Андраш Беркеши - Уже пропели петухи Страница 5

Деак заметил в ее взгляде неожиданно мелькнувший страх.

— Не понимаю. — Он действительно не понял ее весьма странного ответа.

Анита тоже поняла, что должна объяснить свой загадочный ответ, и сбивчиво добавила:

— Война, Табор. Постоянные бомбежки. Исчезают люди. Кругом насилие и страх. А я ведь тоже человек. И у меня не только сила воли, но и инстинкты. Я не знаю и не могу знать, совладаю ли я в какой-то момент со своими инстинктами. Разве ты всегда уверен, что сможешь?

— Не всегда.

— Тогда почему ты ждешь от меня каких-то громких слов. Я люблю тебя, принадлежу тебе. Разве этого мало? — Она поцеловала его в щеку и как-то странно улыбнулась, а потом добавила: — Я пойду все же приготовлю завтрак.

Деак остался один. Ему пришла в голову встреча с Орехом.

Орех — невысокого роста мужчина с седеющими висками. Он, как подметил с самого начала Габор, был чем-то явно обеспокоен. Встретились они на набережной Уйпеште. Орех перешел прямо к делу.

— У меня два вопроса, в связи с которыми мы сегодня и встретились. Во-первых — о твоей невесте.

— Об Аните?

— Что-то неладное с ней происходит, — чуточку резко сказал Орех. — Есть один сигнал.

— Хотелось бы знать, кто сигнализирует.

— Это неважно, да и не твоя компетенция. — Орех на мгновение остановился, поправил на шее потертый шерстяной шарф, пристально посмотрел на Деака и зашагал дальше. — Я дал Тарноки одно задание в связи с этим сигналом. О результатах он тебе расскажет. А ты с Анитой подожди его прихода.

— Но что с Анитой? — Деак схватил Ореха за рукав. — Как-никак она моя невеста.

Орех не отвел руку. Он сделал несколько глубоких затяжек, глядя куда-то вдаль.

— Мой связник сверху сказал, что твоей невесте пришло письмо. От ее отца…

— Ну и что ж тут такого? Кстати, я читал это письмо. Ничего подозрительного в нем не нашел.

— Прочитай еще раз. Повнимательнее.

Дождь посыпал гуще, усилился ветер, он принес отдаленный гром артиллерийской канонады. Некоторое время они шли молча. Уже миновали дома, стоявшие на краю парка, и только тут Орех снова заговорил:

— Нам надо выручать Ференца Дербиро. Спасти его можно только с твоей помощью, так что ты должен быть идеально «чистым». Будь внимателен.

— Вы уже знаете, кто провалил Дербиро? — спросил он негромко.

— Агент по кличке Лоза. Говорят, член партии. Надо бы выяснить, кто таков, и покарать.

«Покарать! — подумал Деак. — Как все просто звучит. А где найдешь ты эту самую Лозу?»

…Габор усилием воли прогнал от себя мысли о встрече, снял со стены гитару и заиграл мелодию старинного трансильванского псалма. Он негромко пел эту мелодию, грустную и все же дарующую надежду. Вернулась Анита. Она принесла на тарелке бутерброды и чашку чаю.

— А теперь ты о чем задумался?

— Кто те двое евреев, которым ты хотела достать фальшивые документы? — спросил он и отложил в сторону гитару.

— Профессор Шааш с женой. Знаю только, что это какие-то важные люди.

— Ты встречалась с ними?

— Да. В кафе «Бельвероши».

— Кто тебя с ними познакомил?

— Я же рассказывала тебе. Ты что, не веришь мне?

— У меня одна жизнь. А свинец нынче сильно подешевел. Ну так кто же все-таки этот профессор? Что ты о нем знаешь? Где он живет?

— Габор, не знаю я о нем ничего. Все произошло, как мне наказал отец. Человек пришел, назвал пароль. Милый, может, ты не хочешь им помочь?

«Шел бы, что ли, уж поскорее этот Тарноки», — думал Деак. Его сжигало нетерпение узнать, что они такого знают о ней, в чем подозревают?

— Почему же не хочу? Помогу, — сказал он вслух. — Но, честно говоря, боюсь. Только ради тебя и иду на этот риск.

Анита успокоилась, по лицу ее пробежала нежная улыбка.

В дверь позвонили. Анита вздрогнула, вопросительно посмотрела на Деака.

— Я сам, — сказал Габор, подошел к двери и распахнул ее.

На пороге стоял человек среднего роста, седоусый, лет пятидесяти, в серой «иденке». У него был уверенный взгляд, полное лицо, излучавшее спокойствие и доброту.

— Господин Тарноки, — представил его Габор и добавил: — Мой приятель. Можешь говорить при нем обо всем спокойно и откровенно.

Девушка с некоторым замешательством смотрела на пришельца. Ей показалось, что они уже где-то встречались раньше, может, даже разговаривали. У гостя был тихий приятный голос. Он вежливо поблагодарил за приглашение сесть, но не принял его, а посмотрел на часы, словно давая понять Деаку, что у них слишком мало времени и нужно сразу переходить к делу.

