Красивая женщина умирает дважды - Анна и Сергей Литвиновы Страница 5

А так всем хорошо. Свекровь еще и хвалила:

– Молодец, что много гуляешь с маленьким. Он спит потом хорошо.

Еще б не дрыхнуть – не горечь, а вкусненького попил!

Бутылку, в которую свое сцеживала, Полина обычно сразу опорожняла. Но, когда в канун Нового года гуляла, задумалась (в голове вертелись бесконечные варианты салатов), забыла, машинально бросила в коляску. И вспомнила про «улику», только когда из парка выходила. Достала, начала поспешно выливать молоко – а тут вдруг дядечка подваливает. Солидный такой, седой, в пальто благородном клетчатом. Говорит строго:

– Ты что, дочка, творишь?

– Ваше какое дело? – возмутилась Полина.

А тот еще суровее:

– Ты что это выкинула? Неужели грудное молоко?

– Чего вы пристали ко мне?!

– Бесхозяйственно!

– Вас не касается. Отстаньте.

Дед сразу сбавил тон, смотрит жалобно:

– Так я по всей Москве ищу, достать не могу!

Полина развеселилась:

– Зачем вам?!

– Катаракта у меня. Только оно и помогает!

Молодая мать хмыкнула:

– Чушь несете. Катаракту оперировать надо.

– Нельзя мне под нож. Сердце! А капель от этой хвори нет. Но добрые люди подсказали: молоко грудное поможет. Продай, будь человеком! Все равно выбрасываешь, а мне зрение спасет.

Полина задумалась. Дед мутный, конечно, но ей, что ли, жалко? Все равно выливает. Спросила осторожно:

– А сколько платить готовы?

– Десять тысяч.

– За бутылочку?!

Неплохие деньги – особенно, когда Новый год на носу. Купила б подарок себе лично, а то муж со свекровью вечно ей презентовали сковородки и прочие полезные в хозяйстве, но скучнейшие предметы.

А дед смотрит значительно:

– Десять тысяч за сеанс.

– Какой-такой сеанс? – опешила она.

– Ну, если в бутылке, продукт ценные свойства теряет. Молоко в глаз должно напрямую поступать. Из груди. Только тогда эффект.

Она пошла красными пятнами.

Вот извращенец проклятый!

А дед продолжает сладким голосом:

– Я тебе худого не сделаю. Можешь мужа с собой взять, чтоб охранял.

Полина даже дар речи потеряла на мгновение. А когда снова смогла говорить, заорала:

– Да пошел ты!

Схватила коляску, заторопилась прочь.

Дед не отстал – рядом плетется, причитает:

– Ну, пожалуйста! Спаси! Я… я тебе по пятнадцать тысяч буду платить!

По счастью, впереди подростки идут, галдят. Полина крикнула во весь голос:

– Парни! Сигаретка есть?

Молодняк притормозил, заржал:

– А тебе не вредно, мамашка?

Но полезли, сердобольные, за куревом. Поля вместе с коляской затесалась в их толпу и даже, чтоб из роли не выходить, сделала пару затяжек омерзительным никотином.

Извращенец больше ее не преследовал, но Полине весь вечер даже дома было противно и страшно. И мидии в маринаде (свое фирменное новогоднее блюдо) она на нервной почве жестоко пересолила.

* * *

Тридцать первого декабря Юра Стокусов крепко принял на грудь. Новый год на подходе, а старый-то проводить надо как следует, чтоб не обиделся!

Машка притворялась, будто водки не хочет, но злющими глазюками так и зыркала. Завидовала – оно и понятно. Выпить всякому хочется, да и надоело ей давно с пузом таскаться. Но на то оно и бабье дело: детей вынашивать, мужика обхаживать. Тем более семью он обеспечивает, вчера получку принес и даже тринадцатую зарплату.

