Ален Жермен - Дело Каллас Страница 5

Глядя одним глазом в партитуру, другим – на сцену, Жилу железной рукой руководил своим войском.

– Посылайте детей…

– Теперь – народ…

– Танцоры, танцоры…

– Солдат посылайте…

– Пастухов…

Уж десять лет мы в стенах этих!Ха-ха!Ах! Какое счастье вновь дышатьЧистейшим воздухом полей!

Толчки, прерывистые ритмы: оркестр отвечает хористам.

Накинув на плечи лисье манто, Сара фон Штадт-Фюрстемберг ждала за кулисами своего выхода. Руки заледенели… Мандраж спазмами сводил живот… Она мысленно повторяла первые музыкальные строки своей выходной арии:

Исчезли греки!Но какой коварный планСкрывается за их уходом?Какая странная поспешность!Не я ль ее вам предсказала?

Жилу стоял сзади. Он сделал знак костюмерше, чтобы та занялась дивой. С несвойственной ему мягкостью, контрастирующей с грубоватой внешностью и грубым мужественным голосом, он снял с ее плеч мех, прошептал на ухо, что она великолепна, и легонько подтолкнул ее рукой. Ласка. Ободряющая.

С тревожными глазами, дрожащая, Кассандра вышла на сцену.

Огни рампы поглотили ее. И как всегда бывало, мандраж исчез. Ее окружила толпа. Она уже не принадлежала себе. Тело ее раздвоилось, переходя в другой мир. Она знала, что в этот вечер многим рискует, что не удержится в рамках своей роли. Ослепленная, не видя знака маэстро, она начала петь в темный, затаивший дыхание зал. Эрнест Лебраншю достал из кармана блокнот и ручку. Что касается директора «Метрополитен-опера», то он раскрыл на коленях партитуру Берлиоза. Свободная, горделивая, властная музыка овладела звуковым пространством, и в этом грандиозном наступлении ей помогали все бога Вергилия.

6

До оставшейся в одиночестве Эрмы долетал городской шум. Первый акт подходил к концу. Ее уборная напоминала кладбище в день похорон. Консьерж неустанно приносил цветы. Это было отвратительно. Смутный запах тления смешивался с удушливым ароматом лилий, роз, ирисов. Скоро они начнут гнить. Изящные букеты не могли сопротивляться теплому воздуху комнаты. Стебли обмякали, клонились. Цветы увядали. Листья еще держались, но надолго ли их хватит?

Ее внимание привлек конверт, подсунутый под дверь. Она подобрала его, вскрыла. Текст был напечатан на старенькой машинке: «Мы жертву принесем печальным божествам из царства мертвых». Она узнала слова, которые должна будет петь Дидона. К чему такое зловещее послание? Зависть? Злоба? Глупость? Вполне естественно, что кое-кто ее ненавидел. Ведь среди этой поющей братии были только посредственности. Они могли издавать только звуки, тогда как она… она работала над текстом, над каждой фразой, вникала в смысл слов, слетавших с ее губ. Слушатель, зритель должен разобрать каждый слог, иначе ему не будет интересно.

Второй акт только что начался. Лицо ее осветилось улыбкой. Слюнки потекли при мысли, что можно пройти за кулисы и посмотреть, как будет подыхать та, белобрысая. Когда Кассандра окажется перед кулисой авансцены, она не сможет не заметить ее. Вот будет презабавно! Эта девица на высокой ноте может дать петуха! Да, такого удовольствия пропустить нельзя. А последующий антракт будет большим, и будет время подготовиться.

– Ты идешь со мной, Мария, не так ли?

Две женщины в одном теле – одна видимая, другая нематериальная – направились к сцене, предварительно позаботившись спрятать драгоценности и закрыть грим-уборную на ключ. В музыкальных театрах всегда опасались воров. Никогда не знаешь, откуда они берутся: тут и административные работники, и техники, артисты, стажеры, безбилетники… Слишком много народу снует в здании, за всеми не уследишь. Впрочем, такие неблаговидные поступки часто совершались самими работниками театра. Но даже пойманного с поличным коллегу оставляли в покое. Главенствовал закон умолчания. Одним словом, лучше уж принять меры предосторожности. Береженого Бог бережет.

Два дежурящих пожарника потеснились, уступая место Эрме и ее тени-двойнику. На сцене большой хор женщин окружал Кассандру.

И в эту роковую ночьСвободными и чистыми сойдемНа адский берег.

Взгляд дивы пересекся с презрительным взглядом той, что стояла в кулисе. Растерявшись от присутствия соперницы, она забыла взять лиру, которую ей протягивала одна троянка. Только появление греческого военачальника, подошедшего к ней с поднятым мечом, привело ее в себя и заставило скомкано сделать запоздалое движение. Не сбились группы струнных инструментов, медных труб, литавр, барабанов; не нарушилось разнообразие звучаний и нюансов, контрастных ритмов; не смолкло мощное звучание.