— Я знаю вас, Анита, по рассказам Габора, — сказал он. — Я имею в виду: знаю о вас самое существенное.

— Ну ты все же присаживайся, дядюшка Дюри. Выпей хотя бы чашку чаю, — перебил его Деак. — И пальто ты, наверное, тоже мог бы снять.

Тарноки покачал головой и, значительно посмотрев на Деака, сказал:

— Ты позволишь мне спросить кое о чем Аниту?

Девушка удивленно взглянула на него.

— Меня?

Тарноки кивнул. Теперь Анита перевела взгляд на жениха, смущенно улыбнувшись.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Нет еще, — отвечал Деак. — Но прошу тебя, отвечай на его вопросы, Анита, откровенно. — Он улыбнулся, чтобы придать ей смелости.

— Прошу, что вас интересует?

— Извините, когда вы получили письмо от вашего отца?

— В субботу, четырнадцатого, — сказала девушка.

— Из Коложвара?

— Да.

— Можно мне взглянуть на письмо?

Анита недовольно посмотрела на Габора, сказала, что ей непонятно, зачем все это, но направилась за письмом к книжному шкафу. Достав из книги сложенное вдвое письмо, она подала его гостю.

— Вот, пожалуйста.

Тарноки взял письмо, развернул и внимательно прочел. Тем временем Деак подошел поближе, Анита же села на край кушетки.

— Все правильно, — сказал Тарноки, протягивая письмо Габору. — Вот смотри сам.

— И что я должен увидеть? — спросил Деак, думая над словами Тарноки: «все правильно».

— Согласно дате на письме инженер Маркуш написал его 14 октября. Так?

Деак взглянул на письмо.

— Ну и что? 14 октября, в субботу.

— Мадемуазель Анита получила это письмо в субботу? — спросил Тарноки и взглянул на девушку.

— Да, в субботу, — сказала Анита. — Что же в этом удивительного?

— Удивительно то, что Коложвар далеко отсюда, Анита, — заметил Тарноки. — Если ваш папа в субботу отправил письмо, как вы могли получить его в тот же день?

Они пристально посмотрели друг на друга. Наступившая пауза становилась томительной.

— Не знаю, что ответить, — призналась Анита.

— Ты уверена, что получила письмо в субботу? — поспешил Деак на помощь девушке. Анита утвердительно кивнула. — Конечно, в субботу, — вспомнил и сам Деак. — Ведь на другой день салашисты захватили власть в стране… В самом деле странно! — проговорил он.

В уголках рта у Тарноки заиграла улыбка. Но нет, это не было желанием иронизировать, это было плохо скрытое огорчение и разочарование.

— Но еще более странно, — сказал он, — что четырнадцатого октября Коложвар освободили советские войска. Значит, для того чтобы письмо попало к вам, кто-то должен был переправить его через линию фронта. А это за один день едва ли сделаешь.

Деак некоторое время с удивлением смотрел на письмо, затем перевел взгляд на девушку. Теперь-то ему было ясно, почему Орех вел себя так странно на встрече. Выходит, отец Аниты находится совсем не в Коложваре?

— Тогда где твой отец?

Анита молчала, потупив голову. Деак повторил вопрос более настойчиво.

— Габор, — сказала она и подняла взгляд на него. В глазах ее стояли слезы. — Может быть, он совсем не в Коложваре. Может быть… Ты знаешь, он ведь был участником Сопротивления. А ты следователь по политическим делам. Может быть, он боится тебя и потому что-то скрывает…

— Это понятно. Но почему ты-то «темнишь»? Где твой отец?

— Господи, ну почему ты не веришь мне?

— О чем вы говорили прошлой ночью с Мольке? — тихо проговорил Тарноки. — Чего он от вас хотел?

— Мольке? — спросила девушка, побледнев.

— Да, майор Мольке.

— Чего он хотел? В каком смысле? И откуда вы взяли, что какой-то майор Мольке был у меня?

— Я наблюдал за вашим парадным. Он пришел к вам в десять минут двенадцатого. В двадцать минут первого уехал.

Деак уронил письмо на стол. Боль обиды пронизала его насквозь и лишила сил. Он не хотел верить своим ушам. Но нужно верить: что это правда, он прочел на лице Аниты.

— Тебе еще нужно учиться, Анита, — сказал он с горечью, — учиться лгать. Нет навыка. Спрашивать надо было так: Мольке? Какой еще Мольке?

Им овладел накатившийся гнев. Он готов был схватить девушку за плечи и тряхнуть ее как следует. Он едва сдерживался.

— Когда арестовали твоего отца? — твердо спросил Деак. Теперь он догадывался, что дело обстоит именно так.

— В тот самый день, который я назвала, сказав тебе, что он уехал в Трансильванию.