Арнальд Индридасон - Пересыхающее озеро Страница 50

— Наверняка покончил с собой, — предположил Мирослав. — Во всяком случае, так думали. Поговаривали также, что восточные немцы сами отправили его на тот свет, а кости выслали на родину диппочтой. Запросто могли так сделать. Посольская почта не проверялась, и мы посылали и получали все, что нам вздумается. Даже самые невероятные вещи.

— Или они сбросили его в озеро, — добавил Сигурд Оли.

— Единственное, что мне известно, — это то, что Лотар пропал и больше не появлялся.

— Вы знаете, как можно было исчезнуть?

— Мы думали, что он переметнулся.

— Переметнулся?

— Продался врагам. Как я, к примеру. Но немцы не такие милосердные, как мы, чехи.

— Вы хотите сказать, что он торговал информацией?

— Вы уверены, что денег за наш разговор не предполагается? — оборвал Мирослав Сигурда Оли. На заднем плане опять возник женский голос, который на этот раз звучал громче.

— К сожалению, нет, — ответил исландец.

Потом они услышали, как Мирослав что-то произнес, похоже, на чешском языке, а потом по-английски добавил:

— Я уже достаточно наговорил. Больше не звоните сюда.

И он бросил трубку.

Эрленд дотянулся до магнитофона и отключил его.

— Вот что ты за болван! — набросился он на Сигурда Оли. — Не мог наплести ему что-нибудь? Посулить десять тысяч крон? Что-нибудь?! Не мог подержать его еще на проводе?

— Эй, остынь, — обиделся Сигурд Оли. — Он больше не собирался ничего говорить. Ему нечего было нам рассказать. Ты сам все слышал.

— Приблизились ли мы к ответу на вопрос, кто лежал в озере? — вклинилась в разговор Элинборг.

— Не знаю, — ответил Эрленд. — Гэдээровский шпион и советское прослушивающее устройство. Очень даже подходит одно к другому.

— По мне, так все ясно как божий день, — заявила Элинборг. — Лотар и Леопольд — один и тот же человек, которого утопили в озере Клейварватн. Он чем-то провинился, и соратники решили избавиться от него.

— А женщина из молочной лавки? — напомнил Сигурд Оли.

— Она вообще ни при чем, — отмахнулась Элинборг. — Ничего толком не знала об этом человеке, только что он хорошо к ней относился.

— Может быть, Лотар использовал ее в качестве прикрытия в Исландии? — предположил Эрленд.

— Наверняка, — согласилась Элинборг.

— Мне кажется, что неспроста приемник привели в нерабочее состояние, прежде чем утопить вместе с покойником, — заметил Сигурд Оли. — Либо его уже давно не использовали, либо специально испортили.

— Я тоже обдумывала, обязательно ли такой прибор связан с посольством, — вмешалась Элинборг. — Или он попал в Исландию каким-то другим путем.

— Кому могло потребоваться ввозить сюда контрабандой аппарат для прослушки русского производства? — ухмыльнулся Сигурд Оли.

Они замолчали, думая каждый про себя о том, что это расследование выходит за рамки их компетенции. Они привыкли иметь дело с простенькими исландскими преступлениями. В них не было ни таинственных аппаратов, ни экономических консультантов, которые вовсе не консультанты, ни посольств иностранных держав, никакой «холодной войны», а лишь голая исландская действительность, рутинная, бедная на события и такая бесконечно далекая от перипетий остального мира.

— Мы не можем найти в этом деле какую-нибудь исландскую зацепку? — спросил Эрленд, просто чтобы прервать молчание.

— А что со списком студентов? — вспомнила вдруг Элинборг. — Мы ведь собирались составить такой список. Тогда и узнаем, был ли кто-нибудь из них знаком с нашим Лотаром. Нужно выяснить.

На следующий день Сигурд Оли явился со списком студентов, обучавшихся в ГДР с конца Второй мировой войны и до 1970 года. Сведения были переданы министерством образования и немецким посольством. Бригада Эрленда не торопилась. Они начали с тех студентов, которые находились в Лейпциге в шестидесятые годы и немного позднее. Дело шло неспешно. Параллельно они занимались другими расследованиями, которые им сбрасывали на стол, в основном взломы и воровство. Было установлено, когда Лотар поступил в Лейпцигский университет, — в пятидесятые годы. Но он мог зависнуть там и на более долгий срок, и полицейские хотели выяснить это наверняка. Они решили отмотать время назад, отталкиваясь от момента его исчезновения из посольства.

Договорились не звонить по телефону людям из списка, а неожиданно являться к ним домой. По мысли Эрленда, первое впечатление, произведенное внезапно пришедшими полицейскими, имело большое значение. Как на войне, молниеносная атака может сыграть решающую роль. Просто изменение выражения лица после объяснения причины визита, первые фразы…

И вот однажды, уже в начале сентября, бригада Эрленда добралась до бывших исландских студентов, обучавшихся в Лейпциге в середине пятидесятых годов. Сигурд Оли и Элинборг позвонили в дверь некой Рут Бернхардс. В соответствии с данными, которыми располагала полиция, эта женщина в течение полутора лет слушала лекции в Лейпцигском университете.

Она сама открыла дверь и до смерти перепугалась, узнав, что полиции от нее что-то нужно.

27

Рут Бернхардс смотрела то на Сигурда Оли, то на Элинборг и никак не могла взять в толк, что они из полиции. Сигурду Оли пришлось трижды повторить, пока она наконец не собралась с мыслями и не спросила, чего они хотят. Элинборг изложила суть дела. Было десять часов утра. Они стояли на лестничной площадке многоквартирного дома такого же типа, что и жилище Эрленда, разве что здесь было грязнее, ковер более вытертый и на этажах сильно пахло сыростью.

Удивление Рут удвоилось после того, как Элинборг объяснила, почему они пришли.

— Учеба в Лейпциге? — переспросила она. — Что же вас тут заинтересовало? Почему?

— Можем быть, зайдем внутрь ненадолго? — предложила Элинборг. — Мы не задержим вас.

Рут призадумалась, все еще пребывая в сомнениях, но потом открыла перед ними дверь. Они прошли в маленькую прихожую, а потом в гостиную. Спальни находились справа, а кухня за гостиной. Рут предложила им сесть и спросила, не желают ли они чая или чего-нибудь еще. Она извинилась и призналась, что ей еще не приходилось общаться с полицией. Женщина совершенно растерялась и застыла в дверях кухни. Элинборг решила, что приготовление чая поможет Рут собраться с мыслями, поэтому, к неудовольствию Сигурда Оли, приняла предложение. Он вовсе не собирался тут чаевничать и строил гримасы Элинборг. Она только улыбнулась в ответ.

Накануне Сигурду опять позвонил мужчина, потерявший жену и ребенка в результате аварии. Они с Бергторой только вернулись от врача, который сообщил им, что все складывается самым наилучшим образом, плод развивается хорошо, им не о чем беспокоиться. Однако слова врача не произвели должного эффекта. Он уже и раньше говорил им то же самое. Супруги сидели на кухне и обсуждали, не без некоторого трепета, будущее, и тут зазвонил телефон.

— Я не могу говорить с вами сейчас, — отрезал Сигурд Оли, поняв, кто его собеседник.

— Не хочу вас беспокоить, — извинился мужчина, всегда исключительно вежливый. Он держался ровно, тон его голоса никогда не менялся, спокойный, даже флегматичный. Сигурд Оли связывал это с действием успокоительных средств.

— Да уж, — согласился полицейский, — не беспокойте меня больше.

— Просто хочу поблагодарить вас, — сказал мужчина.

— Не стоит, я ничего не сделал, — возразил Сигурд Оли. — Вам не за что меня благодарить.

— Думаю, мне стало лучше.

— Хорошо, — прибавил Сигурд Оли.

На том конце провода молчали.

— Я ужасно по ним тоскую, — признался мужчина.

— Это понятно, — ответил Сигурд Оли, взглянув на Бергтору.

— Не хочу сдаваться. Ради них. Буду бороться за себя.

— Правильно.

— Простите за беспокойство. Не знаю, почему я вам все время звоню. Это было в последний раз.

— Ничего страшного.

— Я справлюсь.

Сигурд Оли уже собрался попрощаться со своим собеседником, как тот неожиданно бросил трубку.

— Как у него дела? — спросила Бергтора.

— Надеюсь, неплохо, — пожал плечами Сигурд Оли. — Впрочем, не знаю.

Сигурд Оли и Элинборг слышали, как Рут готовит чай на кухне. Потом она появилась с чашками и сахарницей и спросила, не нужно ли им молока. Элинборг повторила то, что уже сказала в дверях: они разыскивают студентов-исландцев, обучавшихся в Лейпциге. Еще она добавила, что, возможно, — это только предположение, повторила Элинборг, — кто-то из них связан с исчезновением человека в Рейкьявике в конце шестидесятых годов.

Рут слушала, не перебивая, пока в кухне не засвистел чайник. Она вышла и вернулась с чайником и печеньем на тарелке. Элинборг знала, что женщине, должно быть, около семидесяти лет, но она хорошо выглядела для своего возраста. Стройная, такого же роста, как сама Элинборг, волосы покрашены в каштановый цвет. Лицо вытянутое, взгляд серьезный, усиленный морщинами. Однако улыбка, которой она не часто баловала, была очень приятная.