Сергей Сибирцев - Московские этюды Страница 5

Семья жила из трех человек: мама, папа и Остапчик. Звучным именем мальчишку нарекли, - папаша утверждал: в честь его любимого книжного героя, который в кино был грузин и исключительно сыграл Остапа Бендера, ближайшего родственника турецкого султана. Если папа с апломбом говорил эту версию при интеллигентных маминых гостях, то мама первая мило смеялась, а сама со всей супружеской строгостью во взгляде сверлила чудившего папашку.

В общем, русская семья жила дружно. Как тогда говорили интеллигентно. По утрам дружно поглощали манную кашу. По праздникам - с изюмом. Случалось, едали и гречневую. И даже с маслом. Иногда. Со сливочным, коровьим. Чаще было опасно. Потому что со сливочным даже приевшаяся манная потреблялась чертовски споро, с примерным солдатским аппетитом.

Грязную посуду мыл папашка. Как самый сильный. Кашу варила мама. Как самая слабосильная по природной конституции и по конституции тридесятого государства. И потом, мама умела мешать ложкой как следует. Зато Остапчик сосредоточенно выковыривал из всех тарелок черные изюминки. В изюминках жили витамины. Витамины Остапчику полагались по возрасту. И в придачу Остапчик учился у Нины Семеновны, которая называлась учительницей 2 "Б".

У Фаины Семеновны жил классный журнал с фамилией Остапчика. И Фаина Семеновна, как настоящий выбранный президент могла зловеще воспитательно усмехнуться, когда Остапчик чего-то мямлил у черной и страшной доски, чтоб законной своей волей вдруг нарисовать напротив фамилии Остапчика пузатую оценку.

Пузатая оценка называлась ужасно: двойка! И все равно, Фаина Семеновна педагогическим (с высшим образованием) голосом укоряла пунцового застрявшего Остапчика:

- Тебе, милый мой, в специнтернате... А я тут с тобой! Им за это деньги платят...

А ученик 2 "Б" класса обыкновенной столичной школы Остапчик вдруг со всей зрительной отчетливостью вспоминал, как сегодня утром, праздничным утром, - у мамы день рождения! - он тщательно выедал все вкусненькие изюминки, даже у мамы... чтоб стать очень умным, чтоб принести маме подарок... и совсем не пузатую ужасную двойку, а наоборот - четыре, а может и на целую пятерку ответить, как Венька, сосед.

Остапчик переживал по честному. Со слезою и с этими, которые хлюпают, которые в носу... Потому что Фаина Семеновна наконец-то разрешила:

- Сопли-то, сопли-то распусти-ил! Мужчина, прости господи... Иди уж, иди. Наплодят недодел...

И Остапчик понуристой стариковской походкой возвращался на свое место с торжествующим Венькой. Остапчик плелся и соглашался со своей первой в жизни учительницей: да, он не доделал домашнее задание, потому что, потому что... Эх, скорее, скорее, вырасти, чтоб взрослым!

Вот такая не слишком задорная школьная жизнь случилась у Остапчика.

Жизнь у папы Остапчика была самая настоящая взрослая. Он работал на взрослой работе. За работу полагалось получать деньги. Они назывались: аванс и получка. Если аванс и получку сложить вместе, то в ответе получалась зарплата.

- На папину зарплату можно прожить две недели, а потом совершенно спокойно можно класть зубы на полку, - это так мама шутила.

Мама у них веселая, неунывающая, а папин друг Жора считает: папе просто повезло, потому что отхватить, то есть, пардон, увлечь такую женщину, с такими сказочными внешними данными, которые ни пером описать... с его-то итээровской стипендией!

Трудится мама в поликлинике. Мама еще давно выучилась на средний медицинский персонал. Ее работа называется совсем по-домашнему: медицинская сестра. И еще маме разрешили мыть полы на работе. Она санитарка на полставки. Остапчику больше нравится второе название маминой работы, потому что оно такое солидное и чуточку страшное.

У них в классе есть санитар Верка.

Однажды утром ответственная за санработу рыжая дылда Верка прямо у дверей класса начала заедаться на Остапчика, толкала его в грудь прямо в солдатский значок и сварливо спрашивала:

- Ты что такой дурак с такими ногтями? Я ответственная за санитарное состояние всего класса! А ты специально, да, специально? У-у, какой грязнуля-пачкуля! - это глазастая Верка обнаружила у Остапчика под ногтями красивую черную кайму.

Остапчик, как взаправдашний ванька-встанька шатался от дурных толчков ответственной Верки. Переступал и удерживался, чувствуя себя боксером на ринге и совсем не ванькой-встанькой.

Остапчик молчком спрятал свои ногти в твердый кулачок.

