Robert van Gulik - Убийство в лабиринте Страница 5

– Веди нас в твою тюрьму!

В левом крыле управы, за пустой казармою для стражи они обнаружили довольно поместительную тюрьму. Видно было, что в камерах уже долгое время никто не сидел, но двери по-прежнему затворялись надежно, а окна были забраны железными решетками.

Цзяо Дай затолкал смотрителя в маленькую камеру и запер дверь.

Судья Ди молвил:

– А теперь поглядим, что творится в зале заседаний и в канцелярии.

Цзяо Дай снова взял в руку бумажный фонарь; без труда отыскали двойные двери зала заседаний. Цзяо Дай толкнул их, и они открылись, скрипя ржавыми петлями.

Перед ними предстало обширное и пустое помещение. Толстый слой пыли и грязи покрывал каменные колонны, на которых держался потолок, паутина заткала стены. Вспугнув откормленную крысу, судья Ди взошел на помост и с печалью посмотрел на выцветшее и рваное красное полотно, которым была накрыта скамья.

Судья подозвал Цзяо Дая, затем обошел скамью и отодвинул складную ширму, прикрывавшую дверь в личный кабинет уездного начальника. Поднялось облако пыли.

Кабинет был пуст, если не считать колченогого стола, кресла со сломанной спинкой и трех деревянных скамеечек.

Цзяо Дай открыл дверь напротив, и оттуда в комнату хлынул затхлый воздух. Вдоль стен архива возвышались стеллажи, на которых стояли зеленые от покрывавшей их плесени кожаные коробки с документами.

Судья Ди покачал головой и пробормотал:

– Архив содержался в прекрасном состоянии.

Он распахнул дверь в коридор и молча вернулся обратно во двор. Цзяо Дай освещал ему путь бумажным фонариком.

Ма Жун и Цзяо Дай заперли всех пленников в тюрьме, в казарме уложили трех мертвецов. Тем временем слуги судьи Ди под присмотром домоправителя разгружали багаж. Домоправитель сообщил судье, что жилые покои в глубине управы пребывают в порядке и чистоте. Бывший начальник оставил их в лучшем виде: полы подметены, мебель починена и вычищена. Повар принялся разводить огонь в очаге.

Судья Ди облегченно вздохнул: по крайней мере семья не останется без пищи и крова.

Тогда он приказал десятнику Хуну и Ма Жуну отправляться отдыхать; оба сыщика раскатали свои циновки в соседней с судейскими покоями комнате. Затем Ди сделал знак Цзяо Даю и Дао Ганю следовать за ним в его неприбранный кабинет.

Дао Гань поставил на стол две зажженные свечи.

Судья Ди осторожно уселся в шаткое кресло. Два его помощника сдули пыль со скамеечек и тоже сели. Судья оперся руками о стол, и на какое-то время воцарилось молчание.

В неверном свете свечей вместе они являли собой удивительное зрелище: все трое в коричневом дорожном платье, рваном и грязном после схватки с разбойниками, а лица казались особенно измученными и осунувшимися.

Затем судья молвил:

– Друзья мои, время позднее, и все мы проголодались и устали. Однако не могу не поговорить с вами о странных вещах, с коими мы здесь столкнулись.

Дао Гань и Цзяо Дай кивнули головами в знак полного согласия.

– В удивительное место попали мы, – продолжил судья Ди. – Предшественник мой прожил здесь три года и оставил нам свои покои в отличном состоянии, однако зал заседаний выглядит так, словно им никогда не пользовались, а всех служителей управы он распустил по домам. И хотя к нему послали гонца с вестью, что я прибуду к вечеру, его превосходительство Гуан покинул управу, не передав мне даже записки, а уездные печати доверил этому прохвосту смотрителю. Другие же чиновники уезда просто не обратили внимания на наш приезд. Как можно объяснить все это?

– Не кажется ли вам, ваша честь, – молвил Цзяо Дай, – что здесь готовят бунт против императорской власти?

Судья Ди покачал головой.

– Нельзя не признать, – сказал он, – что улицы пустынны и лавки заперты в необычно ранний час. Но не видно никаких признаков беспокойства или военных приготовлений. Эти люди на улицах не проявляли враждебности, им просто ни до чего не было дела.

Дао Гань в задумчивости потеребил три длинных волоска, что росли из бородавки на его левой щеке.

– На какое-то время мне показалось, – заметил он, – что эту местность опустошила чума или иная моровая зараза, однако, присмотревшись, я не заметил никаких следов паники, и люди спокойно покупали еду у уличных разносчиков.

