Поль Констан - Мед и лед Страница 5

Сначала я увидела силуэт человека, идущего по коридору в сопровождении трех охранников. Он был в оранжевом комбинезоне и кепке. С него сняли цепи — с пояса, рук и ног. Я и не подозревала, что на нем было столько цепей, и мой страх превратился в жалость. Ибо это был не дикий зверь, не кровожадный медведь, не разъяренный бык, а человек. Зажгли свет. Худой, симпатичный, улыбчивый парень оказался со мной лицом к лицу.

— Привет! — сказал он, взяв трубку. — Так значит, вы писательница?

6

— Он невиновен, — сказала я, сев в машину, в которой меня ждал Филипп. — Он невиновен, а казнь уже назначена.

— Кто невиновен? — переспросил Филипп.

— Дэвид Деннис. Он невиновен. Это чудовищная ошибка.

Я не могла молчать, слова рвались из меня — те самые слова, что говорил мне Дэвид Деннис. Чужак, приехавший из Нью-Йорка, янки, нищий студент, вынужденный зарабатывать деньги на учебу, на него повесили убийство, чтобы отмазать сынков элиты штата. Высшему обществу, от Норфолка до Ричмонда, претило, что он спал со студенткой Роузбада. Поэтому члены студенческого Братства покарали девушку. А потом были подменены результаты расследования, утеряны доказательства, «забыты» свидетельства очевидцев, подделан отчет о вскрытии. Все вокруг по горло увязли в этом деле: шериф, судмедэксперт, злобствующий прокурор, выдвинувший обвинение, назначенный судом адвокат, который лишь еще больше утопил своего подзащитного, и особенно судья Эдвард, доведший дело до смертного приговора.

Филипп завел мотор и нервно сглотнул.

— Дэвид Деннис однозначно виновен. Главное доказательство — анализ ДНК.

Я перебила безапелляционным тоном.

— Верно, ведь он был любовником этой девушки и никогда не отрицал интимной связи с нею, в том числе и в ночь убийства. Но других доказательств никто и не искал, никто даже не подумал обследовать раны.

— Вы хотите сказать, следы укусов на теле и лице?

Филипп был очень спокоен, я бы сказала, почти холоден. Он вдруг показал мне свое другое лицо: не то доброжелательное и чувствительное, к которому я уже привыкла. Он говорил как юрист, без малейших душевных смятений, говорил то, что должен говорить житель Роузбада в Роузбаде. Его формулировки были точны, словно заучены. Я считала его другом, но даже если так оно и было, то лишь до этого момента. По сравнению с тем, что я только что пережила в тюрьме, контраст был налицо. Я не чувствовала с Филиппом того душевного единства, которое установилось у меня сразу же с Дэвидом Деннисом и заставило выслушать его историю, понять ее и поверить.

Ничто не выглядело так правдоподобно, как версия о ритуальном убийстве, совершенном в карательных целях студентами, которые с мстительной извращенностью хотели не только наказать девушку, нарушившую обычаи, но и повесить преступление на ее случайного любовника, студента-иноземца, парня с Севера, погрести его под тщательно сфабрикованными уликами и обречь таким образом на неизбежную смерть. «Послушайте меня», — повторял Дэвид Деннис, чтобы еще больше завладеть моим вниманием. «Послушайте меня!» И чтобы показать ему, что я вся внимание, я еще плотнее придвигалась к стеклу. «Им это удалось. И где они теперь, через десять лет? Они стали бизнесменами, адвокатами, их защищает закон, деньги, положение. Один из них даже проходил стажировку у моего адвоката. А судья Эдвард отгрохал себе домину прямо в Роузбаде!»

Филипп, тот самый любезный Филипп, который сидел со мной рядом и спокойно вел машину, соблюдая все исходящие из тюрьмы указания, был частью общества судьи Эдварда. Он ничего не предпринял бы относительно меня без согласия судьи. Я спросила себя, а благоразумно ли с моей стороны так доверяться ему, показывать, что я всецело на стороне Дэвида Денниса.

Тогда я тоже напустила на себя безучастный вид, чтобы послушать его рассказ о жертве. Семнадцатилетняя Кэндис, обычная девушка из Вирджинии, приехала в Роузбад за несколько недель до того злополучного дня. Она была родом из Ричмонда, города, охраняемого конными статуями генералов гражданской войны — те из них, кто одержал победу, были повернуты лицом к Северу, те, кто погиб — к Югу. Как и всем юным девушкам из Ричмонда, ей, скорее, подошло бы к лицу платье с кринолином, в котором Скарлет О'Хара спускалась по знаменитой лестнице в опере. Ее мать была близкой подругой семьи Эдвардов.

