Марина Серова - Подвенечное платье цвета крови Страница 5

Андрей положил папку передо мной на стол.

– А если в двух словах, что конкретно говорят окружавшие женщин люди? – спросила я.

– Говорят, что они были добрыми и отзывчивыми, со всех сторон положительными, хорошими мастерами своего дела, и все в том же духе. Мужьям (у кого они были) не изменяли, в запои не уходили. «С товарищами по работе поддерживали ровные дружеские отношения», как сказано в характеристиках. С соседями по лестничной клетке здоровались. Кое-кто даже вел на фабрике общественную работу.

– Умереть – не встать! И это в наше-то время!

– Да, я сам удивился, но именно так написано в характеристиках.

– Что, стенгазету рисовали? Или участвовали в художественной самодеятельности?

– Насчет стенгазеты не скажу, а в субботниках участвовали, это точно. И еще: ты угадала, Тань. Одна из женщин, Королькова, участвовала в концертных программах, которые устраивались на фабрике по праздникам.

– Ого! И что же она пела?

– Она обожала любимые народом песни, ну… сейчас… где это у меня?..

Мельников порылся в своих записях, извлек на свет божий какой-то лист и прочитал:

– Ага, вот! «Ромашки спрятались, поникли лютики», «Каким ты был, таким остался», «Расцвела под окошком…», ну и тому подобное старье. Одним словом, тетки пятидесяти-шестидесяти лет просто рыдали от умиления.

– Что, так хорошо пела?

– Да, говорят, голос у нее был приятный и манера исполнения душевная.

– Хорошо, приму это к сведению. Андрюш, а потеряшки наши были знакомы между собой?

Едва мой друг открыл рот, чтобы ответить, как зазвонил телефон. Он поднял трубку:

– Мельников слушает… Николая Васильевича? Гоголь в морге. Потом поедет на кладбище… Какие шутки? Я вам серьезно говорю: он в морге!.. С ним – ничего… Ну, раз он в морге, значит, с ним все в порядке!.. Да кто шутит-то?!. Черт!..

Андрей положил трубку:

– Странные люди! Им говоришь правду, а они: «Что за шутки, что за шутки?!.» Что ты спросила, Тань? А! Были ли потеряшки знакомы между собой? Были, конечно. Нет, они не дружили и не крестили вместе детей. Ну, про детей, это я так, к слову… Но сама подумай: они работали на одной маленькой фабрике, там – я узнавал – всего-то человек сто с небольшим работает. Конечно, все друг друга знают, если уж не по именам, то в лицо – это точно! Они там в обеденный перерыв в одну столовую ходят, а столовка небольшая, больше на буфет похожа, я видел. В очереди за зарплатой в одном тамбуре перед кассой стоят. Фотография Корольковой вообще на Доске почета висела: все-таки тридцать лет безупречного труда на одном месте!..

– Андрюш, я все пытаюсь понять, что у них еще было общего, кроме места работы, – сказала я.

– Не пытайся: ничего не было. Ни родственницами, ни подругами, ни соседками они не были. В самодеятельности пела только одна, две другие наши потеряшки, по словам родственников, могли разве что спеть и сплясать на семейном застолье. У руководства фабрики к ним никаких претензий не было…

– Но тогда их похитили именно как швей.

– Да? И кому они понадобились? На фабрике царит паника: женщины отказываются выходить работать в вечернюю смену. Оно и понятно: кому охота быть следующей похищенной! Пока только рекомендовано всем женщинам ходить не иначе как втроем. Те, кому в одну сторону, на проходной собираются в небольшие группы и так и идут до самого дома, а там их родственники встречают… В общем, все серьезно, и надо поскорее это разрулить: найти самих женщин или хотя бы их тела, чтобы родственники могли предать их земле.

– Андрюша, а тебе не кажется странным, что они пропадали в порядке уменьшения возраста? Каждая следующая была моложе предыдущей.

– Да думал я над этим, Тань, думал!

– И что?

– Ничего! Объяснить это я пока не могу. У пропавших швей было общим то, что каждая из них шла до остановки транспорта одна. Заметь: женщины, которые шли парами либо группами, не пропадали.

– Андрюш, это значит, что преступник выбирал именно одиночек. Значит, он похищал наугад – не важно кого, лишь бы шла одна. А уменьшение возраста похищенных – это так… совпадение.

– Похоже, что да. Но проверить надо все версии.

– А все – это какие? Огласите весь список, пожалуйста!

– Ну вот, например, мне очень не понравилась мастер цеха, в котором работали две из пропавших женщин – Королькова и Овчаренко.

– Что за мастер?

– Лукошкина Анна Ивановна, тридцати девяти лет, мастер цеха легкого женского платья.

