Кудрат Эргашев - Позывные — «02» Страница 5
Кудрат Эргашев - Позывные — «02» читать онлайн бесплатно
Однажды на уроке черчения Константин Гаврилович сделал замечание Хрулеву, чтобы он не вертелся.
— Я не верчусь, Константин Гаврилович. Я у Шкилета резинку спрашивал, — простодушно ответил Коля.
— У кого? — опешил учитель.
— У Шкилета, — под громкий смех класса повторил Хрулев.
Хотя Димка, казалось, привык, что никто не называл его по имени, в душе постоянно саднило непроходящее чувство обиды.
С годами обида иногда выливалась в приступы злобы, после которых Димка надолго замыкался в себе. В играх сверстников он почти не принимал участия: все у него получалось не так, как у других, хотелось быть удачливым, а выходило наоборот. Если играли в прятки, то водил все время только Димка, в лянгу он «маялся» до тех пор, пока надоедало партнерам.
Наверное, поэтому постепенно Димка научился жить в воображении: здесь был простор необъятный, никто не мешал ловкому, смелому Димке совершать самые невероятные подвиги. Как-то, еще в третьем классе, Димка рассказывал Толику Кириллову о немецкой овчарке Дике, которую привез с границы папа (бухгалтер, белобилетник, никогда не служивший в армии). Вместе с Диком Димка творил чудеса: спасали девушку от бандитов, находили по следу воров, обокравших соседей. Толик слушал эти басни с открытым ртом и восторгался. Но вскоре Толик поделился услышанным с Димкиным соседом — Колей Хрулевым, и Димка сразу стал «Мюнхаузеном». Новое прозвище настолько его уязвило, что он пожаловался маме.
— За что же они тебя так прозвали? — возмутилась Варвара Степановна, не чаявшая души в сыне.
— Не знаю, — соврал Димка.
Видя, что мать собирается в школу, он пытался ее остановить, осознавая, что ребята правы, но Варвара Степановна рвалась в бой за своего Димочку. Так возник первый конфликт с классом. И хотя со временем все забылось, Димка держался теперь в стороне от ребят. Он мечтал поскорее вырасти, не понимая еще толком, что это изменит, но верил: тогда он заявит о себе, и относиться к нему станут совсем иначе.
Он был счастлив, когда увлекся радиоделом и достиг первых успехов — вмонтированный в словарь английского языка транзистор действительно заставил ребят по-новому взглянуть на «Шкилета». И когда Славка Лазарев, кумир класса, вынул из кармана портсигар и спросил, не сможет ли он вмонтировать в него транзистор, Димка с радостью согласился попробовать, рассчитывая в будущем на Славкино покровительство.
Стремясь ускорить свое повзросление, он рано начал курить, ведь сигареты — непременный атрибут настоящего мужчины. Привычка к куреву далась нелегко, первое время его рвало, но Димка не отступал.
Узнав, что сын курит, Николай Петрович пришел в негодование. Состоялся серьезный разговор, вернее длинный монолог Осокина-старшего. Димка слушал молча. Николай Петрович никогда не наказывал его, но хуже любого наказания были для Димки частые нравоучения отца. Осокин никогда не спрашивал мнения сына и, конечно же, ни в чем не считался с ним. Он был глубоко убежден, что точка зрения детей в силу их неопытности, незрелости не может иметь никакого значения. Но, несмотря на безупречную логичность доводов и даже зачастую излишне эмоциональную форму их проявления, Николай Петрович, как правило, не достигал желаемой цели, ибо игнорировал жизненный, хотя и мизерный, опыт сына. В разговоре с сыном у него отсутствовала уважительная основа, он просто изрекал истины в последней инстанции. Это ожесточало Димку, и он ополчался даже против того здравого зерна, что было в нотациях отца.
Положение усугубляла Варвара Степановна, принимавшая обычно сторону сына. И тогда, когда он начал курить, она тайком от мужа стала давать Димке деньги на хорошие сигареты. «А то будешь курить всякую дешевую дрянь — вконец испортишь здоровье», — оправдывалась она перед сыном за свое попустительство.
После октябрьской демонстрации отметить праздник собрались у Рянского. Из их класса были Коля Хрулев, Славка Лазарев и Жанна Брискина.
Димка так и не мог объяснить себе, почему именно в этот праздничный вечер он вдруг увидел Жанну совсем по-иному. Ту самую Жанну, с которой проучился в одном классе девять лет и которую никогда не выделял из других девчонок. Димка даже испугался внезапно нахлынувшего чувства. Не ошибается ли он? Нет, это было действительно так. Ново, необыкновенно: он влюбился. Первым перемену в его поведении заметил Рянский, который весь вечер не отходил от Жанны и часто нашептывал ей что-то доверительное и, наверное, очень смешное, потому что Жанна громко смеялась.