Судья Ди вычесал пальцами несколько сухих листьев из своих длинных бакенбард, помолчал немного и сказал:

– Предпочитаю не расспрашивать об этих загадочных обстоятельствах здешнего смотрителя. Судя по его лицу, это законченный мошенник.

В кабинет вошел домоправитель в сопровождении двух слуг, из которых один нес на подносе пиалы с рисом и супом, а другой – большой чайник.

Судья повелел отнести рис и пленникам в тюрьму.

Пищу поглощали в молчании.

Доев наскоро приготовленный рис и испив пиалу чая, Цзяо Дай в глубокой задумчивости теребил усики. Неожиданно он изрек:

– Не могу, господин, не согласиться с Ма Жуном, что напавшие на нас грабители не были настоящими разбойниками. Почему бы нам не спросить у наших пленников, что здесь происходит?

– Великолепная мысль! – воскликнул судья. – Узнайте, кто их предводитель, и доставьте его сюда.

Вскоре Цзяо Дай вернулся, ведя на цепи не кого иного, как того самого бандита, который пытался поразить судью Ди копьем. Судья внимательно оглядел разбойника: это был крепко сложенный человек с простым, открытым лицом. Он скорее походил на мелкого лавочника или ремесленника, чем на разбойника с большой дороги.

Когда тот встал перед столом на колени, судья Ди отрывисто приказал:

– Назови свое имя и занятие!

– Фан мое ничтожное имя, – почтительно ответил вожак. – До недавнего времени был кузнецом в городе Ланьфане, где мой род проживает уже несколько поколений.

– Почему же тогда, – спросил судья Ди, – ты предпочел презренную жизнь грабителя своему древнему и почтенному ремеслу?

Фан опустил голову и молвил печально:

– Виновен в грабеже и в покушении на убийство. Сознаю, что достоин смертного приговора. Сознаюсь в своей неоспоримой и не требующей доказательств вине. Стоит ли вашей чести утруждать себя дальнейшими расспросами?

Глубокое отчаяние звучало в словах Фана. Судья Ди спокойно сказал:

– Я не вынесу приговора, пока не выслушаю всю историю от начала до конца. Говори и отвечай на мои вопросы.

– Я, ничтожный, – начал Фан, – был кузнецом более тридцати лет, унаследовав ремесло от своего отца. Я, и моя жена, и наши дети – сын и две дочери – жили счастливо и спокойно, и чаша с рисом всегда стояла на нашем столе, и свинина гостила на нем не только по праздникам. Счастье улыбалось мне, как я полагал, но в несчастный день люди Цзяня приметили, что мой сын – крепкий юноша, и заставили его поступить к ним на службу.

– Кто такой этот Цзянь? – перебил Фана судья Ди.

– Проще сказать, чем этот Цзянь не является! – горько ответствовал кузнец. – Более восьми лет он самовластный хозяин в нашем уезде. Половина земель принадлежит ему и добрая четверть всех лавок и домов в нашем городе. Он здесь начальник, судья и воевода в одном лице. Не было недели, чтобы он не посылал подношений чиновникам областной управы, что в пяти днях езды от нас. Он сумел убедить их, что, если бы не он, орды варваров давно бы пересекли границу и опустошили наш край.

– И как мои предшественники смирились с таким положением дел? – спросил судья.

Фан пожал плечами и ответил:

– Уездные начальники, которых назначали в Ланьфан, вскоре приходили к выводу, что для них будет и проще и безопаснее оставаться в тени, позволив заправлять всем Цзяню. Покуда начальники соглашались быть марионетками в руках Цзяня, тот посылал им богатые подарки каждую луну. И они жили в мире и довольствии, в то время как народ страдал.

– Твой рассказ, – холодно заключил судья Ди, – звучит лживо. К несчастью, порой случается так, что в отдаленных уездах местный тиран присваивает себе власть и, к вящему несчастью, порой начальство примиряется с подобным беззаконием. Но ты не заставишь меня поверить, человек, что на протяжении восьми лет все уездные начальники один за другим соглашались быть игрушками этого Цзяня.

С грустной усмешкой Фан отвечал:

– Значит, Ланьфану повезло меньше прочих! Лишь один из всех начальников, тот, что был здесь четыре года назад, восстал против Цзяня. Через две недели тело его нашли на речном берегу, и горло его было перерезано от уха до уха.

Судья Ди внезапно наклонился вперед. Он спросил:

– А имя этого начальника часом было не Бань?

Фан утвердительно кивнул.

– Как сообщили в столицу, – продолжил Ди, – судья Бань погиб в стычке с кочевыми уйгурами. В то время я был в столице. Я помню, что тело его доставили со всеми военными почестями и что посмертно Баня произвели в ранг наместника.