– Так. И чем именно тебе не понравилась эта Лукошкина?

– Да какая-то очень уж подозрительная тетка.

– Чем именно подозрительная?

– У нее глазки бегают.

– Куда?

– Туда-сюда, туда-сюда…

Я посмотрела на Мельникова внимательно.

– Бегают? – переспросила я.

– Бегают, бегают, – подтвердил он, – сам видел. И вообще, она явно испугалась, когда я сказал, откуда я.

– А чего ей пугаться, мастеру цеха?

– Вот и я подумал. О своих работницах она отозвалась хорошо, нормальные, мол, они и все такое… Но страх в ее глазах все-таки был.

– Ты ее, разумеется, проверил?

– Насколько смог. Узнал все, что только было можно.

– Ну и… Андрюш, ты уж давай выкладывай все до конца. Все-таки одно дело делаем.

– Да не переживай ты, не собираюсь я от тебя что-то скрывать! Только ничего особенного мне узнать не удалось. Тетка как тетка, разведена, двое детей. Не привлекалась, не замечена, не состояла… Ну, в общем, понятно.

– Что именно тебе понятно?

– Не она похитила своих швей. Ни с одной из них она в конфликте не была. Что им было делить?!

– А вот это мы и проверим. Для очистки совести.

– Давай, мать, вперед! Не забудь потом поделиться своими наблюдениями… Кстати, хочешь посмотреть их фотографии?

Мельников достал из бумажного конверта несколько снимков, протянул мне. Я начала рассматривать лица женщин. На обратной стороне было написано карандашом: «Королькова Мария Федоровна», «Бейбулатова Ольга Геннадьевна», «Овчаренко Алла Яновна». Женщины как женщины, ну разве что последняя действительно не может претендовать на звание «мисс Тарасов». Я вернула фотографии Андрею.

В это время снова зазвонил телефон. Мельников поднял трубку:

– Алло!.. Да в морге он, в морге! И с ним все в порядке. Потом он отправляется на кладбище… Как зачем? Там памятники украли… Не ограды, а памятники!.. А я откуда знаю, зачем? Вот Гоголь и поехал туда, чтобы это выяснить…

Я неторопливо шла по длинному коридору полицейского участка. Лукошкина Анна Ивановна… «Ни с одной из них она в конфликте не была. Что им было делить?!.» Эх, Андрюша! Не знаешь ты женщин. Уж кто-кто, а они всегда найдут что поделить!

Глава 3

Швейная фабрика в нашем городе находилась на одной из центральных улиц, в старинном здании из красного кирпича. Кажется, его построили еще в девятнадцатом веке. На проходной я показала свои корочки частного сыщика и объяснила вахтерше, огромной тетке неопределенного возраста в черной форме охранника, что иду к директору фабрики. Мне милостиво разрешили пройти на территорию, предварительно переписав все мои данные в какой-то потрепанный журнал. Я шла по двору фабрики, рассматривая два корпуса и современную пристройку, на которой висела большая вывеска – «Столовая». Рядом еще одна, поскромнее, – «Дирекция». Я направилась к двери с этой вывеской.

Директор оказался пожилым мужчиной с уставшим взглядом. Он представился Андреем Ерофеевичем.

– И чего вы от меня хотите? – немного раздраженно спросил он, посмотрев мои документы.

– По просьбе клиента, сына одной из ваших пропавших работниц, я веду частное расследование исчезновения женщин. Мне просто необходимо опросить работниц цеха, где трудились Королькова, Бейбулатова и Овчаренко.

– Вы что же, надеетесь их найти? – В голосе мужчины явно звучало сомнение.

– Вообще-то да. А что?

– Да так… Если уж полиция не смогла этого сделать! Все-таки со дня пропажи Корольковой прошло почти полгода… М-да… Полиция тут тоже ходила, расспрашивала, осматривала…

– Полиция – это не показатель, – сказала я с некоторым вызовом. – Поверьте, Андрей Ерофеевич, мне приходилось раскрывать такие преступления, которые с сожалением объявлялись «висяками».

– Что вы говорите! – Директор вдруг проявил ко мне интерес. – Вы раскрывали?.. И находили пропавших? И много?

– Приходилось и пропавших находить, – ответила я уклончиво.

– Скажите, а вы могли бы найти… собаку?

– Собаку? – переспросила я, не веря своим ушам. – Какую собаку?

– Обыкновенную. Черный лабрадор. Мы зовем его Уголек. На самом деле у него другое имя – длинное и сложное, сами понимаете, родословная… Но для нас он просто Уголек.

– Так у вас пропала собака?

– Да, – тяжело вздохнул директор и похрустел сжатыми пальцами.