Фридрих Незнанский - Дальняя командировка Страница 5

Но так или иначе, а извиняться пришлось. И подпол­ковник призвал себе на помощь все свое обаяние, с по­мощью которого он всегда успешно охмурял женщин. Правда, на этот раз перед ним сидели не бабы, а мужики и смотрели на него не столько враждебно, сколько с не­понятной и раздражающей иронией, будто они все на­перед знали.

Они отказались от чая и только поморщились, едва он начал приносить им свои извинения. Теребилин, у которого правая сторона лица была сплошным синя­ком — хорошо, хоть зубы целы остались, — процедил распухшими губами, что лично к нему, Затырину, они особых претензий не имеют, ну а что касается милицио­неров, так про это будет отдельный разговор — и позже. И показали, что желали бы покинуть кабинет, где осты­вал гостеприимно струящийся парком чай в блестящих подстаканниках.

Подполковник, однако, не забыл передать свои го­рячие и искренние извинения и женам их, если отчасти и пострадавшим, то по совершенной случайности. По­том Затырин стал уверять поднявшихся из-за стола Теребилина и особенно Сороченко, почему-то взиравшего на него с откровенной насмешкой, что так просто это дело он конечно же не оставит и что за ложную инфор­мацию, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор, будут строго наказаны его подчиненные.

—   Поди, и дело уголовное заведете на них, да? — кри­во усмехаясь по причине тоже разбитых губ, спросил Сороченко.

—   А как же! — горячо и искренне соврал подполков­ник.

—   Ну тогда, может быть, и пистолет вернете? Если он уже вам не нужен.

—  Без проблем! — поспешил заверить Затырин. — Уже проверили, никаких претензий к вам нет, ствол чистый.

И подполковник вернул им принесенные дежурным милиционером бумажные пакеты с отобранными веща­ми и документами. По поводу пистолета он, разумеется, загнул, никто его и не собирался проверять, да и време­ни для этого просто не было, но теперь-то чего уж? По­кончить бы все разом, да и забыть поскорее.

И пока те разбирали свои вещи и рассовывали их по карманам, подполковник, изобразив на лице озабочен­ную, глубокую задумчивость, произнес монолог, не осо­бо рассчитывая, впрочем, на внимание коммерсантов.

—    Вот жалуются, бывает, на нас... на нашу службу. Неаккуратно, мол, действуют, не по закону... Но ведь, если вдуматься, чтоб действовать строго в рамках, им нужно, — Затырин сделал ударение на последнем «о», — образование! Интеллигентность! А откуда их взять, если у кадров поголовно неполное среднее? В лучшем случае. Попадаются и совсем тупые, неотесанные. Из деревни— в армию, а там, известное дело, не с людьми работают, а с техникой. «Калаш» в руках держать научат — и, счи­тай, отслужил, отдал долг Родине. И куда ему потом идти? Если не к братве, то к нам. А у нас зарплаты маленькие, чтоб на них книжки читать! Вот и хлопнет иной с устатку стакан — да на бабу, извиняюсь. Тут тебе и вся культура. До стыда иной раз доходит... А с другой стороны, разве мало у нас богатых людей, за которых они жизнями, слу­чается, рискуют?.. Нам бы кто помощь оказал... Мы б и от материальной не отказались, хороший телевизор ку­пили бы, на лекции бы приглашали, приличной жизни учили... Но что-то нет таких желающих... — Подполков­ник тяжко вздохнул и огорченно покачал красивой сво­ей головой с благородно седеющими висками.

Еще он не преминул посетовать на то, что вот и с же­лезнодорожными билетами тоже вышла неувязка. Поин­тересовался, не нужна ли его помощь. Нет? Ну и слава богу, уже почувствовал подполковник, что в порядке усер­дия его стало заносить куда-то не туда.

И в конце совершенно пустого и ненужного своего монолога — так ведь ни черта и не поняли коммерсанты, эти богатые буратины, либо сделали вид, что сказанное их не интересует и лично к ним отношения не имеет, — спросил, не нужен ли транспорт. Но и тут его вежливость оказалась излишней. Позвонивший в кабинет дежурный сообщил, что за Теребилиным и Сороченко прибыли на машине их супруги, которые и ожидают их у входа в от­дел. И Затырин почувствовал окончательное облегчение, когда бизнесмены, выходя из его кабинета — провожать их до выхода подполковник счел для себя необязатель­ным, и так уже всю ночь, можно сказать, на службе про­вел, — все ж таки вяло пожали ему руку. Вяло — это по­нятно, им тоже досталось сегодня.

