Виталий Гладкий - По следу змеи Страница 5

Полковник Шумко, тяжело вздохнув, нажал на кнопку селектора:

– Капитан Бикезин!

– Слушаю, товарищ полковник.

– Зайди с материалами ко мне…

Бикезин, как всегда подтянутый, в ладно скроенном костюме стального цвета, молча раскрыл папку и протянул Шумко несколько листов с машинописным текстом. Полковник одобрительным взглядом окинул статную плечистую фигуру своего подчиненного. В глубине души он испытывал к Алексею нежное отцовское чувство, хотя и старался не показывать этого – Бикезин был детдомовец и его ученик.

– Это все? – спросил Шумко.

– Пока да. Но здесь есть интересные нюансы…

– Касательно Ковальчука?

– Именно.

"…Ковальчук Ф. А., 1924 года рождения, уроженец города Ивано-Франковска, беспартийный, профессия – зубной врач. В городе с 1958 года. Родители умерли, детей нет. Ковальчук (Ярко) Оксана Петровна, жена, 1929 года рождения, уроженка города Мукачево… Судим не был. Родственников за границей нет".

– Данные проверены?

– В настоящий момент уточняем.

– Так что же здесь примечательного?

– А вот здесь, ниже… Оказывается, у Ковальчука были кое-какие увлечения. Притом некоторые из них не совсем в ладах с Уголовном кодексом. В 1963 году Ковальчук был взят на заметку ОБХСС – занимался частной зубоврачебной практикой. Но в 1964 году приобрел патент, и все обвинения по этому поводу отпали.

– На каком основании ему был выдан патент?

– История темная и чрезвычайно запутанная. Работаем и в этом направлении.

– Ясно. Что еще?

– В 1968 году он опять попал в поле зрения ОБХСС, на этот раз в связи с золотом. По косвенным данным, Ковальчук скупал золото, которое затем применял в своей зубоврачебной практике. Доказать это не удалось, но свой патент он потерял и опять пошел работать в городскую стоматологическую поликлинику.

– Почему забрали патент?

– Ему было запрещено ставить зубы и коронки из золота клиентов. А он этим запретом пренебрег. Криминала, в общем-то, здесь большого не нашли, тем более что его клиенты в один голос твердили о непричастности Ковальчука к махинациям с золотом.

– Криминала, говоришь, не нашли? Ладно, придется поднять и это дело из архива.

– И самое главное – опять-таки по косвенным данным: Ковальчук занимался скупкой антиквариата, в частности старинных икон. Притом ворочал большими суммами.

– Вот это уже кое-что!

– Да, товарищ полковник, я тоже так думаю. И занимаюсь в настоящее время отработкой его связей среди антикваров.

– Что у Лазарева?

– Все то же… Изменений в лучшую сторону пока никаких.

– Плохо, Алексей, очень плохо…

– Товарищ полковник! Я ума не приложу, что мне предпринять по отношению к Михайлишину.

– Ты считаешь, что он замешан в убийстве?

– Трудно сказать… Меня очень волнует и смущает записка. Почему он остался жив? Ведь до сих пор убийца был весьма точен в своих обещаниях.

– Предполагаешь, что Махайлишин сочинил себе такое оригинальное алиби?

– Алиби у него стопроцентное. Это мы уже проверили. Если бы знать, каким образом яд попал в организм хотя бы Лубенца – со Слипчуком тут сложнее…

– Михайлишина я знаю много лет. И очень сомневаюсь в его причастности к убийству. А вот записка… Я считаю, все-таки это очень серьезно. Боюсь, что жизнь адвоката под угрозой. И самое обидное – мы ничем пока не можем помочь. Кстати, он знает, от чего погибли Лубенец, Слипчук?

– Нет, я предупредил их жен, чтобы они не говорили никому об этом.

– Правильно… Но Михайлишина держи под наблюдением. Обязательно. Что с Г остевым?

– Занимаемся. Ничего утешительного.

Полковник, тяжело вздохнув, поднялся из-за стола и подошел к окну. Солнце уже закатилось за горизонт, оставив после себя золотисто-розовые следы на курчавых облаках, которые толпились у края темно-фиолетовой тучи. Зигзаги молний кромсали ее тяжелое тело, настойчиво подгоняя поближе к городу. Ночь обещала пролиться живительной влагой на иссушенную зноем землю.

11

Антикварный магазин находился в полуподвальном помещении старого особняка, приспособленного под различные учреждения. Среди шикарных вывесок, выполненных на стекле и нержавеющей стали, скромно ютилась маленькая дощечка с полустертой надписью, которую можно было прочитать разве что с помощью технических средств ЭКО. И если бы не всезнающие мальчишки, то, пожалуй, капитану Бикезину долго пришлось искать невзрачную входную дверь в антикварный магазин.

