, я точно знаю, что мне там покупать нечего, – развел он руками. – Когда открывали – зашел, осмотрелся. Больше не заглядывал. Чего хоть продают-то? Скажите. Завтра я сам схожу. Не сейчас же вниз бежать.

На первом этаже нашего дома теперь располагался магазин элитной одежды – на одно платье мне пришлось бы трубить на всех моих халтурах где-то месяца два, при условии что все это время я не ела бы и не пила. Однако ассортимент там регулярно обновлялся, и покупательницы заходили. Вернее, заезжали. Ныряя к себе под арку, я иногда замечала, как они выпархивают из салонов дорогих иномарок и исчезают в магазине. Или выходят с фирменными пакетами и исчезают в этих самых салонах за тонированными стеклами.

Правда, магазин элитной одежды появился в нашем доме где-то год назад. До него были продукты питания. Надо отдать должное, тоже элитные. Я никогда ничего элитного не покупала. До продуктов питания была булочная с отделом обуви и, кажется, канцелярскими товарами. А до булочной… Не помню. И это только за те годы, что я живу в нашем доме.

– Но в магазин сходить все равно придется, – заявил дядя Ваня, глядя прямо на меня.

Естественно, в нашей квартире я была единственной кандидатурой, которая могла взять на себя подобную миссию.

– Покупать же необязательно, – добавил Сережка. – Мы, мам, вместе сходим. Примеришь чего-нибудь. А заодно с продавцами пообщаешься. А я осмотрюсь.

– Душу только травить, – пробурчала я.

Ольга Николаевна заметила, что если мы найдем клад – хотя бы один, – то я смогу покупать себе вещи в любом магазине. А под лежачий камень вода не течет. Надо искать. Всеми возможными способами.

– Но копаться в магазине нам никто не даст! – закричала я. – Там же сигнализации напичкано!

Иван Петрович сказал, что сигнализацию он возьмет на себя. Что русскому народному умельцу какая-то импортная сигнализация?

Я все равно не понимала, как мы сможем добраться до магазина. С деловым предложением выступил мой сын. Он считал, что необходимо выяснить, кто является его владельцем, а потом каким-то образом искать на него выходы. Например, я могу с ним познакомиться. Очень мило.

– Кто будет выяснять? – уточнила Анна Николаевна.

Иван Петрович сказал, что «поспрашивает мужиков». Я заметила, что будет гораздо лучше, если он «поспрашивает» своих клиентов – как позовут что-то починить, пусть поинтересуется – как бы между прочим. Я же сама расспрошу продавщиц, когда буду производить рекогносцировку вместе с сыном. Ольга Николаевна обещала поговорить с бабками из соседнего двора.

Мы приняли план работы по магазину и перешли к следующему пункту повестки дня.

– Еще один клад мог оставить ваш отец? – перевела я взгляд с Ольги Николаевны на Анну Николаевну.

– Мой отец, – поправила меня старшая Ваучская.

Я с недоумением посмотрела на сестер. Рука дяди Ваня, уже приближавшаяся ко рту с очередной порцией смазки, зависла в воздухе. Сережка раскрыл рот, ничего не сказал и снова закрыл.

Оказалось, что Полина Александровна, мать обеих сестер, сообщила им перед смертью, что они – дочери от разных отцов. Ваучский – это фамилия отца Анны Николаевны, законной женой которого являлась Полина Александровна. С отцом Ольги Николаевны, погибшим на фронте во время Великой Отечественной войны, она в законном браке не состояла, потому что не знала, жив ли ее первый муж или нет. Второй дочери она дала свою фамилию по законному мужу; отцов обеих дочерей звали Николаями. И Анна, и Ольга всегда считали, что они – родные сестры, и только незадолго до смерти матери узнали, что сводные.

Родной отец Анны Николаевны в тысяча девятьсот четырнадцатом году уехал в Париж – во-первых, за товаром, во-вторых – показать Францию своему сыну от первого брака Алексею. Первая жена Николая Алексеевича умерла, он женился на Полине Александровне, которая родила ему дочь Анну. Какое-то время после отъезда в Париж он писал жене письма с обещаниями скорого возвращения, но так и не вернулся. Нельзя исключать варианта, что он встретил там другую женщину, – папенька был мужчина любвеобильный. Может, сумел быстро найти какую-то непыльную работенку – устраиваться в жизни он умел. В общем, Николай Алексеевич так и не вернулся из Парижа. Его там застала Первая мировая война, а затем революция. Следы его потерялись. Может, он и пытался разыскать Полину Александровну и Аню, но времена-то какие были.