Светлана Гончаренко - Полторы минуты славы Страница 5

Увы, собачье обнюхивание ничего особенного не выявило. Тогда милиция приступила к тщательному осмотру сборочного цеха, окрестной травы и кустов.

— У них тут, Станислав Иванович, гулянка была накануне, — жаловался проводник Атаса одному из прибывших милиционеров, должно быть главному здесь. — Целая толпа гудела. Который след собаке брать? Натоптано, налито, наблевано на каждом квадратном дециметре. А уходили они кто по асфальту к проходной, кто через дыру в заборе. За забором — шоссе, там следы обрываются. Возможно, и на машине уехали — скажем, на такси.

— Ладно, — вздохнул Станислав Иванович.

Его мужественное лицо сразу запоминалось: квадратный подбородок, стальные глаза, жесткий низенький ежик волос и впалые щеки. На щеках прочерчены глубокие рытвины, какие в народе называют собачьими ямками. Давно прилепившееся прозвище Железный Стас очень шло Станиславу Ивановичу Новикову.

«Настоящий сыщик, фактурный, даже немного чересчур, — подумала, глядя на него, Лика. — Вот бы уговорить его сняться в нашем сериале! Там как раз пойдут скоро эпизоды с криминальными разборками, а Федя хотел…»

Тут Лика вдруг вспомнила, что Феди с нею нет. Где он, неизвестно, и никто не знает, что будет дальше и станут ли снимать еще какие-то эпизоды. От этой неизвестности Лике стало так страшно, что она наконец зарыдала в голос, трясясь всем телом и разбрызгивая слезы. Катерина оттащила ее в сторонку.

Между тем выяснилось, что потерпевший, который измарал своей кровью Федино пальто от Армани и желтый диван, скончался пять-шесть часов назад. Умер он от ножевого удара в сердце. Но вообще-то ударов было три — одинаково мощных, глубоких и составивших правильный равносторонний треугольник.

— Ого, — сказал на это Станислав Иванович и радостно улыбнулся своими собачьими ямками. — Неужели почерк?

— Может быть, — согласился другой милицейский чин, помоложе. — Во всяком случае, явно профессионал работал. Орудие убийства не обнаружено. Порезали бедолагу прямо на месте — крови нигде больше нет, а диван забрызган. Если бы тело перенесли откуда-то, тут не натекла бы такая лужа, зато были бы следы крови в других местах.

Пока Катерина отпаивала Лику минералкой, оставшейся на столе после вчерашнего веселья, опергруппа толклась в затоптанном и замусоренном Федином кабинете. Недавних следов и отпечатков всевозможных пальцев тут было множество.

Мертвый незнакомец в черном, покуда его не увезли, все так же пристально смотрел поверх суеты на портрет веселого лысого Шекспира. Кто такой этот незнакомец, было неведомо. Во всяком случае, Катерина с Ликой его не знали и в один голос утверждали, что вчера покойный вместе со съемочной группой не пировал. Помимо ран, на его груди обнаружились и татуировки, причем не вполне канонические — какие-то звери да драконы. Диковинные цветные звери расползлись по всему телу покойника, поэтому с особыми приметами проблем у него не было. Станислав Иванович распорядился обойти всех татуировщиков города Нетска (их и было-то всего трое) и узнать, что этот зоопарк значит и кем сработан. Братки из криминала ведь тоже сейчас экзотикой балуются. Может, убитый из их компании?

Кто этой ночью законно и открыто пребывал на территории завода, выяснилось быстро. Станислав Иванович получил на проходной следующий ответ:

— Сперва телевизионщики гуляли. Начали днем, часа в четыре, разошлись к полуночи.

— Что, так рано угомонились? — удивился Станислав Иванович.

— Так у них съемка ночная была. Накануне — той еще, позавчерашней ночью. Кто ж больше суток на ногах продержится, к тому же выпивши? После телевидения остались только охранники: ВОХР и четверо ребят от фирм, которые арендуют здесь склады. Все божатся, что сидели неотлучно на рабочих местах.

Железный Стас вышел из цеха, закурил. Зловонная рваная лента дыма двинулась и поплыла туда, где стеной стояла трава и дремуче колыхались нестриженые кусты. Особенно много было сирени, готовой вот-вот зацвести — из бутонов-бусин ни один еще не глянул округлым крестиком цветка, но грозди густо серели среди темной листвы.

— Дикие места! И дикая гулянка, после которой на диване остался труп. Бытовуха, скорее всего, — пробормотал сыщик.

Он вернулся в сборочный цех. Там свидетельницы, Лилия Горохова и Екатерина Галанкина, отвечали на неизбежные вопросы. Станислав Иванович слушал их рассеянно: обе дамы в сотый раз повторяли, что ничего не знают и никого не подозревают.