Остапчику ужас как хотелось стукнуть своим твердым побелелым оружием по рослой физкультурной Верке... Уж он-то стукнет! Сразу не устоишь! Но будет сразу скандал. Будет педсовет Фаины Семеновны. Будет запись в дневнике через всю страницу, чтоб мама и папа явились завтра же, чтоб знали, какого они вырастили истеричного ребенка, место которому в специнтернате...

И потому-то насупленный Остапчик сказал веско:

- Сама дура. Отстань, Верка. А будешь пихаться... будешь... Вот! У меня складешок, поняла?

И Остапчик небрежно продемонстрировал свое настоящее холодное оружие, перочинный складень, папин подарок Остапчику на Новый год.

Оружие имело незначительный размер, как раз по ладошке Остапчика. Зато в складешке притаились: и шильце, и штопор, и два зеркальных лезвия. Одно настоящее, как у ножика, другое - странно кривое вовнутрь. Хоть и неказистое по величине, но оружие все равно впечатляло.

Папин подарок подействовал странным усмиряющим образом на вредную и неустрашимую деятельницу школьного санпросвета.

Верка отступила на мирный шаг, сжала свой ехидный тонкий рот в принципиальную гармошку и промолвила лишь одно загадочное слово: "Ага".

И Остапчик без дальнейших унизительных помех был пропущен в класс. Хладнокровие вместе со складешком на этот раз сослужили Остапчику добрую службу. Уже сидя на своем месте и отпихиваясь от приставалы Веньки, который канючил: чего это Остапчик показывал Верке? Пусть ему-у покажет... И что ему жалко, что ли?

Остапчику было не жалко вовсе.

Остапчика вдруг осенило: вызови его сейчас Фаина Семеновна к страшной черной доске, он со всей храбростью, которую он в себе ощутил и, которая как будто все прибывала и прибывала, так ответит ей домашнее трудное задание, что... что Фаина Семеновна ахнет в душе и сделает на лице благодушную снисходительную улыбку и медленно торжественно скажет:

- Милый мой, так ты же образованный мужчина... Милый мой, где же тебя раньше черти носили, а? Скажите на милость...

И, разумеется, Остапчик не скажет своей родной учительнице про свою тайну, про свой складешок-талисман. Все равно она не поверит в его волшебную папину силу. Пускай лучше она верит в своих чертей...

Как храбрый Остапчик задумал, так все в точности и свершилось.

И кислая застылая улыбка, и толстый медленный голос родной учительницы интересуется знакомыми чертями, и настоящая заслуженная оценка в самом дневнике.

Выводилась долгожданная оценка следующим престранным образом. Сперва ужасная ручка учительская экономно расположила в соответствующей клетке палку с полумесяцем, но, отчего-то стушевавшись, тут же установила прямо на скупом овале жердину, утолщила соседнюю и соединила их решительной прямой. Хватит, мол, и такой Остапчику...

Придирчивый чей-нибудь чужой взгляд вполне мог в этом исправленном рисунке заподозрить и такой нюанс: понятненько! Ос-тапчику вначале лепили трояк, но, пожалевши дурака, обстругали на четыре...

Но дома у Остапчика чужие и завистливые не поселялись, - дома жили и ждали мама и папашка, которые сразу все разглядели по справедливости.

Так вот, с дружбой и справедливостью и жила в славном тридесятом государстве самая обыкновенная русская семья.

Но где-то еще далеко от доброго этого дома уже шла злая война, там уже гибли чьи-то Остапчики...

В ту совсем неславную пору рушилось, растаскивалось древнее тридесятое государство.

И хорошо, что у мальчишки Остапчика, названного в честь погибшего дедушки: пал смертью храбрых с фашистскими ордами, - объявился тогда такой нужный талисман-оберег - папин складень.

СКАЗКА О РУССКОЙ ПРОСВЕЩЕННОЙ СЕМЬЕ

Жила и скучала на свете одна русская девка. Носила девка обыкновенное имя - Галя.

И скучала русская Галька, надо отдать ей должное, чрезвычайно скучно, без вкусности в глазах. Прямо от самого сердца было жалко за пропадающую за просто так девку.

Семья у девки жила интеллигентной столичной просвещенной жизнью: мать работала партийным писарем-корреспондентом, отец - целеустремленно из пятилетки в пятилетку вбивал в тупые студенческие лбы основы великой науки: диамат и научный ленинизм.

В один из скучных дней развитого сказочного общества пропадающая Галка близко сошлась характером с другой девкой, Жульеной, донельзя развитой и опытной.

Жулька-подружка воспитывалась тоже в культурной семейной обстановке: мать прямо с самого утрешнего гимна начинала клясть жизнь, свои нескончаемые хворобы ее, Жульку, которую она уже с первого класса определила в блудницы и называла по-иностранному - проститутка, а ежели муж, свободный художник, невзначай попадался на глаза, запускала в него различные бьющиеся и носильные предметы обихода.