Анатолий Степанов - День гнева Страница 50

- Я думаю, не подведет, - успокоил англичанин. - Нынешняя наша разболтанность не подвела бы.

- За организацию отвечаю я.

- Ты это ты. Но есть еще и исполнители. Сколько их у тебя?

- Отделение. Дюжина. Двенадцать. Вся твоя элита, Женя.

- Элита элитой, а для цепи не надо ли добавить? Прорехи закрыть, выходы закупорить, подходы контролировать. А?

- Вроде бы заманчиво, но толкаться еще будут. Чем больше людей, тем больше бестолковщины.

- Тогда действуй один, - поймал на слове англичанин.

- Ну, нет! Я все-таки начальник. Кто-то должен выполнять мои приказы.

Англичанину стало невмоготу сидеть за столом и он решил глянуть на Политехнический. Политехнический был ничего себе, в меру облезлый. Англичанин стоял у окна и осторожно касался холодного стекла горячим лбом.

- У тебя выпить есть? - спросил плейбой.

- Перед операцией?

- До операции - Дима загнул манжет пятнистой рубашки и сообщил глядя на спецчасы: - Двадцать, тридцать две. До начала операции одиннадцать часов двадцать восемь минут. В нашем распоряжении чистых восемь часов. И выпить, и отоспаться, Женя.

Англичанин молча последовал к так называемой деловой стенке, остановился у деревянной дверцы и, найдя в связке нужный ключик, щелкнул замком. На трех полках стояли бутылки на любой вкус.

- Чего тебе? - спросил англичанин.

- Коньяку хорошего.

- Согласен. Он извлек из шкафа бутылку "Греми", два стакана, вазочку с конфетами и умело донес все это до письменного стола. Там и разлил по полстакана. По сто двадцать пять. Разом и без слов выпили. Сдерживая дыхание, развернули конфетки и удовлетворенно зажевали.

- Хотя так пить коньяк - свинство, - отметил Дима.

- Ты из себя передо мной аристократа не корчи. Англичанин уселся в свое кресло, привычно откинулся, в удовольствии прикрыл глаза. - Мы с тобой, Димон, друг друга и голенькими видели. Перед кем, но только не передо мной оправдывай свою плейбойскую одежду.

- Засуетился, да? - догадался плейбой.

- Давай по второй, - предложил-приказал англичанин, не открывая глаз.

Плейбой выкарабкался из кресла, строго соблюдая дозу, налил по стаканам, поднял свой на уровень настольной лампы, любуясь затемненно золотистым цветом коньяка, сказал:

- За то, чтобы это поскорей закончилось.

Выпив, англичанин вяло откликнулся на тост.

- В любом случае это закончится. Вопрос только - как?

- За удачу не пьют, Женя.

- Не пьют, ты прав, - согласился англичанин. - А так хочется, чтобы она была!

- Удача и есть удача. Ее всегда хочется.

- Не так, Дима. Завтрашняя наша удача - это спокойная и безбедная жизнь на все оставшиеся нам годы. А неудача...

- Неудачи не будет! - решил плейбой и уселся, наконец. - Давай без слов посидим и хоть минуток на пять словим кайф.

Сидели молча, ощущали, как по жилочкам растекается солнечное тепло и бодрая уверенность в том, что все будет хорошо.

- Все будет хорошо, - вслух выразил эту уверенность Дима.

- Дай-то Бог, дай-то Бог! - откликнулся англичанин.

- Про Бога - не надо, - попросил плейбой.

- Ты что, в связи с модой поверил в Бога?

- Поверил, не поверил, а лучше - не надо.

Англичанин ликующими глазами уставился на Диму. Догадался:

- Ты боишься, Димон.

- А хотя бы? - вызывающе ответил плейбой.

- Не стоит. Меньше ошибок наделаешь.

- Вот ведь повезло мне со старшим товарищем. Не успел он посоветовать, как я сразу перестал бояться.

- Не заводи себя, Дима. Истерику накатаешь.

- А может, мне сейчас нужна истерика?

- Ну, тогда валяй, - разрешил англичанин, и в тот же миг у плейбоя пропало желание истерической раскрутки. Он налил одному себе немного, на донышке - быстро выпил и понял вслух:

- А ты умеешь со мной.

- Умею, - согласился англичанин. - И не только с тобой. Поэтому и бугор среди вас.

- Ну, не только поэтому...

- Ты сейчас про моих высоких родственников заговоришь. Дима, отыгрываться не следует. Отыгрываешься, значит уже проиграл.

- Говорим, говорим, - плейбою опять надоело в кресле. Он выбрался из него и пошел гулять по ковровой дорожке. - А все оттого, что и ты боишься. Ты боишься, Женя?

- Боюсь, - признался англичанин.

- Кого?

- Всех.

- А конкретнее?

- А конкретнее - никого. Нет персонажей, которых я боюсь, Дима.

- По-моему, ты врешь. Я знаю кого ты боишься.

- Кого же я боюсь? - высокомерно спросил англичанин.