Ушли. Подполковник посмотрел на часы — шел чет­вертый час. Скажи пожалуйста! А он-то думал, что скоро уже утро... Оказывается, сегодня можно еще и вздрем­нуть. Но перед уходом домой он добыл из сейфа поча­тую бутылку, выплеснул из одного стакана чай в пустую пластмассовую урну для бумажек и налил его водкой по­чти до краев. А выпив, сел и, прихлебывая остывший чай из другого, опустил подбородок на сжатые кулаки. Это ж надо так пролететь! Во, блин, афронт! Хорошо хоть, му­жики оказались вроде незлопамятными. Впрочем, судить об этом было еще рано. Но вот уж Савелию Тарасовичу, который и затеял, собственно, эту кашу, он завтра все выс­кажет. Снова ему в мэры, видите ли, захотелось! Ишь ты! А может, еще и в губернаторы? Так ты давай приказывай, еще кого-нибудь не того отлупим по твоей милости, а по­том станем на коленях прощение вымаливать!.. Нет, в сле­дующий раз сам занимайся личными проблемами...

4

Он спал на удивление крепко и был раздосадован, когда раздраженная жена стала толкать его в плечо, под­совывая под нос телефонную трубку.

Хорошо врезал вчера. Допил все, что оставалось в сей­фе, добавил еще дома, и без всякой закуски, а теперь во рту ощущал то самое, про что рассказывают в анекдоте — будто там эскадрон гусар переночевал, причем вместе с конями. Голова потрескивала, но это понятно — она опохмела требует. Ладно, сообразим... Но кто это, к чер­ту, так рано?

Действительно, показалось, что было рановато для звонков, поскольку ночь за окном только отступала, небо было серым.

—  Кто это? — прохрипел он в трубку.

—   Ты заболел, что ли? — насмешливо спросил знако­мый голос с легким, мягким акцентом. Кто ж это? А, вспомнил, прокурор же, Керимов. Чего ему в такую рань?

—  Не заболел, но чувствую себя хреново, всю ночь на службе... Какие у тебя проблемы, Иннокентий Мурадович?

—   Да разве это у меня проблемы, дорогой? — с лег­ким смешком ответил Керимов. — Это они у тебя, я так чувствую, назревают, да.

—  Ничего не понимаю, объясни толком!

—   Ну зачем же я буду не своим делом заниматься, дорогой? Пусть тебе объясняет тот, кому это положено. Через час у Савелия будет совещание, мне только что позвонили... Ты как, нормально?

—    Да нормально! — словно от боли, сморщился Затырин. — А в чем дело?

—   Могу только в двух словах, дорогой, как я это по­нимаю... Ты зачем тех мужиков отпустил, которых вече­ром задержали?

—   А что, уже все в курсе?

—   Конечно, дорогой. Савелий звонит мне: какие меры предпринял? Я говорю: сейчас выясню и перезво­ню. Соединяюсь с дежурным, а он мне рассказывает, как ты вчера еще их выпустил. Ты чего, Павел, ненормаль­ный? Они ж ведь наверняка уже в области, а там и меди­цина тебе, и газеты, которым только дай повод. В общем, Савелий в ярости, имей это в виду и найди оправдания. Больше я тебе ничего не могу добавить.

—   А у меня, Кеша, между прочим, нет нужды искать оправдания. Наоборот, я сам могу Савелию кое-что выс­казать. Это было его указание, между прочим, если тебе неизвестно!

—  Мне-то как раз известно. И что?

—  А то, что я вчера получил из области такой втык, что пришлось перед ними на коленях извиняться!

—   То есть как? — насторожился Керимов.

—   А вот так, Кеша, позвонил мне среди ночи сам Кривенко и устроил такой разнос, что мало не показа­лось. Эти-то двое, оказывается, самого Кожаного спон­сируют! Вот Кривенко, которому тут же доложила депутатша, ну жена одного из буратин, потребовал, чтоб я немедленно спустил это дело на тормозах и закрыл его, а иначе... Ну ты, Кеша, сам знаешь, на что способен Ко­жаный, когда идут поперек его воли. И еще этот, наш, туда же! А сам бы я, конечно, не стал... Но ты и предста­вить не можешь, как орал Геббельс! Чем только не гро­зил... — громко вздохнул Затырин, искренно пожалев себя.

—   Не, ну это, конечно, другое дело, дорогой, — по­сочувствовал прокурор. — Как думаешь, без последствий обойдется?

—   Да тебе-то чего волноваться?.. Не знаю, по-моему, мужики оказались нормальными. Это при том, что им в камере еще рожи начистили... А у них железнодорожные билеты были, они в Москву собирались. Я так понимаю, мои их прямо от провожающих взяли, возле ресторана... Я еще предложил им помочь с новыми билетами, по­скольку по своим-то они уже опоздали, но они ответи­ли, что сами справятся. Ну да, у них же, у этих буратин, возможностей куда больше, чем у нас с тобой...

—   Ладно, может, вправду обойдется, — вздохнул те­перь и прокурор. — Ты только не опаздывай — я ж гово­рю, Савелий вне себя...

Поднялся Затырин, вернул трубку на место и, взгля­нув на часы, стал спешно одеваться. Времени-то уже де­вятый час! А сплошная серость за окном — по причине так и не прекратившегося дождя. Да и не дождик даже, а мелочь, сыпь какая-то водяная. Зато небо, похоже, затя­нуло надолго... Осень опять же...