Нина Вадченко - Час абсента Страница 5

— Я хочу видеть свое лицо, — заявила Инна.

— Это невозможно.

Усы и борода наконец отодвинулись.

— Я требую! — настаивала на своем Инна.

— Да покажи ей, Борисович, фото. Лучше все сразу понять.

— Я бы повременил, — покачал головой Борисович, — последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Она еще не оправилась от шока.

— Ну пожалуйста, — вдруг захныкала сломленная Инна, — я выдержу, поверьте, мне лучше сразу знать все, что случилось, я стойкая, ну пожалуйста…

— Хорошо, хорошо, только не нервничайте. Борисович достал из кармана халата фотографию и поднес к Инне. Пономаренко впилась глазами в безобразно-кровавое месиво, бывшее когда-то ее лицом, и ужаснулась.

— Это я? — упавшим голосом спросила она.

— Не повезло тебе, дамочка, ну ничего, привыкнешь.

— Гуинплен, — прошептала Инна, — уродина. Гуинплен нашел свое место на подмостках, а я? Что делать мне? Я, кроме журналистики, ничего не умею.

— Ты поплачь, милая, поплачь, легче станет.

Пономаренко стало себя жалко, так жалко, до ужаса.

— За что? — завыла она, и слезы потекли ручьем.

— Борисович, нельзя ей плакать. Слезы под бинты просочатся, будет еще хуже, — вдруг услышала она предостережение второго врача.

Инна испугалась и стала часто-часто дышать, чтобы сбить спазмы.

— Инна Владимировна, к вам посетители. — Борисович наклонился, и она снова увидела его усы, бороду и насмешливые, издевательские глаза.

— Никого я не хочу видеть, — прошептала Инна.

— Нельзя, нельзя замыкаться в своем горе. С друзьями легче будет.

«Какие друзья? У Гуинпленов нет друзей», — подумала раздавленная Пономаренко.

— Проходите, проходите, господа, — уже командовал Борисович, — что это у вас? Цветы? Цветы можно. Шампанское? Уберите. Какое шампанское в ее положении?

Инна увидела толпу коллег. На переднем плане красовался редактор с цветами. Рядом Гоша Отрепьев с каким-то горшком в руках. Инна присмотрелась и увидела, что из горшка торчал кактус. Подпирала всех массивная Василиса Илларионовна, корректор. В тени ее внушительного бюста спрятался дизайнер Димочка с тортом наперевес. Остальных она просто не рассмотрела. Она заплакала.

— С днем рождения, дорогая Инночка! — загремел нестройный хор коллектива газеты «Криминал-экспресс».

— Не травите душу, уйдите, — прошептала Инна. Она вспомнила, что завтра у нее действительно день рождения. Или уже сегодня? Ей стало грустно и тошно. Она первый раз подумала о самоубийстве. Лучше сразу поставить точку.

Она отвернулась от коллег и даже не заметила, что поворот дался ей слишком легко. Наступила гробовая тишина. Очевидно, никто не знал, как себя вести в подобной ситуации.

— Пономаренко, и долго ты будешь валяться? — Виктор Петрович, редактор, неожиданно засмеялся. Ужас. А за ним стали смеяться все остальные.

«Вот их истинное лицо!» — грустно подумала Инна.

— Хватит изображать из себя несчастную! Вставай. Пора промочить горло за твое здоровье.

Инна не шелохнулась.

— Правда, Инночка, ты залежалась, так привыкнешь бездельничать, это вредно. — Василиса Илларионовна подошла к кровати и, как пушинку, повернула Инну лицом к коллективу.

— Да снимите с нее эти бинты. — Это уже командовал Гоша.

Странное торможение напало на Пономаренко. Она готова была драться, отстаивая бинты на собственной физиономии.

— Как мы тебя классно разыграли, а?

— Что?! — Инна резко села. — Розыгрыш?! Это был розыгрыш?!

— Наш подарок на день рождения! — подтвердил Виктор Петрович и приветственно помахал букетом.

Инна оцепенела. Подскочил Борисович и стал быстро разматывать бинты.

— Да очнись ты, Пономаренко! Здорово, правда? — Гоша протянул кактус. — Это тебе на память. Жизнь прекрасна, Инночка!

Пономаренко отпихнула пропахшие табаком руки Борисовича и стала ощупывать свое лицо. Нос, губы, щеки, лоб — все на месте, даже уши оттопыривались так же, как и всегда. Розыгрыш! Ее затопила несказанная радость, и мгновенно она вскипела бешенством. Кто? Кто посмел с ней такое вытворить? У кого поднялась рука так издеваться над живым человеком?

Минуты три она вращала глазами как безумная. Все виновные стояли пред ней и счастливо улыбались.

«Коллективчик, мать вашу!» — выругалась Инна.

— Мы подарили тебе второе рождение! — Главный редактор взмахнул цветами. — Лови!

Цветы упали на кровать. Она перевела взгляд. Красные гвоздики упрямо топорщили лепестки и издевательски подмигивали.

— Не люблю гвоздики, — отрезала Инна. Она осторожно откинула простыню и увидела, что полностью одета.