- Обыкновенного мента. Ты Смирнова боишься, Женя.

- Не Смирнова - Смирновых. Знаешь, их сколько?

- Марксистско-ленинская философия все это. "Единица - ноль!" процитировал поэта плейбой и, глянув на часы, предложил: - Бояться как раз надо единицы. Ну, я на явочную, на последнюю встречу с нашим Витольдом.

53

В неизменной униформе последнего времени - в каскетке, в куртке с высоким воротником, прикрывающим рот и щеки, Зверев вышел из явочной квартиры на Малой Полянке в половине одиннадцатого, а точнее - в двадцать два тридцать две, не торопясь и не проверяясь (знал, что его охранно ведут три прикомандированных к нему помощника) он дворами вышел к Садовому, прямо к остановке "Букашки". Долго ждал позднего троллейбуса. Троица неподалеку скучала в замызганном "Москвиче".

У метро "Парк культуры" были в пять минут двенадцатого. Трое из "Москвича" проследили как Зверев, выйдя из подземного перехода, пересек под путепроводом Комсомольский и через сквер направился к дому. "Москвич" на зеленый спустился к набережной и по малой дорожке проехав мимо международных авиакасс, свернул в помпезные ворота узкого двора. Рассчитано было точно: Зверев подходил к подъезду. Вошел. Водитель выключил мотор, и все трое расслабились в малом отдыхе перед дальнейшей работой. Однако правые свои ручки держали по-наполеоновски - чуть за бортами пальто.

Но опасна она, расслабка-то. Ствол с навинченным глушителем - возник у виска водителя совершенно внезапно, и голос с приблатненным пришептыванием посоветовал:

- Не рыпаться. Задним затылки сверлят. Ты ручки на приборную доску, а вы оба на сиденье перед собой.

Деваться некуда: трое исполнили, как приказано было. Тотчас были распахнуты дверцы, выдернуты из наплечных кобур пистолеты и тот же голос приказал:

- Выходить по одному. Ты - первый, водила.

Водила вышел и понятливо распластался на радиаторе. Его обшмонали основательно, завели руки за спину и защелкнули наручники. Такую же процедуру прошли и двое с заднего сиденья.

Во двор задом, а потому и медленно, въезжал воронок.

- Что здесь происходит?! - визгливым начальственным голосом прокричал с верха лестницы, ведущей в сквер, старичок-былинка с чистопородной левреткой на поводке. - Я - генерал-лейтенант КГБ и не позволю свершиться беззаконию в моем дворе!

- А в чужом? - тихо поинтересовался один из тех, кто открывал дверцы воронка. Но главный стремительно заглушил его, подобострастно доложив:

- Рэкетиров взяли, товарищ генерал!

- Добро, - похвалил генерал и, глядя, как задрав изящнейшую ножку, мочится на камень любимая собачка, добавил: - Так и действуйте в дальнейшем: энергично, решительно и без суеты. По-суворовски.

Молчаливые рэкетиры влезали в воронок.

...Казарян поднялся на четвертый этаж пешком. У обитой черным дерматином двери его ждали Сырцов и Коляша.

- Как клиент? - тихо поинтересовался Казарян.

- Успокоен, - доложил Сырцов.

- Тогда действуй, - разрешил Казарян.

Сырцов нажал кнопку звонка. Квартира, видимо, была большая - долго шел к двери Зверев.

- Кто там? - осведомился он неробко.

- Это я, Геннадий Сырцов. У меня к вами поручение от Смирнова, Витольд Германович.

Зверев распахнул дверь и увидел троих.

- Это еще что такое?

Коляша легонько толкнул ладонью хозяина квартиры в грудь и Зверев отлетел к середине прихожей. Вслед за Коляшей вошел Казарян и, щурясь от резкого электрического света открытой лампочки, сделал заявление:

- Есть о чем поговорить, Витольд Германович.

- О чем же, Роман Суренович? - поинтересовался дедуктивно определивший личность собеседника по-прежнему спокойно Зверев.

Казарян взглядом отыскал вешалку, а на вешалке - куртку с высоким воротником и каскетку. Пощупал куртку за рукав, примерил каскетку и, любуясь своим изображением в зеркале (каскетка ему шла), спросил:

- Вещички ваши, Витольд Германович?

- Мои, - подтвердил Зверев.

- А это - вы? В этих-вот вещичках. - Казарян выдернул из-за пазухи колоду фотографий и молниеносно - опытный картежник - распахнул ее почти идеальным веером. Скрывающий свое лицо Зверев при встрече с гражданином с Тверской. Зверев при посадке в троллейбус. Зверев у своего подъезда.

- Любопытно. - Зверев взял одну - ту, что про Курский вокзал и, внимательно ее изучив, добавил: - И ловко!

- Ловко-то, ловко, да в середине веревка, - в общем, ни к месту вспомнил старый солдатский анекдот Казарян, но все же выкрутился: - А на конце веревки вы, Витольд Германович. У вас магнитофон-кассетник в дому имеется?