Терри Хейз - Я Пилигрим Страница 51

И вот прошли годы. Вновь глядя на озеро с подъездной аллеи, я понял, зачем вернулся сюда. Билл был мертв, но мне хотелось поговорить с ним.

Я подошел к старому дому. На лужайках стояли шатры для угощения простой публики, а входные двери были отгорожены канатами: только члены комитета и высокопоставленные гости с особыми пропусками могли пройти мимо охранников. Попасть внутрь было крайне затруднительно даже для хорошо обученного агента, но не для человека, проведшего в этом доме детство.

Позади хозяйственных построек я обнаружил открытую дверь в помещение для садовников. Я быстро прошел через нее и оказался в похожем на пещеру гараже.

На его дальней стене я дотянулся до полок с инструментами и нажал на спрятанную под ними кнопку. Целая секция полок со скрипом отошла в сторону, открыв ведущий в дом подземный ход. Он был выстроен отцом Билла якобы для того, чтобы иметь доступ в гараж зимой, а на самом деле совсем для других целей.

Если верить старой экономке, бравый полковник, завоевав Европу в составе Шестой армии и вернувшись домой, открыл новую кампанию – против горничных. Отец Билла учредил штаб на кушетке в своем кабинете, откуда хорошо просматривалась подъездная аллея. Это давало его очередной пассии достаточно времени, чтобы одеться и через потайной ход убраться в гараж еще до того, как законная супруга успевала войти. Экономка любила говорить, что эта тактика была настолько удачна, что ее хозяину следовало присвоить звание генерала.

Пройдя немного потайным ходом, я остановился и прислушался, не доносятся ли из кабинета какие-нибудь звуки. Все было тихо. Я повернул ручку и вошел в дверь, скрытую в отделанной под старину панельной обшивке.

У Грейс случился бы сердечный приступ, узнай она, что ее бесценный английский антиквариат и версальский паркет заменены на диваны, обшитые клетчатой тканью, и тартановый[10] ковер. Над приобретенным в каком-то замке древним камином, где некогда висела чудесная картина Каналетто, теперь красовался портрет нынешнего владельца дома в кругу его близких. Все члены семейства напряженно вглядывались в какую-то отдаленную точку, словно только что открыли Новый Свет. Для полного совершенства оставалось лишь нарисовать эту картину на угольно-черном фоне.

Под бдительными взорами членов семейства я пересек комнату и, открыв дверь, очутился в холле. Я услышал голоса – все великие и добродетельные собирались в гостиной для официальных приемов. Двое горилл у входной двери стояли ко мне спиной, поэтому не видели, как я поднялся по ступенькам. И тут на меня нахлынули воспоминания.

Рейдер не дал своему дизайнеру особенно развернуться на втором этаже, поэтому минувшие годы словно бы вдруг куда-то исчезли, и я вновь вернулся в пору своего детства. Кажется, я говорил, что этот дом был, наверное, самым тихим из всех, что я знал. Я прошел по красивому коридору и открыл дверь, ведущую в северную часть особняка.

Планировка комнат не изменилась. Я почти физически ощущал груз прошлого, глядя на большую гостиную, ванную, гардеробные и спальню, выходящую окнами на лес. В доме была еще дюжина таких же анфилад, но этой семья рейдера, по-видимому, не пользовалась.

Я молча стоял несколько долгих минут, погрузившись в воспоминания, а потом взгромоздился на кровать. Напротив был подоконник, куда садился Билл всякий раз, когда приходил поговорить со мной. Его лицо обрамляли темно-пунцовые буки из виднеющегося в окне леса. Фокус моего зрения расплылся, и, клянусь, я вновь увидел его как наяву.

Мысленно я сказал приемному отцу все те слова, которые не смог произнести, когда он был жив: в первую очередь поблагодарил за то, что он заботился обо мне, хотя у него не было передо мной никаких кровных или дружеских обязательств. Если небо существует, сказал я ему, там должно найтись место человеку, сделавшему так много для чужого ребенка. Я признался: если во мне есть что-то хорошее, то этим я обязан ему, а все дурное принадлежит исключительно мне самому. Сказал, что никогда не забуду его и что я мечтаю вновь пройти с ним под парусом, чтобы он мог гордиться мной. Я попросил у Билла прощения за то, что так и не стал для него сыном, которого он страстно желал иметь. Потом я сидел какое-то время неподвижно.