— Пора за стол, Инночка, — сказал Виктор Петрович. — Прошу. — Он взмахнул рукой. Белая стена оказалась просто ширмой и начала собираться гармошкой. Банкетный зал был в полной готовности: с закусками, лимончиками, оливками и водочкой.

— Это больница? — глупо спросила Инна.

— Это ресторан, временно замаскированный по сценарию под больничку, — с готовностью объяснил Гоша. — Инна, бери кактус, а то я его могу помять нечаянно.

— Засунь его себе…

— Наконец-то наша Инночка пришла в себя, — сообщила всем Василиса Илларионовна.

Инну похлопывали по плечу, рассказывали наперебой, как они волновались, потом выпили по рюмашке водки, и постепенно все начало устаканиваться. Инна уже посмеивалась над своими переживаниями и даже смогла оценить изюминку замысла.

И тут она увидела автора. Вот кто сыграл с ней кошмарную шутку. Вот чей дьявольский ум гулял по ее нервам и рвал на части ее человеческое «я». Она увидела Марину.

Марина заметила повышенное внимание Пономаренко к себе, приветливо улыбнулась и помахала рукой.

«Все машут ручками. Замахали!» — подумала Инна и отвернулась.

— Нет, надо объясниться, что она возомнила? Что я брошусь к ней на шею со словами благодарности? — тут же решила очень последовательная Пономаренко.

— Инна, что ты шепчешь? — спросила любопытная Василиса Илларионовна.

Инна вздрогнула.

— Да ты дрожишь вся. — Василиса Илларионовна схватила холодную руку Пономаренко и зажала ее в своих горячих ладонях. — Советую тебе написать обо всем, что ты прочувствовала, Инночка, прекрасный репортаж получится. Поделись с народом своими переживаниями.

— Сначала глаза выцарапаю кое-кому.

Марина подошла сама.

— Вы хотите со мной поговорить? Предвижу, разговор будет сложным.

— А вы хотели признательности и дифирамбов…

— Нет, справедливости. Я абсолютно уверена, что вы испытали жгучую радость, настоящий восторг, неподдельное счастье, когда обнаружили свое лицо в целости и сохранности. Только в детстве мы чувствуем так остро и ярко. Признайтесь, ради такого кое-чем можно и пожертвовать.

— А… — только и смогла протянуть Инна.

— А без страдания нет счастья. Чуть позднее вы испытали не менее сильное чувство. Психологи называют его «удовольствие бешенства». Вы рассвирепели, впали в бешенство. Но именно в этот миг испытали величайшее удовольствие. Ведь было? Вы не единственная. У вас произошло обновление сознания, буквально за несколько минут наросли новые нервные окончания. Я подарила вам несколько минут наслаждения, я добавила в ваше представление о себе и мире новые краски. Право, за это стоит выпить и поблагодарить меня.

Инна задумалась. А ведь эта стервочка права.

— Могли бы хоть намекнуть, что меня ждет.

— Вы бы потеряли половину, если не все впечатления. Да и, честно говоря, я не могла, потому как и сама не знала. Я разговаривала с вами, не подозревая, что истинный клиент не ваш редактор, а вы. Только после вашего ухода мне сообщили, что вы — главная фигура. Меня спросили только о приемлемом для вас варианте розыгрыша. Каюсь, это я выбрала для вас «Гуинплен».

— Розыгрыш «Гуинплен»? Отлично придумано. — Инна первый раз за вечер отстраненно и трезво подумала о том кошмаре, который ей довелось пережить.

— Поверьте, Инна Владимировна, мы еще будем с вами друзьями. — Марина приложилась своим бокалом к стоящей на столе рюмке Пономаренко и в одиночестве выпила.

— Никогда, Марина Сергеевна.

Инна отошла от стола и посмотрела на пьющих и жующих коллег. Как все мелко и скучно. Она не находила здесь людей равных себе по мироощущению.

— Инна Владимировна, разрешите, я отвезу вас домой, — услышала она.

Перед ней стоял незнакомый молодой человек.

— Кто вы?

— Исполнитель роли одного из докторов, — скромно ответил мужчина.

— То-то мне ваш голос знаком. И часто вы так развлекаетесь?

Мужчина засмеялся.

— Запрещенный прием, Инна Владимировна, — сказал он.

— Как вас зовут?

— Петя я, Петр Иванович.

— Ну, тогда поехали, Петр Иванович. Я ужасно устала.

Сегодня у Сергея Анатольевича праздник. Исполнилась его заветная мечта. Он стал обладателем уникального охотничьего ружья «James Purdey & Sons». Целый год ушел на переговоры, примерки, выбор материалов, гравировки, и вот теперь Сергей Анатольевич в десятый раз перечитывал документ, в котором сообщалось, что он занесен в почетный реестр владельцев и коллекционеров оружия от «James Purdey & Sons». К самому ружью счастливый владелец пока прикоснуться не решался. Двухстволка, два спусковых крючка, восемь патронов в магазине, 20-й калибр, единственная в мире гравировка на прикладе. Он сам ее утверждал. Все удовольствие — шестьдесят тысяч баксов.