Машке, правда, все мало. Москвичка она у него, с фанаберией. На шубу норковую копит, квартиру трехкомнатную в ипотеку мечтает взять: тесно ей в «двушке» втроем, с отцом его парализованным. На все ради денег готова, непорядочная.

Юра только за стол присел – сразу грузить начала. Кран на кухне течет, хлеба в доме ни крошки.

– Так сходила б сама за хлебом! – упрекнул.

– Скользко! – заверещала. – Хочешь, чтоб я маленького потеряла?

– А ночами гулять нормально?

– Когда сухо, можно. А сегодня опасно – гололед!

– Ну, курьера тогда вызывай.

– Тебе, что ли, сложно? Все равно мимо магазина шел!

Как по нему, насчет хлеба в семье должна женщина думать. Даже если беременная. И если гололед. Но спорить не стал. Молча жахнул первую. Горло ожгло, хрустящий огурчик хрустнул, истек соком.

– Не чавкай! – снова придралась Машка.

– Закусь тогда порежь. Если хочешь, чтоб все культурно было, – сказал он миролюбиво.

– Надо дела сначала сделать по хозяйству, а потом водку жрать!

Больше пререкаться не стал. Сгреб бутыль, стакан, банку с огурцами. Ушел с кухни в залу. Когда, наконец, закончится беременность Машкина, придирки ее бесконечные. Потом, правда, недосыпания начнутся, колики у младенца… Вот почему так нескладно! Еще год назад даже мечтать не мог: свобода, и женщина своя, и деньги какие-никакие. А случилось – и все равно не радостно.

Машка осталась на кухне, гремела остервенело посудой. Никакого ужина не захочется.

Хозяйничать подруга не умела, вечно у нее то масло брызнет, то картошка прижарится настолько, что сковородку выбрасывать. Вот и сейчас: что-то грохнуло, Машка визгливо ругнулась. Отставил со вздохом рюмку, выглянул. На полу – дуршлаг и брызги, подруга в слезах. Мыслимое ли дело – воду с пельменей без приключений слить не может! Да и вообще разве дело: к новогоднему столу покупные пельмени варить?

Молча подошел, поднял утварь, пол вытер. Но ей опять не так. Верещит:

– Тебе лишь бы пол чистый! А что у меня на душе – плевать!

Покорно спросил:

– Что твоей душеньке угодно? Говори.

– Кра-аба хочу. И та-апочки пушистые на Новый год.

Хоть тут угадал.

Достал с верхней полки шкафа коробку, протянул:

– Вот, держи. Дед Мороз уже приходил.

Обожала его Машка всякие волосатые помпончики, кофточки, шапки – чтоб на них обязательно шерсть дыбом стояла.

Скинула крышку, схватила обувку, повеселела:

– Ой, какие миленькие!

– А то, – сказал гордо. – Специально самые волосатые выбирал.

Но начала босой ногой в тапочку тыкать – сразу понурилась:

– Не лезет. Малы. Ты какой размер брал?

– Тридцать восьмой.

– Так у меня сейчас тридцать девятый! Потому что отеки! Я ведь тебе говорила!

Вспомнил смутно: действительно что-то чирикала.

Сказал примирительно:

– Ну, потом, значит, поносишь. Когда отеки пройдут.

– Так я сей-ча-ас хочу!

Тапочку отшвырнула, снова в слезы, лицо злое:

– А краб где?

– Машенька! Краб натуральный – целая тыща за банку. Я сейчас схожу в магазин, крабовых палочек тебе куплю. Самых лучших!

– Нет! Это суррогат! Мне настоящий нужен! Вот вечно ты: даже подарка нормального сделать не можешь!

Честное-благородное, лучше б в пивную пошел. Или где-нибудь на вокзале сообразить на троих со случайными мужиками!

– Машка, Новый год скоро. Можешь хоть праздник не портить?

– Да не нужен мне праздник! – выкрикнула. – И ты не нужен!

Бегом в коридор, рвет дрожащими руками с вешалки шапку, куртку. Надо бы остановить: поздно, действительно