Леонид Словин - Не живи уныло! Страница 5

Из Центра автобус уходил в Тальпиот. Но не в престижный Восточный — в тишину холмов, на зеленый глубокий склон, ведущий в ущелье, а в Промышленную Зону. Но сопровождать туда Кейту не пришлось — незнакомец выскочил на остановке, недалеко от линии железной дороги и сразу пересел в другой автобус, подошедший почти одновременнно, направлявшийся в Новые Катамоны, в район, который пресса именовала не иначе, как «место проживания иерусалимской бедноты». Из непрестижных районов с ним конкурировал только пресловутый Ирганим…

Рыжий вскочил в автобус, когда тот уже отправлялся.

Кейт понемногу приноровился к наружке, а еще через несколько остановок вести наблюдение стало и вовсе просто. На каждой выходили один-два пассажира, ехавшие с рынка.

Незнакомец жил на Бар-Йохай, недалеко от остановки. Вокруг тянулись стандартные, с одинаковыми открытыми галлереями внизу, похожие один на другой, как близнецы, пятиэтажные дома, построенные еще в семидесятых в ожидании Большой Алии из Северной Африки.

Рыжий поднялся на одну из галлерей. Он по-прежнему не подозревал о слежке, не проверялся. Одна из соседок шла ему навстречу, они перемолвились несколькими словами. Возможно, соседка спросила, как прошло свидание с сыном. Он что-то ответил, квартира его оказалась здесь же, на нулевом этаже. Еще через минуту он уже закрыл за собой дверь…

Кейт оставил мотоцикл, подошел к женщине. Он узнал ее.

— Варда!

Она, похоже, не меняла пристрастий в одежде — теплая майка и такие же рейтузы, под которыми словно был положен на бедра раздутый до возможных пределов спасательный круг. В одной руке Варда держала пелефон, в другой сигарету. Она снова ждала ребенка…

«Четвертый? Или уже пятый?!»

Однажды она уже помогла ему при расследовании.

— О, Юджин!

Это была удача.

Варда поставила на стол «нескафе», орешки, сахар. Включила чайник.

— Тебе с молоком?

— Да. И без сахара.

— Представь, я помню.

В соседней комнате дети играли в футбол. Дверь сотрясалась от ударов.

— Кто этот сосед? — спросил Кейт, подвигая к себе стул. — Ты сейчас с ним разговаривала…

— Бецалел? — Она села напротив, покрутила пальцем у виска. — Он ку-ку!.. Немного сдвинутый. Он тебя интересует?

— Что с ним?

— Сумасшедший на всю голову… В Ливане его шарахнуло. Он рассказывал… — Варда дала волю языку. — Сначала громкий треск, словно лопнули штаны на слоне… Двое убиты, а двое ранены. В том числе он. Держался он мужественно… Про другого, наверняка, бы написали и в «Едиот ахронот», и в «Маарив». И фотографии бы опубликовали… А он… Мелькнул на секунду по телевизору, когда президент навестил раненных…

Она открыла банку с «нескафе».

— А потом? Ну ты знаешь, как бывает… Получил социальное жилье. Эту комнату внизу. Живет на пособии. Никого у него нет. С головой не все в порядке. Один день улыбается, здоровается. Через день идет, лицо воротит…

— Женат?

— Развелись. Какая уж тут семейная жизнь.

— И дети есть?

— Сын. Сегодня как раз у них была встреча.

Ошибки не было. Именно его Юджин Кейт пас на мотоцикле от самой детской площадки.

— Что он делает?

— Ничего. Есть у него подруга, сейчас, правда, я ее несколько дней не вижу…

Публичная жизнь Варды проходила на галлерее, внизу. В разговорах с соседками. Если она не видела подругу Бецалела, значит, та тут действительно не появлялась.

— А что еще?

— Иногда его видят с девицами. Парень он видный. Девчонки рады. Но это всегда ненадолго. Иногда соберется, приоденется. Поедет в Центр. На Бен-Иегуда. Посидит в кафе.

— Один?

— Друзей я у него не видела. А общается нормально.

Вскоре Кейт уже знал об анонимном ночном собеседнике Мадонны многое. Родители его приехали из Румынии, люди европейской культуры. И сам он академаи. Учился в Университете. В Гиват Раме. Готовился в жуналисты…

— Выпивает?

— Вообще-то ему нельзя…

Юные футболисты в соседней комнате пробили несколько пинальти.

— Они мне там все разобьют… Эй! «Бейтар»!

Ответом был новый сильнейший удар мячом в дверь.

— И, между прочим, стихи писал… На английском!

Все было в цвет!

«С Мадонной сначала он тоже говорил на английском…»

— Как он сейчас?

— В общем, в порядке. Недавно поменял холодильник, купил новый…

— Время!

