Анна и Сергей Литвиновы - Ледяное сердце не болит Страница 51

– Почему не сделать это сейчас?

– Крыспондент! – укоризненно произнес Савельев. – Ты носишься среди ночи по Москве, потому что твою невесту похитили. Я сижу здесь, потому что на дежурстве. А все нормальные люди сейчас спят. И эксперты – в том числе.

– Бюрократы, – проворчал Полуянов. Ему было ужасно жаль отказываться от версии о том, что маньяк – Воскресенский: настолько стройно в нее ложились все факты, в том числе и последний – о похищении Жанны Ойленбург. – А может быть, – предположил он, – за Воскресенского мстит какой-то его родственник? Внешне похожий на него? К примеру, сын? Или брат?

Савельев покачал головой:

– У Воскресенского нет никаких родственников по мужской линии. Я его пробил: ни сына, ни брата у данного гражданина никогда не имелось. Был папаша, который скончался еще в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году.

– А по женской линии?

Майор заглянул в свой блокнот.

– Имеется мать, Воскресенская Галина Викторовна, сорок пятого года рождения. Проживает в городе Москве, Кантемировская улица, дом пятнадцать, квартира сорок восемь.

«Кантемировская улица, – подумал Дима, – это Орехово, телефон начинается на триста двадцать… Это ей я, похоже, звонил сегодня ночью… Это она первой сообщила мне, что ее сын скончался… – И тут у него вдруг молнией блеснул в мозгу новый поворот темы: – А может, это мамашка мстит за поруганную жизнь сына?.. Еще раз: лица похитителя я не видел. Только фигуру. А если маманя похожа на сыночка, да при этом еще мужиковата?.. Почему бы нет?.. Однако должно быть место, где он/она содержит похищенных… Не в городской же квартире на Кантемировской улице!..»

– Скажи, майор, – осторожно спросил Полуянов, – а у этой гражданки Воскресенской имеется дача или загородный дом?

– Ох, крыспондент, – вздохнул майор, – никак тебе не дают покоя эти Воскресенские… Ну, есть у нее садовый участок: поселок Оболдино, улица Главная, дом 4А. Дальше-то что?

– Близко от Москвы, – покачал головой журналист. – Очень удобно: оглушить или усыпить похищенного, да и отвезти туда. По пустой дороге езды полчаса.

– Ладно, Полуянов, обещаю тебе: съездят наши люди в этот адрес. И к мамашке Воскресенского на Кантемировскую съездят. Конечно, вряд ли чего найдут, но, единственно для того, чтобы твоя душенька была спокойна, – проверят.

– Вот спасибо… – пробормотал Дима.

– Ну, давай теперь, пиши объяснение: про очерк твой, про Воскресенского и про его связи с Бахаревым и Ойленбург.

– Выписывай мне повестку на допрос на утро, как обещал. Хоть раз прогуляю работу на законном основании.

Майор усмехнулся, однако уселся за стол и принялся писать. Журналист подошел к окну и поглядел сверху на пустынную улицу. Алела Кирина машинка, слегка уже занесенная снегом. Ветер закручивал по асфальту вихри пороши. Молочно-белые фонари светили столь одиноко и безнадежно, словно ночь никогда не кончится. Шел четвертый час пополуночи.

Опер сказал:

– Я тебе повестку на одиннадцать утра выписал. Все равно никто не поверит, что журналист раньше просыпается. Пойду отмечу ее передним числом, а ты пока пиши оду про своего Воскресенского.

Савельев уступил журналисту место за столом и вышел. Дима уселся и начертал на белом листе: «Я, Полуянов Дмитрий Сергеевич…» Воздел очи горе. Задумался, о чем писать и что оставить за кадром. И тут неожиданная мысль пришла ему в голову. Она была дикой, безрассудной, но чем больше он думал на эту тему, тем более реальной ему казалась его новая идея.

Он вскочил из-за стола, в возбуждении прошелся по кабинету, лавируя меж оперских столов. Версия ему нравилась, очень нравилась – но теперь было главным убедить в ней Савельева, потому что без его помощи он не смог бы сделать ровным счетом ничего.

Вернулся опер. Застал Диму бродящим по комнате. Глянул в листок, где была не докончена первая фраза, ухмыльнулся: «Н-да, высокая продуктивность…»

– Знаешь, Вася, – сказал заискивающе Полуянов. – У меня еще одна версия появилась. Ты только до конца дослушай.

– Да у тебя прям не голова, а Дом советов, – иронически бросил Савельев. – Идея хлещет за идеей.

– Может быть, – сразу взял быка за рога журналист, – за Воскресенского мстит его дружок? Как у них там, на зоне, бывает? Обязательно есть дружбаны – иначе не выжить.

Опер смотрел на Диму с нескрываемым скепсисом.