Узкие ступеньки привели его в просторный зал с серым, в ржавых разводах, потолком. Вдоль стен стояли статуи, обломки мраморных колонн, какие-то горшки самых разнообразных форм и размеров, несколько ваз с потускневшей росписью на округлых боках, деревянный резной столик на причудливо изогнутых ножках, огромные канделябры с искорками облупившейся позолоты, старинный секретер с поломанными ящиками и даже двуспальная кровать с высоченными спинками.

В глубине магазина, у длинного застекленного прилавка, стояли две женщины и с интересом рассматривали красивый фарфоровый сервиз. Под стеклом витрин уютно расположились старинные фолианты с застежками, маленькие иконки, разнообразные поделки из яшмы, малахита, сердолика и других полудрагоценных камней, бронзовые статуэтки, пепельницы, старинный письменный прибор, портсигары, бусы, гребни, альбомы в потертых переплетах, чеканное блюдо, серебряные, с позолотой, ликерные рюмочки и прочая антикварная мелочь.

– Вы что-то хотели купить? – невысокий черноволосый человек в старом потертом халате неопределенного цвета приветливо улыбнулся Бикезину из-за прилавка. – О, у нас много замечательных вещей! Посмотрите, какая прелесть этот портсигар! Я считаю – лучший подарок для друга. Не нужен портсигар? Тогда купите бусы – восемнадцатый век!

– Нет, нет. Я совсем по другому делу… – капитан протянул свое удостоверение.

– Опять милиция! Месяц назад – милиция, вчера – милиция, сегодня – тоже… Бог мой, что такое? Чем провинился этот несчастный магазин перед милицией? Мое бедное сердце…

– Извините, с кем имею честь?..

– Либерман, Давид Моисеевич. Директор, продавец, грузчик, уборщица и еще бог кто знает в одном лице.

– Давид Моисеевич, мне нужно с вами побеседовать.

– О, я так и знал! Сначала беседуют, потом забирают. А затем извиняются и выпускают – что можно иметь с этого барахла? Кроме неприятностей… Сейчас закрою дверь. Милые женщины, приходите после обеда! Да-да, оставлю…

– Давид Моисеевич! Я к вам пришел, представьте себе, на консультацию.

– На консультацию? Это меняет дело! Вы правильно пришли, молодой человек. Простите – товарищ капитан… Давида Либермана знают во Львове; да что во Львове – в Киеве! Он может ответить на любой вопрос касательно антиквариата, оценить правильно любую вещь.

– Во-первых, Давид Моисеевич, этот разговор должен остаться между нами…

– О чем речь?! Я буду нем как могила.

– Во-вторых, насколько мне известно, через ваш магазин вместе с различной дребеденью проходят вещи большой исторической ценности, которые, естественно, и стоят немало.

– Да, вы правы. Но что вас конкретно интересует?

– Иконы. Как производится купля-продажа, цены и кто покупает?

– Если на комиссию поступают иконы, то прежде всего их осматривает эксперт художественного фонда. Некоторые из них, имеющие большую художественную ценность, покупают по рекомендации эксперта музеи. Остальные идут в свободную продажу.

– А цены?

– В пределах от пятидесяти рублей до пяти тысяч.

– Да-а, приличные суммы… И покупают?

– Ха, спрашиваете! Еще как – мода…

– А кто постоянно скупает иконы? Иконы высокой стоимости?

– У меня есть квитанции, но я могу и так назвать, если вам нужно.

– Пожалуйста…

– Колядко, Зильберштейн, Козлов, Брягин… Ну и еще, пожалуй, Сосновский.

– А Ковальчук у вас покупает иконы?

– Товарищ капитан! Так бы сразу и сказали, что вам нужен Ковальчук. О-о, это был великий человек! Он сюда не заходил, его наш хлам не интересовал. Ковальчук знал толк в иконах, он имел большие деньги и большие связи. За икону из своей коллекции он мог безбедно дожить до глубокой старости даже у нас в Союзе. А если ее продать за границей! Бог мой, он был бы миллионером…

– Откуда вам это известно?

– Либерман все знает! Одну из его икон я держал в руках – это такая икона! Андрей Рублев – вы представляете себе, что это такое?! Нет, вы себе не можете представить… Вам нужно знать, кто доставал ему эти иконы? Я угадал?

– Да, в какой-то мере…

– Но вы никому не скажете об этом? Если кто узнает, что я вам тут наболтал, бедная моя Рива! Бедные мои дети!

– Ну что вы, Давид Моисеевич, я вам обещаю… Так кто же?

– Во Львове есть такой Чаплинский. Это очень нехороший человек, поверьте мне. Он богат, как Крез. И хитер, как лиса. Но Ковальчука он почему-то боялся. Чаплинский ему иконы за бесценок отдавал. И какие иконы!