Если бы в этот момент кто-то вошел и увидел меня со склоненной головой, он подумал бы, что я молюсь. Наверное, я долго оставался в этой комнате, ибо в конце концов услышал звук скрипки. Две сотни долларов давали право не только участвовать в званом обеде, но и послушать камерный ансамбль. По-видимому, гости уже потянулись к угощению, поданному в шатрах. Я встал, бросил последний взгляд на свое прошлое и направился к двери.

Глава 28

Я поднялся по ступенькам и был уже на середине холла, в двадцати футах от входной двери и свободы, когда услышал женский голос:

– Скотт?… Скотт Мердок? Это ты?

Голос был знакомым, но я не хотел оборачиваться и продолжал идти к выходу. Еще несколько шагов, и я окажусь в безопасности, смешаюсь с толпой, собравшейся у дверей. Осталось четыре шага. Три…

И тут чья-то рука схватила меня за локоть и заставила остановиться.

– Скотт, ты меня слышишь?

Я обернулся и сразу узнал ее. К платью была приколота пурпурная розочка, значок члена комитета, и я сообразил, что должен был предвидеть: эта женщина всегда любила сады и непременно будет здесь. Именно это общее увлечение в свое время и сблизило их с Грейс.

– А, здравствуйте, миссис Коркоран, – сказал я, стараясь изобразить на лице улыбку.

Она была матерью Декстера – того самого подонка, с которым мы вместе играли в сквош, и мне довелось вытерпеть не одно мероприятие по укреплению командного духа, проходившее в ее доме.

– Не могу поверить своим глазам! Что ты здесь делаешь, Скотт?

– Да просто смотрю… Вспоминаю былые времена.

Ее глаза остановились на моем пиджаке и не нашли там бейджик с именем, который давал бы мне право на вход. Миссис Коркоран, по-видимому, страшно хотелось спросить, как, черт возьми, я прошел мимо охранников, но все-таки она решила не поднимать этот вопрос.

– Пойдем на обед, – предложила дамочка, беря меня под руку. – Мы обо всем поговорим, и я представлю тебя владельцу дома. Восхитительный человек! – Ее голос заговорщически понизился: – Знает о рынках абсолютно все.

Но я не сдвинулся с места и сказал с ноткой раздражения в голосе:

– Нет, спасибо, миссис Коркоран, я как раз собирался уходить. Я уже посмотрел здесь все, что хотел.

Миссис Коркоран взглянула на меня и, наверное, поняла, что этот визит для меня по-настоящему важен. Она улыбнулась:

– Ты прав, Скотт. Это было глупо с моей стороны. И забудь про хозяина. Если честно, он ужасный человек. А жена еще хуже: мнит себя декоратором.

Ее смех всегда был резким, как будто ломалось стекло, и он ничуть не изменился за эти годы.

Отступив назад, миссис Коркоран оглядела меня с ног до головы:

– Ты выглядишь хорошо, Скотт. Прожитые годы пошли тебе на пользу.

– Вы тоже, – сказал я в ответ, покачивая головой в фальшивом удивлении. – Почти не изменились.

И сам поразился: неужели я и впрямь несу всю эту муть? Но моя собеседница радостно кивнула – лесть и иллюзии были составными частями воздуха, которым она дышала.

Мы продолжали смотреть друг на друга, испытывая взаимную неловкость: ни один из нас не знал, что еще сказать.

– Как поживает Декстер? – спросил я просто приличия ради.

Тень замешательства появилась на туго натянутой коже ее лица.

– Странно… Грейс сказала мне, что написала тебе об этом.

Я не знал, что моя собеседница имела в виду.

– Я не общался с Грейс долгие годы. О чем она должна была написать мне?

– В этом была вся Грейс. – Миссис Коркоран попыталась изобразить на лице улыбку. – Равнодушная ко всему, что не касалось лично ее. Декстер умер, Скотт.

В первое мгновение я был в полном замешательстве: Декстер был сильным, здоровым парнем, вечно глумился над людьми… И вдруг – умер? Это не укладывалось в голове. Поскольку я всегда держался особняком и ни с кем не общался, а его не любили, остальные члены команды постоянно норовили объединить нас в пару. Так что мне больше, чем кому-либо другому, пришлось испытать на себе все его закидоны: швыряния ракетки и ядовитые насмешки.

Мать Декстера следила за моим лицом. Хорошо еще, что не пришлось притворяться: я действительно был ошеломлен. Она же пыталась сдержать слезы, а это было нелегко, если учесть, сколько кожи срезали ей пластические хирурги за эти годы.

– Я просила Грейс передать это тебе, потому что знала, как крепко вы дружили. Декстер говорил, что ты частенько приходил к нему за советом.