Вдруг старшая из них, Галанкина, большеглазая, с пестрой сине-рыжей шевелюрой, изменилась в лице. Она даже вскочила со стула.

— Мне надо сделать один звонок, — вскрикнула она.

— Закончим — сделаете, — ответил милиционер, записывавший ее показания на мятой бумаге абсолютно неразборчивым почерком.

Галанкина взвилась:

— Но это очень важно! Еще неизвестно, когда и чем мы кончим!

— А что за звонок? — поинтересовался Станислав Иванович.

— Личный. Это не имеет никакого отношения к случившемуся здесь. Но если я не позвоню, может пострадать человек, — ответила Катерина.

Ее глубокому проникновенному голосу не верить было нельзя.

Станислав Иванович подумал.

— Ладно, валяйте, — наконец согласился он. — Только имейте в виду: совершено тяжкое преступление, обстоятельства выясняются. Поэтому конфиденциальности я вам обеспечить не могу.

— Да к чему мне ваша конфиденциальность, — небрежно махнула рукой Катерина.

Она закинула ногу на ногу и достала мобильник.

— Нинель, детка, — сказала она после довольно продолжительной паузы, во время которой неведомая Нинель, должно быть, сначала не могла, потом не хотела проснуться. — Да, это я… Не важно, где я. Далеко от дома, вырваться не могу… В общем, сходи, Нинуша, к Ворониным и возьми у Вадика запасной ключ от нашей квартиры. Откроешь дверь… Ой, да я бы и сама лучше Вадика сгоняла, но ему ведь и четырнадцати еще нет!.. Да, как Джульетте. Ни к чему ему такие впечатления утром, перед школой особенно… Так вот, откроешь дверь и иди прямо в спальню. Там на кровати лежит некто Зверев — ты его видела. Доцент из Автотранса, с бородкой… Да-да-да, который вчера ведро хризантем принес. Он самый! Хризантемы там же, в спальне, можешь их себе забрать. За труды! Войдешь… Только не удивляйся, ладно? Ты не дитя. Зверев, который там лежит, прикован наручниками к кровати… Нет, и ногами тоже. Он давно уже лежит. Понимаешь, меня из дому сорвали — потом расскажу зачем. Долго объяснять… Естественно, он голый лежит — какой же еще? Не хочешь — не смотри, да и не на что особенно. Но от наручников все-таки его освободи, он уже намучился…

На антресолях бывшего сборочного цеха установилась звенящая тишина. В ней золотым яблочком раскатывался Катеринин голос. Милиционер, составлявший протокол, залился бурым румянцем от макушки до галстука. Катерина же говорила абсолютно спокойно:

— Ключи от наручников у меня в халатике, в кармане. Или на столе? В общем, найдешь! Замочек смазан, отопрешь довольно легко… Что? Руки или ноги сначала? Да какая разница! Начнешь, с чего попросит. Если замок будет заедать или еще что не так пойдет — звони мне на мобильный. Можешь помассировать его, ты умеешь. Затек весь, должно быть, с головы до пят… Так кто же знал, что так выйдет? Мне позвонили, я выскочила как угорелая, про него совсем забыла… Ну, пока, у меня тут еще дела. Бай-бай!

Катерина сделала мобильнику воздушный поцелуй и перевела невозмутимый взгляд на багрового протоколиста:

— Итак? На чем мы остановились?

«Да, будет нам тут возни», — подумал Станислав Иванович, расхаживая по павильону. Ситуация не сулила спокойной работы — к криминальному трупу припуталась съемочная группа сериала. Это же целая толпа!

Сыщик телевизор смотрел редко и сериалов не любил. Когда он переключал каналы, «Единственная моя» ему иногда попадалась, но он тут же поспешно уходил на футбол или беседы про диких животных.

Только однажды чуть было не досмотрел до конца одну сцену из знаменитого сериала. Это получилось у него совершенно случайно. В тот раз на экране маячила актриса Горохова (надо же, как раз она и обнаружила сегодня труп!). Горохова долго, с перерывами на рекламу, динамила какого-то француза. У Станислава Ивановича выдался тогда свободный вечер, ни футбола, ни зверей, как назло, в программе не было. Он решил дождаться конца сцены, тем более что Горохова уже расстегивала блузку. Судя по физиономии, француз был сильно пьющий. Он увлек Горохову на кровать чудовищных размеров. Там он затеял настолько длинный разговор о неукротимом сексуальном желании, охватившем его, что Станислав Иванович заснул прямо на диване с тарелкой макарон в руках. Проснулся он, когда по экрану уже бежала пестрая огненная рябь и пронзительно дудел сигнал отбоя.

«Чепуха на постном масле», — вынес приговор сериалу недовольный телезритель Новиков. Он выразился бы и покрепче, если бы во время сна выпустил тарелку из рук. Но у него была мертвая хватка и цепкие тренированные пальцы. Макароны уцелели, только безнадежно остыли.