Мадонна нажала кнопку включения. «Открытый микрофон» был уже в эфире.

— Здравсвуйте… Кто из радиослушателей у нас на линии?..

Рыжий Бецалел дозвонился до студии четвертым.

Он звонил с одинокого телефона-автомата недалеко от дома, на Сан Мартин. Юджин Кейт и еще один полицейский в штатском следили за ним.

— Алло!.. — Для начала он признался, что женщины типа ведущей «Открытого микрофона» всегда его волновали. Получилось у него это довольно неловко.

— Слушай, парень, — прервала его Мадонна. — Ты не ошибся номером случайно? У тебя проблема? Для таких разговоров существует специальная линия… Переключить тебя?

Она не желала говорить о сексе…

Реплика Мадонны прошла в эфир.

Кейт наблюдал. Бецалел откинулся всем торсом назад, начал оправдываться. Однако, в целом, казалось, он был доволен разговором.

— Пожалуйста! Мы могли бы поговорить о другом…

Мадонна была остра на язык, но не глумлива.

— Когда ты звонил первые два раза, у тебя была более интересная тема. По крайней мене для меня как журналистки Продолжи ее! Как там теперь, на Холме, спокойнее?

— Хочешь убедиться?!

— Представь себе!

— Когда?

— Хоть сегодня.

— Давай. После передачи…

— В отеле на верхотуре. В баре. А как я тебя узнаю? — Мадонна еще не знала, что полиция вычислила звонившего. Материал для интервью подворачивался прекрасный.

— В чем ты одет? Опиши, как выглядишь…

— Я сам к тебе подойду.

— Ты забавный парень. Как тебя зовут?

— Я тебе скажу за столом. — он уже заканчивал разговор. — Только обязательно приезжай одна!

— С кем же еще?!

— Тогда до встречи…

Напарник Кейта подмигнул:

— Она вешает ему спагетти на уши.

Но Кейт лучше него знал Мадонну.

«Ее хватит на то, чтобы приехать…»

В баре отеля «Холиленд» на Холме посетителей было немного.

В основном, тут сидели проживавшие в отеле. Зима была не лучшим сезоном для туристов. Эта зима — в условиях иракского кризиса, с угрозой применения неконвенционального оружия против Израиля — тем более.

Мадонна заняла место за угловым столиком, спиной к стойке и чуть в стороне. Ей не хотелось быть узнанной, хотя все основания предполагать это были… Портрет сексопильной ведущей «Коль Исраэль» охотно печатали газеты и включали в телерепортажи.

Официантка — тоненькая, с косичками эфиопка — что-то заподозрила, то и дело смотрела в ее сторону, хотя никак не могла вспомнить, где — в газете или по телевидению видела это лицо, прическу.

— Добрый вечер… Что-нибудь закажешь?

— Я жду приятеля. Когда он сядет, подай, пожалуйста, два капучино…

— Хорошо…

Ждать пишлось недолго.

— Можно?

Мадонна подняла голову. Щелкнула сумочкой. В ней лежал портативный диктофон, включавшийся миниатюрным наружным замочком…

Короткоостриженный высокий мужчина с крупным носом, весь в медно-рыжеватых тонах, веснушках, двинул стул напротив.

— Вот и я. Разрешишь?

— Конечно. Я рада, что ты пришел.

— Это тебе спасибо.

— Хороший вечер. Погода, похоже, начинает налаживаться…

Официантка уже подходила с кофе, заговорщицки улыбнулась. Мадонна поняла, что ее инкогнито раскрыто.

— Ты хотел рассказать… — Мадонна выложила на стол пачку «Морэ» и зажигалку. Теперь можно было переходить к репортажу. — О последних событиях на Холме, где мы сейчас находимся. Правда? — Она достала сигарету.

Ее собеседник представлял их разговор иначе.

— Разве мы не поговорим как женщина и мужчина, которому она давно нравится…

— Но сначала радиослушатели… Так?

— Они нас и сейчас слышат?!

— Нет. Но ты ведь не против, если я что-то смогу записать? У меня, как понимаешь, такая работа. Представься, пожалуйста…

— Бецалел…

— Я не спрашиваю, женат ты или нет, есть ли у тебя дети…

Бецалел сделал протестующий жест.

Он был явно не против, чтобы о нем узнали. Все эти годы его известность всегда обходила его… Конечно, было бы интереснее дать интервью для телевидения. Но и первая израильская программа радио «Решет алеф» с Мадонной — тоже неплохо…

— Отчего нет?! Пожалуйста. Я разведен. У меня сын. Я только недавно добился разрешения на свидания с ним. Теперь так живут многие. Я спокоен.

— Я рада за тебя. А теперь о том, что тут случилось…

Он приступил к объяснению весьма обстоятельно: