Станислав Гагарин - По небу полуночи ангел летел Страница 5

— Раз нравиться тебе — живи, — ответила Ремида. — Не все ли равно, чей дом? Не видишь разве, что я в нем хозяйка? Как ты во время плаванья на корабле…

— Сегодня ты мой капитан, — расщедрился мужчина.

— Ловлю тебя на слове, — молвила она. — Можешь подымить на сон грядущий, а мне, как женщине, ночлег готовить.

Она расставила тахту, образовалось широкое ложе, и принялась стелить постель в просторной горнице? принеся из соседней комнатки-боковухи чистое белье.

На кургузом низком табурете капитан сидел у открытой двери догорающей печи, бездумно курил, следя за бегающими над углями синенькими огоньками, и в душе его веселился второй Ярослав, он с испытывающим любопытством добродушно подзуживал двойника: «Ну-ка, ну-ка… Поглядим, каким ты будешь в эдакой ситуёвине, парень!»

Скосив глаза, капитан увидел, как Ремида уложила в изголовье две подушки и любовно, с нежностью взбила каждую из них.

«Дела», — мысленно вздохнул капитан.

Он попытался подвести под надвигающееся некое логическое основание, потом отбросил старания, решив, что желание поместить в благоразумие летящее на него событие пришло в сознание от излишней мудрости житейской, что ли…

«А может быть, и возрастное», — подхихикнул стороживший мысли двойник Ярослава.

«Заткнись», — беззлобно отстранил его капитан и вздрогнул, когда в горнице погас свет.

Красный отблеск от дверцы упал на его лицо, капитан бросил окурок сигареты на угли, поднял голову и спросил в темноту:

— Дверцу-то прикрыть? Или так оставим…

— Как хочешь, — ответила Ремида, голос ее показался Ярославу равнодушным. Это насторожило, возникло сомнение, и капитан поднялся, отворотился от пламени, чтобы глаза привыкли, а уж потом он решит для себя главное.

Но в горнице было вовсе не темно от заливавшего ее из трех окон лунного света.

Да нет, прикинул капитан, посмотрев на постель, в которой, откатившись к стенке, женщина едва угадывалась под одеялом. Две трети места были свободны и даже одеяльный уголок гостеприимно откинут. Какие тут сомнения.

Капитан, не прячась, вздохнул, неторопливо стал раздеваться.

Двойник его замолчал, исчез, наверно, или исчерпал все аргументы.

Когда Ярослав заправил ноги под одеяло и, опершись на левый локоть, глянул в неприкрытое окно, он увидел храм Варвары-Великомученицы. Его черный крест, едва смещенный вправо, рассекал луну на четыре неровные дольки.

«Как пайки хлеба, — подумал капитан. — Я где-то видел уже такое…»

— Если хочешь, задерни занавеску, — предложила Ремида.

— А сама ты не боишься? — усмехнулся капитан. — Великий грех творить любовь открыто.

— Я ничего не боюсь, мой капитан… Любовь всегда угодна Богу.

Она отбросила одеяло, приподнялась, соблазнительно изогнувшись русалочным телом, фантастически облитым лунным светом, и задорными, вызывающе торчавшими сосками прижалась к волосатой груди Ярослава.

Черный крест давно покинул лик луны, а эти двое в неистовом остервененье все любили и любили друг друга.

Потом они, опустошенные, лежали навзничь, отодвинувшись, но ощущая снизошедшие на них единство и общность.

— А я ведь женат, — соорудив на лице невидимую глупую улыбку, признался капитан.

— Знаю, — спокойно отозвалась Ремида. — Странно если б было иначе. Такие мужики, как ты, одинокими не бывают. Одиночество — удел неполноценных.

— Почему остановилась на шоссе? — спросил Ярослав. — Ведь ты и видела меня лишь со спины. И надо же — профессию угадала.

Ремида хихикнула.

— Ты чего? — спросил он.

— Когда-нибудь сниму, как ты идешь, на видео, посмотришь сам, какая у тебя походка. За милю видно, что моряк.

— А как же поняла все остальное?

— Интуиция, капитан… Это ведь особый вид знания. Такое, что не поддается расшифровке, его нельзя и в символах каких-то записать. Но это нечто существует. Виртуальное знание, одним словом. Понимаешь?

