Леонид Звмятин - Смерть приходит в розовом Страница 5

— С ее слов.

— Она же в полуобморочном состоянии, не может адекватно воспринимать действительность. Для нее все сместилось во времени и сжалось до предела того страшного мига, а вы пользуетесь этим вопреки всем процессуальным нормам, — с гневом возразил я.

— Что вы знаете о следственных методах и процессуальных нормах? — с насмешкой произнес он в ответ и хмыкнул.

— Кое-что, — я засунул руку в карман и вынул удостоверение. Пока дознание шло по горячим следам и дело не доходило до протокольных тонкостей, я не козырял местом своей работы. Но вот вынужден сделать.

— Вон как, уголовный розыск! — он еще раз хмыкнул, но уже без сарказма. — Тогда, пожалуйста, еще раз, но только подробнее: что привело вас сюда и все о дальнейшем ходе событий.

Я рассказал, как он и требовал, без утайки, почти досконально описывая каждый свой шаг. Промолчал лишь об увиденной мною в просвете женщине в розовом, ибо почему-то посчитал, что усугублю этим положение: он примет мои слова за выдумку, за стремление отвести подозрение от Татьяны.

Его явно не устраивало в моем рассказе лишь одно: нахождение оружия на момент преступления, ибо оно было принято приехавшими оперативниками от меня, а я настаивал на том, что убийца сначала выстрелил в жертву, а затем вложил пистолет в руки моей жены. Конечно, на его месте и я сомневался бы в предположениях, выдвинутых другими. Тем более, это не мог никто подтвердить. Остальные свидетели в один голос заявляли, что оружие находилось у Татьяны и затем во избежание неприятностей перекочевало ко мне. Они говорили то, что видели.

Водка оказалась действенным лекарством: истерика у Татьяны прошла, и она стала вполне адекватно воспринимать реальность. Этим сразу воспользовался Маврик, несмотря на мой протест по поводу преждевременности допроса. Тогда я попытался добиться разрешения поприсутствовать, на что он заметил:

— При виде вас она может замкнуться.

И все же я настоял на своем. Татьяна не замечала меня, так как я находился у нее за спиной. Да мне и не так важно было видеть выражение ее лица, основное — слова.

— Расскажите, как все произошло, — начал Маврик мягким голосом, похожим на умоляющий.

— Я и Валерий Васильевич… — она запнулась.

— Продолжайте, пожалуйста, — следователь — сама любезность. В кого только не перевоплотишься, дабы вызнать истину.

— Мы присели в беседке, говорили о пустяках. Он начал преподносить мне комплименты. Было приятно слышать нежные слова. Он опустился передо мной на колени и стал целовать мои руки. Я видела его глаза… — Татьяна вновь запнулась и смахнула пальчиками слезы. — В них стояли восхищение и любовь. А потом вдруг взгляд превратился в удивленный и следом в нем появился ужас. Лицо исказилось до неузнаваемости, и тут рядом с моей головой прозвучал хлопок. Боже!

— Вы видели, кто стрелял?

Татьяна молчала, уткнувшись в ладони.

Маврик приблизился к ней и сделал, в его понимании, некий психологический жест: успокаивающе провел рукой по волосам Татьяны и повторил вопрос.

— Нет, не видела, — и она затрясла головой.

— Может быть, это был ваш муж?

Провокационный вопрос заставил меня сжать кулаки.

— Мой муж? — Татьяна подняла голову. — Боже, он здесь! Что он тут делает?

— Как пистолет оказался в ваших руках? — гнул свое Маврик.

— Пистолет? Не помню, — в голосе Татьяны появилась плаксивость. — Помню лишь его лицо, искаженное ужасом, хлопок, кровь и больше ничего не помню.

— Может быть, вы сами стреляли в него в состоянии аффекта?

— Я? За что?

В этом направлении для следователя обозначился явный тупик. Но какое-то решение ему надо принимать. Наверняка оно будет далеким от Соломонова. Маврик вновь отозвал меня в сторону.

— В общем, так: ваша супруга — основная подозреваемая, буду добиваться постановления о заключении ее под стражу.

— Не вижу серьезных оснований, — возразил я.

— Для вас — пока подписка о невыезде, — ошеломил он следом.

— Спасибо, — с иронией поблагодарил я. — Выходит, у вас две версии. По первой — стреляла моя жена, хотя мотивов не видно, а по второй — я, так понимаю, из-за ревности.

— А что, такое не могло произойти? Затем вы вложили в руки буквально ставшей невменяемой жене оружие и сделались свидетелем.

В фантазии ему не откажешь, воображение на уровне.

— А не резоннее было бы мне смотаться побыстрее и подальше, тем более, лес рядом, ищи-свищи. И этот фокус с оружием проделывать не надо было бы: застрелил и убежал.