Потом Рянский произнес тост в честь прекрасной половины человечества, «в присутствии представительниц которой отдельные юноши начинают дышать более учащенно», и при этом многозначительно посмотрел на Осокина. Димка побледнел и, стараясь не глядеть на девушку, отвел глаза в сторону. Жанна ничего не замечала, она открыто восхищалась Сашей.
Димка поймал себя на том, что в нем растет неприязнь к этому красивому парню, который ему ничего плохого не сделал. Сегодня он особенно ощущал свое второстепенное положение в этой компании, где все чем-то выделялись: Славик — умом, Рянский — умением взять от жизни как можно больше. Даже Колька Хрулев своей бесшабашностью и полным отсутствием каких-либо идеалов был выше его. Он даже пожалел, что принял Славкино предложение, но разве мог он поступить иначе. С того дня он уже не мог, как раньше, запросто болтать с Жанной и открыто смотреть в глаза.
…Когда они подошли к дому Брискиных, Димка неожиданно для себя, срываясь на фальцет, сказал:
— Жан… это… Знаешь что? Давай дружить.
Он и теперь побоялся посмотреть на нее, зачем-то снял очки и стал протирать их, близоруко щуря глаза. «Наверное, я нелепо выгляжу», — подумал Димка.
Жанна улыбнулась.
— «Что дружба? Легкий пыл похмелья, обиды вольный разговор, обмен тщеславия, безделья иль покровительства позор»…
Что произошло дальше, он плохо помнил. Кажется, она засмеялась! Правда, очень тихо. Но ему этот девичий смех заложил уши своей громоподобностью. Димка стал даже меньше ростом.
— Шкилетик, милый, да ты в своем уме? Ты всерьез веришь в возможность дружбы между парнем и девушкой?
Это было невыносимо — он продолжал оставаться для нее Шкилетом. Обида захлестнула его.
— Ты думаешь, что нужна Саше! — выкрикнул он. — Ему твое богатое приданое нужно! Ну, ничего, вы еще узнаете меня!
Жанна перестала смеяться, повернулась к Димке спиной и, коротко бросив: «Дурак», вошла в подъезд…
* * *В этот вечер его сразил самый страшный недуг — одиночество. Оно было во всем: в редких прохожих, которые спешили домой, в пустынной и бесконечной улице, по которой он долго и бесцельно бродил, в только что состоявшемся телефонном разговоре. «Нам некуда больше спешить, нам некого больше любить…» — горько усмехнулся Алексей и поежился.
Год выдался нелегкий. Частые загородные рейсы изматывали, отдыхать он не успевал, оставив машину на автобазе и наскоро умывшись, он мчался домой: надо было писать курсовые и контрольные работы, садиться за учебники. Уже поздно ночью как убитый валился на тахту. Утром его будил нахальный звонок будильника, начинался новый день, как две капли воды похожий на вчерашний. В воскресенье Алексей занимался дома целый день и уставал еще больше, чем в рабочие дни.
Тяжелый, всепоглощающий труд стер грани между днем и ночью, не давал возможности отвлечься от дела, отдохнуть и почувствовать ту сладкую усталость, которая знакома хорошо поработавшим людям.
В этих трудных буднях было лишь одно преимущество: он почти не думал о Люсе.
Они познакомились два года назад. Студенты пединститута собирали хлопок на полях нового целинного совхоза. Сюда же из города приехали несколько водителей, которые сели за штурвалы уборочных комбайнов. Вечером у здания школы Алексей увидел Люсю и понял, что сама судьба привела его сюда, за двести пятьдесят километров от города. Люсе не понравилась тогда бесцеремонность, с которой он подошел к ней и затеял разговор. Но позже ее заинтересовал этот невысокий паренек с крупными чертами лица, большими рабочими руками и мягким, даже скорее робким характером.
— Как вы совмещаете работу водителя с учебой на физмате? — спросила она однажды у Алексея.
— А я, Люция, сплю пять часов в сутки, — улыбнулся он в ответ.
Девушка поморщилась:
— Называйте меня лучше Люсей. Кстати, Леша, вы почему выбрали математический?
— Кажется, Кант сказал, что в каждом знании столько истины, сколько математики. А я неравнодушен к истине.
— Ну и напрасно, — лукаво блеснула глазами Люся. — Путь к истине лежит не через математику. Он гораздо проще: надо лишь исчерпать все заблуждения, и можете до нее дотронуться.
— Но при такой стратегии может не хватить жизни, — возразил Алексей. — Вот, например, мы в одном институте учимся, а я вас никогда не видел.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.