Про интуицию Ярослав знал и верил в нее, а вот последнее слово не понял, но спросить постеснялся. Эта девчонка по возрасту Майке его, дочке старшей, ровесница, а то и помладше будет, а вот поди ж ты, знает такое… Он, разумеется, при удобном случае и в словарик заглянет, все ж таки в университетах обучаться не пришлось, вины его в том нету, но сейчас никакого верху ее не позволит, даже в пустяках. Мужик он или нет…

— Вот ты сказал, почему остановилась и как бы выбрала тебя, — задумчиво произнесла Ремида. — И все бы вроде так… Не захочу — никто меня любить другого не принудит. Но Аристотель говорит: «Кто по природе принадлежит не самому себе, а другому, и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб». Женщина не может принадлежать только самой себе, она обязана принадлежать мужчине, как часть принадлежит целому. Пусть не мужчине, иначе феминистки выдерут мне волосы, назовем господином женщины семью. Но всегда скреплял ее мужчина. Мы свергли отца с пьедестала почета и оказались в еще более униженном состоянии, рабы без заботливого хозяина. А те, кто разрушает семью, натравливает детей на родителей, подрывает основы отечества.

Капитан молчал. По правде говоря, он к умным разговорам с женщиной в постели не привык и относился к этому критично. Но слова Ремиды заумью не показались, Ярослав и сам так думал, может быть, иначе складывая собственные размышления.

— Хочу ребенка, — сказала вдруг Ремида. — От тебя, капитан.

— Наверно надо выйти замуж, — неуверенно произнес он. — Вон ты какая… Хоть на выставку красоты и умница притом. Небось, наш брат за тобой табуном ходит.

Она тихонько засмеялась, подняла руку и шаловливо растрепала ему волосы.

Потом нежно провела ладонью по груди.

— Ваш брат меня боится, капитан… Скажем, ты, герой-мужчина, а ведь тоже был настороже.

— Немного, — улыбнулся Ярослав.

— Вот видишь… Все мы запуганы, капитан. Но это я уже в другом, глобальном смысле. И каждый день вокруг меня духовные кастраты-импотенты, расчетливые дельцы либо хлюпики-слюнтяи вроде Янковского в «Полетах во сне и наяву». Видел?

— В море, наверно, был…

— Как родить мне от такого? От мокрицы не забеременеешь орлом… А теперь скажи: я хочу, чтоб у тебя был мой ребенок. Для меня, так важно, чтоб ты это произнес.

Капитан послушно повторил.

Наступило утро.

Еще не открыв глаза, Ярослав знал, что Ремиды нет рядом. Он испугался, почудилось, будто приснилось, рывком приподнялся и услышал ее голос:

— Самовар закипает, и завтрак ты заработал, капитан…

Потом они отправились гулять, деревню осмотрели, спустились к озеру. Купаться не рискнули, подул холодный ветер, а небо было ясным, в затишье ласково их лиц касалось солнце, покой и умиротворение как будто поселились в тронутой багрянцем окрестной чаще.

Они собирались уезжать, когда пришел проститься и благодарить за мясо сосед, высокий, костистый старик с висячими, как у запорожца усами.

— Знакомься, Ярослав, мой добрый опекун и друг-товарищ, дядя Нестор, — представила Ремида. — Был лесником, берег природу, теперь вот арендатор. Пока один, но сыновей уже из Рыбинска сманил. Приедут скоро.

— А завтра уж, Ремидушка, и будут, — сказал старик и ласково взял женщину за локоть. — А то останьтесь на денек, с сынами познакомлю.

— Дела, Нестор Иванович, Москва нас ожидает, а капитану и подавно уже невмочь, Министр его желает завтра видеть.

— Тогда конечно, — согласился дядя Нестор. — Каждому свое…

— Привет твоим сынам, увижу их позднее. Пусть засучают рукава и истребляют дух разрушения, который с таким тщанием прививали крестьянству. А нам пора…

У Синего камня остановились. Камень был большой и необычного цвета, рядом высился треножник, а на нем доска с надписью: «Этот камень — олицетворение Бога Ярилы. В 1778 году как предмет языческого культа сброшен в озеро. Но через 70 лет снова оказался на берегу».

— Озеро, небось, отступило, — сказал капитан.

— Нет, — серьезно сказала Ремида, — это бог Ярила вынес его обратно.

— В этих краях и не такое возможно, — усмехнулся Ярослав.

— Я рада тому, что начинаешь верить в чудеса, — просто сказала она.

До Москвы доехали без приключений. По Ярославскому шоссе, проспекту Мира на Садовое кольцо. На площади Восстания Ремида кивнула направо.

— Вот в этой хижине я и живу, — сказала она.

«Ни хрена себе избушка», — подумал капитан.

— Как раз напротив ЦДЛ, — пояснила Ремида. — Еще здесь Театр киноактера и Дом архитекторов, а ниже — зоопарк и Красная Пресня. Ты был в ЦДЛ?

— Что это означает? — отозвался на вопрос вопросом капитан.

— Дом литераторов… Бойкое довольно место. Когда-то там масоны заседали.

Ярослав неопределенно хмыкнул.

— К литературе прямого отношения не имею, хотя книги в море читаю, Конецкого, например, и «Кануны» Белова. А что до масонов, то их у нас и на флоте хватает, среди береговых опекунов, естественно, не в океане.