– И вот Воскресенский, – несмотря ни на что, продолжал Полуянов, – перед смертью дал своему другану наказ: найти его обидчиков и расплатиться с ними. А сам взамен чем-то с товарищем поделился – ну, например, сбережения ему свои завещал. И теперь кореш Воскресенского выполняет за него, умершего, его миссию: мстит.

–, Бескрайнее море кипучей фантазии, – иронически прокомментировал Савельев. – И что тебе от меня надобно, золотая рыбка?

– Позвони в колонию, где сидел Воскресенский. Выясни: с кем он там находился в близких отношениях.

– Ладно, позвоню, – кивнул майор.

– Давай звони прямо сейчас, – настойчиво молвил Полуянов.

– Ты что, сбрендил? Полчетвертого ночи!

– А у нас зоны-то где расположены? На Урале да в Сибири. Так ведь на Урале сейчас почти шесть утра, в Красноярском крае – восемь, в Хабаровском – одиннадцать. Самое рабочее время.

– Послушай, крыспондент: не выламывай мне руки. Я тебе сказал – позвоню, значит, позвоню. Но не сейчас.

– Ну, тогда я тебе объяснение про Воскресенского напишу не сейчас. Зачем тебе вообще про него что-то знать, если человек два года назад копыта откинул?

– Не надо шантажировать, – нахмурясь, сказал Савельев, – сотрудников милиции во время несения ими службы.

– Зачем шантажировать, слюшай, – откликнулся Полуянов почему-то с восточным акцентом. – Я думал, ты мне друг, поэтому к тебе через всю Москву ночью помчался. А ты для меня один звонок сделать не хочешь!..

– Господи, – поморщился майор, – да что у тебя за шило в заднице!

– Я, – раздельно сказал Дима, – хочу. Найти. Свою невесту. Как можно скорей. Пока с ней не сотворили то же, что с Бахаревой.

– Ладно.

Майор уселся за свой стол. Отодвинул едва начатое полуяновское объяснение. Открыл ключом ящик, вытащил оттуда блокнот. Полистал его. Нашел нужное. Затем выудил из стола толстенный справочник. Пошелестел страницами. Заметил:

– Повезло тебе, крыспондент. Колония, где отбывал наказание Воскресенский, находится под Якутском.

– Значит, плюс шесть часов, – невозмутимо откликнулся Полуянов. – Там сейчас около десяти утра.

Сверяясь со справочником, Савельев набрал многозначный номер. Потом проговорил в трубку:

– Привет, старлей. Это майор Савельев из Москвы тебя травмирует. Старший оперуполномоченный Первого Северного УВД. Можешь меня с начальником оперчасти соединить?.. А как его звать-величать?.. Он у вас, не подскажешь, человек новый или как?..

Выслушав ответы, опер прикрыл трубку ладонью и прошептал журналисту:

– Тебе повезло. Тамошний главный кум двадцать лет у них на этой работе.

Потом в трубке что-то проквакали, и тон Савельева стал более почтительным:

– Здравствуйте, Иннокентий Васильевич. – Дальше последовали процедура представления, короткий диалог о погоде и замечание майора: – Ну, с вашими якутскими морозами Москва никогда не сравнится… Я что звоню?.. Может, вы помните, отбывал у вас наказание такой Воскресенский… Да, я знаю, что два года как умер… Я потому и спрашиваю: какие у него отношения были с другими зэками?.. – Выслушав, задал новый вопрос: – А с кем он в корешках ходил?.. Так что ж, у вас оперчасть совсем не работала?.. Кисленков, говорите? Записываю: Иван Адольфович. Тоже москвич? А когда он освободился?.. Да, понял, спасибо…

Наконец Савельев положил трубку. Провел пальцем за отворотом свитера. Прокомментировал:

– Ох уж эти якуты!.. Хитрющие!.. Как настоящие чукчи, прости господи!.. Словом, был у нашего Воскресенского на зоне один дружбан: Кисленков Иван Адольфович, тоже из Москвы. Освободился через две недели после того, как Воскресенский, прости господи, преставился.

– Надо пробить этого Кисленкова, – задумчиво сказал журналист. – Где он сейчас?

– Слушай, давай без указаний, а, крыспондент? Мне начальников и без тебя хватает. Садись вон лучше за тот стол и доканчивай свою эпопею.

В начале пятого утра Полуянов вышел наконец из здания ОВД. Кажется, он сделал сегодня все, что мог. Все, что должен был.

Однако ни к каким результатам это не привело. Куча информации, ворох догадок. Стройные версии, под бульдозерным напором фактов обращающиеся в хлам…

К Наде он так и не приблизился. И спать хотелось смертельно. Почти сутки Полуянов был на ногах. Сейчас он приедет в квартиру Нади, примет в качестве снотворного семьдесят граммов водки и завалится спать хотя бы до полудня.

«А каждый час может отобрать у тебя Надю навсегда», – прошептал внутри чей-то ехидненький голос.