Музыка, которую ничто не смущало – ни шум, ни тишина, добавляла свои озвученные реплики к певческому ряду.

Умрите, достойные славы,Разделяя мою судьбу.

Ни та, ни другая не слышали реплик солдат. Впившись взглядом в глаза Дидоны, Кассандра чудесным, слегка осипшим голосом пропела:

Мы презираем ваши подлые угрозы,Чудовища, упившиеся кровью.

Затем, выхватив кинжал, она подошла почти вплотную к месту, где стояла Эрма, и вонзила его себе в сердце. Липкое красное пятно расплылось на ее груди. Никогда еще искусство этой трагедийной актрисы не достигало таких вершин. Она была неузнаваема.

Смотри, боль – это ничто.

Поликсена, выбитая из колеи неожиданным смещением, в последний момент на лету подхватила протянутый ей кинжал и тоже принесла себя в жертву. На сцену уже выходили другие солдаты.

О, вражьи боги! О безумие!Пролилась кровьПосле резни…

Объединенные единой утробной ненавистью, обе женщины, две соперницы, не отрывали глаз друг от друга. Горячее дыхание певицы коснулось лица ее слушательницы.

Мы все уже в пути в потусторонний мир,И не страшна нам ваша ярость…

Не обращая внимание на убивающих друг друга троянцев, на крики ужаса греков, пытающихся их остановить, Кассандра, вся в крови, шатаясь, нарушая все установки постановщика, как можно ближе подошла к Дидоне, упала к ее ногам. Затем, с огромным усилием приподнявшись, она подползла к рампе, в умоляющем жесте отталкивая окровавленными руками угрожающие ей воображаемые призраки. Женщина и актриса соединились, истекая злобой и кровью: душа ее уже была во власти смерти: она в последний раз повернула голову к кулисе и крикнула врагине, притаившейся в тени:

– Италия!

Упавший, словно нож гильотины, занавес положил конец этой агонии.

– Браво!

– Восхитительно!

– Какая возвышенность!

– Примадонна!

– Я онемел при виде ее смерти.

В громе овации слышались восхищенные комментарии, но Сара фон Штадт-Фюрстемберг не вышла на поклоны. Публика наконец успокоилась. Иветта и Айша, полагавшие, как и многие зрители, что все поклоны будут происходить после окончания спектакля, направились в главное фойе. Остался лишь Эрнест Лебраншю, почуявший, что тут что-то не так. Для выяснения он прошел за кулисы.

Чутье его не подвело: драма на сцене продолжалась.

– Чего ей вздумалось менять место? Она обычно точно исполняет все указания.

Журналист посмотрел на постановщика и главного осветителя, которые прибежали отругать актрису, но их гнев угас, как только они увидели певицу, недвижно лежащую на полу.

– Позвольте, позвольте… Расступитесь, пожалуйста! – вмешались пожарные.

Хористы и статисты покинули сцену. Пришел дежурный врач: массаж сердца, искусственное дыхание «рот в рот».

Эрма, не двинувшаяся с места, поняла, что план ее не удался. Она совершила тактическую ошибку. Эта певичка, дающая платные уроки, превзошла саму себя; мало того, у нее был талант. Какая роковая ошибка! Хоть бы она сдохла!

– Придется сделать ей укол, – решил врач.

К группе подошел заметно взволнованный директор театра.

– Что случилось? Ей дурно?

– Смотрите, она открыла глаза, – заметили пожарные.

– Да, она дышит, – тоже подтвердил прибежавший Жилу.

– Поклоны! Я выйду на поклоны.

– Успокойтесь, вам сейчас нельзя вставать, – пытался вразумить ее врач.

– Я хочу выйти на поклоны! Поклоны!..

– Уже поздно, антракт начался. Публика разошлась, но вам достались овации. Это триумф, моя дорогая… Такого я не видел за все время, что руковожу театром.

Эрма почувствовала, что пришла пора дать знать о своем присутствии.

– Миленькая, как же ты нас напугала! Ты была божественна! Неоспоримо божественна. Не правда ли, господин директор, она была божественна? В жизни не слышала ничего подобного. Волнение доконало ее, бедняжку. Ты, случайно, не страдаешь эпилепсией? Слава Богу, я успокоилась. Извини, что не могу побыть с тобой, но мне нужно закончить подготовку. Я поднимусь к себе. Не желай мне удачи, это приносит несчастье.

Сара слишком ослабла, у нее не было сил отвечать. Но если бы только можно было слышать, что она думает, то мы бы услышали проклятия и пожелания смерти Эрме Саллак.