— Резоннее, — согласился он. — Вот поэтому вам пока подписка о невыезде. А еще резоннее — надо было своевременно делать жене комплименты, тогда, возможно, подобного не приключилось бы.

Оказывается, и с юмором у него все в порядке.

— Но есть еще одна версия, — попытался продолжить я полемику. — Убийство мог совершить кто-то третий, сейчас здесь не присутствующий.

— Вполне возможно, — согласился он, чтобы следом внести уточнение: — Но маловероятно. Мотивы преступления наверняка кроются в отношениях собравшихся тут, а значит, убийца среди вас.

Я хотел было возразить и рассказать о женщине в розовом, но, увидев надменность на лице Маврика, вновь понял: он воспримет мое, теперь уже запоздалое, сообщение как выдумку. Пришлось оставить пока при себе, возможно, важный факт. Доказательной базы у Маврика почти никакой, и Татьяну наверняка отпустят. А впрочем, пусть почувствует разницу между страстным любовником и тюремной баландой. Во мне опять заговорила ревность.

5

Наступившая ночь, как изощренный в своем ремесле заплечных дел мастер, пытала каждой минутой. Донимаемый невеселыми мыслями, я то ходил по пустой квартире, то падал на кровать и в бессилии мял руками подушку, то надолго застывал у окна и смотрел на небо, словно хотел по расположению звезд определить дальнейшую судьбу. Состояние души можно было сравнить с кораблем в штормовую погоду: бросало то в одну, то в другую сторону. Временами становилось невыносимо тоскливо от сознания того, что могу навсегда потерять Татьяну. За неимением настоящего убийцы ее могут сломать и превратить в преступницу. В эти мгновения полнился решимостью прямо утром отправиться по кабинетам высокого начальства в поисках справедливости. Но следом лезло ревнивое, в голове не укладывалось, что она могла изменить мне с неказистым на вид человечишкой лишь из-за его более высокого материального положения, и тогда я опускался до злорадства: «Так тебе и надо, шлюха». Но спустя немного появлялись робкие, оправдывающие ее поведение мысли. Чего там, ослабил я внимание к супруге, и верно заметил Маврик: комплиментами не баловал ее, они были редки, как дождь в пустыне, и там, где раньше наши отношения скрепляла любовь, теперь правила бал привычка — эта ржа семейной жизни. Забыл, когда в последний раз преподносил жене цветы.

Приходила и крепла надежда, что не все так черно, как рисовало воображение, и я вновь готовился встать на защиту супруги. Но следом сознание отравляли противоположные чувства, равновесие нарушалось, и так до самого утра.

К начальству я не пошел, оно само пожелало видеть меня. Заходя в кабинет полковника, я уже догадывался, о чем пойдет разговор.

— Ну что, отличился вчера? — сурово встретил меня начальник районного отдела милиции, показывая рукой на стул.

— Поступил как всякий нормальный мужчина.

— Ты что, на самом деле стрелял в него?

— Да я не о том, — в присутствии высокого чина позволил себе досадливо махнуть рукой. — Я о другом.

И пусть не хотелось, но пришлось все с подробностями выложить «отцу родному», иначе не понял бы.

Полковник после моего невеселого рассказа сочувственно покивал и сделал резюме:

— Мой батя, трезвенник и однолюб, говаривал так: «Баба — что лошадь: ослабь вожжи — завезет в чащу». Выходит, ослабил ты вожжи.

— Выходит, так, — согласился я.

— И что намерен дальше делать?

— Попробую убийцу настоящего отыскать, — выдал я желаемое.

— Ты, Шустов, — посуровел полковник голосом, — в это дело не лезь. Навредишь только себе и супруге. Своими занимайся.

— А что, можно своими заниматься? — не поверил я.

— А чего нельзя-то. Обвинение тебе не предъявлено, ты вроде как свидетель с подпиской о невыезде.

— Разрешите идти? — я поднялся со стула.

— Иди. Хотя погоди, — остановил он меня, уже было подходившего к двери. — Совет дам. С женой одним махом все не руби, не по-божески это — оставлять человека в беде, прояви великодушие. Сходи на свиданку, я устрою.

— Хорошо, — послушно согласился я, как будто это был не совет, а приказ, не подлежащий обсуждению.

Полковник обещание сдержал, и я получил доступ в следственный изолятор в тот же день.

Нас оставили одних, предупредив о продолжительности свидания. Татьяна сидела напротив меня с опущенной головой, осунувшаяся, подурневшая, потерявшая большую часть своей привлекательности. И наша встреча сейчас походила не на свидание двух некогда любящих сердец, а скорее напоминала пытку, где было неясно, кто жертва, а кто палач.