Мое сердце сжалось. Каковы были шансы у Дэвида Денниса, попавшего в эту ловушку, выбраться из нее? Все винтики судебной машины, грозившей неминуемым наказанием, были собраны, зубцы шестерен смертельного механизма идеально подходили к другим шестерням, выточенным на заказ. В этом механизме, столь же отлаженном, как цепочка костяшек домино, я была последним запрограммированным элементом, дразнящим надежду в то время, когда механизм смерти уже запущен.

Филипп тоже был частью этого механизма, отдельным, но необходимым винтиком в огромной образцово работающей конструкции. С некоторой долей отвращения слушала я его рассказ об образцовой юности девушки, которая могла выбирать между несколькими колледжами. Ее родители по настоятельной рекомендации Памелы Эдвард выбрали Роузбад, так как она хотела писать и стать известным журналистом.

Я не могла доверять Филиппу, я не могла доверять никому. Я испугалась, как испугался Дэвид Деннис, когда ему по телефону сообщили о смерти Кэндис в тот момент, когда он только начинал новую жизнь в Мэриленде. Я дрожала от бессильного гнева, как дрожал он, когда его привезли на место преступления, чтобы заставить показать, как он наносил удары, то есть участвовать в инсценировке убийства, которое он не совершал. У нас были одни и те же враги. Те, кто приговорил его к смерти, не позволят мне доказать его невиновность. Я задумалась, как мне выпутаться из этого положения. Мне не стоило возвращаться в Роузбад, нужно было найти укромное местечко, связаться оттуда с матерью Дэвида Денниса, сообщить, что у нее есть единомышленники, и, если она захочет, поехать к ней в Северную Каролину. Ее номер телефона я записала на руке. Я не знала, как с ней общаться, чтобы не возникло осложнений. Я даже не знала, имею ли право звонить по этому номеру — как бы Филипп не воспользовался этим потом против Дэвида Денниса.

Я ждала, когда мы выедем с территории тюрьмы за пределы досягаемости камер, биноклей и телефонов. После того, как навстречу нам попалось несколько машин, я попросила Филиппа остановиться и высадить меня. Он ответил, что в Вирджинии не высаживают пассажиров вот так, прямо на обочине.

Меня охватила паника. В своем воображении я уже видела, как превращусь в еще одну жертву в истории с Дэвидом Деннисом, как меня силой отвезут в Роузбад, посадят под замок, убьют, утопят в озере и никто обо мне и не вспомнит. Я уже не могла совладать с собой. Мое тело приказывало мне бежать. Я попыталась отстегнуть ремень безопасности и открыть дверь. Если бы не центральный замок, я бы выпрыгнула на ходу. Когда рука Филиппа преградила мне дорогу, мешая тщетным попыткам высвободиться, я закричала. Этот вырывающийся откуда-то изнутри и раздирающий горло крик до сих пор звучит у меня в ушах.

7

Когда, некоторое время спустя, Филипп остановился у ресторана быстрого питания, я еще дрожала. Наконец у меня появилась возможность бежать, но мои ноги не слушались. Теперь это было не то легкое оцепенение, охватившее меня при въезде в тюрьму и превратившее в образцовую посетительницу. Я шла чисто машинально, словно марионетка, напряженная, скованная страхом, втянув голову в плечи. Сидя за столом напротив Филиппа, я икала от страха.

Филипп говорил. Он говорил, что понимает мое волнение. Что визиты в такие места — ужасная вещь. Что он восхищается мною, ведь я отважилась туда войти. Что ему казалось, будто я лучше подготовлена к тому, что мне предстояло увидеть. Из-за того, как я рассказывала о женщине, любительнице смертных казней, он, как и другие, был уверен, что я кое-что об этом знала, что не была новичком в этой теме. Им не следовало позволять мне ехать туда, во всяком случае, не так быстро, не посвятив меня в курс дела. Судья Эдвард подготовил мне документы. Нужно было почитать их, прежде чем идти на встречу к Дэвиду Деннису, хотя он, Филипп, понимал, что я хотела быть беспристрастной и не иметь предубеждений. Но то, как всё было на самом деле, не имеет ничего общего с услышанным мною от этого дьявола в человеческом обличье, который, как и все извращенцы, был отличным манипулятором.

Он, Филипп, знал эту историю от А до Я. Убийство, расследование, суд, — он все это пропустил через себя, эпизод за эпизодом, он сидел в первых рядах зрителей в Роузбаде, потрясенных этой историей. Он видел Дэвида Денниса, слышал, с каким высокомерием тот отзывался об обществе Роузбада и, хуже того, имел наглость намекать матери Кэндис, что ее дочь далеко не паинька. Он, мол, был не первым ее любовником, до него у нее было много других, а в ту злополучную ночь, возможно, после него еще несколько парней переспали с нею. В виду чего он потребовал дополнительных анализов ДНК, чтобы определить, чья еще сперма могла находиться в ее влагалище.